Обитатели заброшенного дома — художники и музыканты — живут коммуной. Обстановка и дух сквота переданы в спектакле с большой достоверностью
В поисках ответов на сегодняшние вопросы авторов и участников унесло далеко — кого к «детям цветов» в конец 60-х, кого к художникам московского подполья в конец 80-х. Обе работы объединяют пьянящая атмосфера абсолютной свободы и острое чувство ее утраты. «Зажги мой огонь», прощаясь с молодыми, не прожитыми жизнями своих героев — Джима Моррисона, Джимми Хендрикса и Дженис Джоплин, завершается безумным джем-сейшеном, словно утверждая: ничего не кончается, и каждое следующее поколение продлевает жизнь предыдущего, не дает умереть его лидерам и кумирам. «Сквоты» же, наоборот, о том, что все кончается, и вчерашние бунтари превращаются в чиновников и торгашей. Так или иначе, оба произведения — о свободе и об искушении благополучием. Одно в обмен на другое.
«Я хотел помочь людям!»
Драматург и журналист Саша Денисова сама похожа на своих героев — высокая, худая, угловатая, с падающей на глаза челкой, «веселыми раскосыми глазами» и большим чувственным ртом. Саша, рожденная в семидесятые, заражена рок-н-ролльным вирусом — ничего не стоит представить ее где-нибудь на Вудстоке с венком на голове и нездоровым огоньком во взоре. Впрочем, «Зажги мой огонь» — явно коллективное творчество, в рамках жанра, ведь рок-н-ролл не имеет авторства, он рождается в команде. Сашина команда — это режиссер Юрий Муравицкий, артисты Арина Маракулина, Алексей Юдников, Анна Егорова, Ильяс Тамеев, Михаил Ефимов и Талгат Баталов. Они легко перетекают из времени во время, из страны в страну, из роли в роль, изящно сталкивая свои реальные биографии с биографиями героев. И удивительным образом многое совпадает. Вот знаменитый эпизод из жизни Джима Моррисона: на одном из концертов он, в состоянии «особого» полета души, продемонстрировал восхищенной зрительской толпе свое протестное мужское достоинство. В спектакле «нашего» Моррисона допрашивает наш советский мент. Допрос идет на фоне фрагментов из советского мультфильма про Прометея, когда ворон пытает прикованного к скале героя. Скрючившийся на стуле Моррисон в сотый раз монотонно отвечает на вопрос милиционера «Зачем ты это сделал?!» — «Я хотел помочь людям! Я хотел помочь людям!» — глубоким задушевным баритоном произносит в мультфильме прикованный Прометей.
Арина Маракулина в образе Дженис Джоплин дает интервью каналу «Культура» и словно растворяется во времени, доходя в своей откровенности до самых интимных моментов жизни. Чьей жизни? Своей или той кудрявой бледнокожей девушки, что неслышно шевелит губами на черно-белой пленке?
Меняются декорации эпохи, меняются мода и музыкальные стили, меняются границы и политические строи, но стремление человека к свободе, как к недосягаемой мечте, остается таким же, как и пятьдесят, и сто, и триста лет назад.
В спектакле, конечно, много музыки, много живых голосов из тех ушедших, но не исчезнувших из памяти лет — надтреснутый фальцет Дженис Джоплин, дребезжащая гитара Джимми Хендрикса и полушепот-полукрик Джима Моррисона. Жизнь — как азартная игра, в которой даже смерть кажется очередной выдумкой, хулиганским фортелем типа нарисованного на мосту огромного члена. Актеры Театра.doc играют в чужие жизни, пытаясь структурировать свои — непрерывность времен ощущается ими физически. Они родились в начале семидесятых, когда от наркотиков, пьянства и прочей дури один за другим уходили из жизни их герои.
Про нас, которых нет
Сквоты — не слишком часто употребляемое слово. Поэтому надо объяснить: сквот — это заброшенный дом, заброшенное жилище, в котором самостийно поселяются художники и музыканты и живут там коммуной. Конец советских 80-х — уникальное время для зарождения свободных художественных форм; время, когда цензуры уже нет, а рынка еще нет; время расцвета всех цветов; время высокого романтизма и поэтической безответственности.
Создатели «Сквотов» режиссер Руслан Маликов, авторы и кураторы Юлия Овчинникова, Иван Лебедев, Всеволод Лисовский и Нана Гринштейн проделали грандиозную подготовительную работу, не хуже редакторов программы «Жди меня». Прошерстили все бывшие московские сквоты-тусы, добыли свидетельства очевидцев и участников, архивные фото и прочие документы, привлекли в качестве консультанта бывшего сквоттера, а ныне модного дизайнера Петлюру, восстановили по памяти и по сохранившимся видео несколько шумных перформансов. В общем, один за другим снимали наши «культурные слои», в которых, как известно, можно обнаружить и шедевры искусства, и грязные носки.
Создатели спектакля в процессе подготовки так его изменили, что сами не поняли, что же они такое сотворили. Энергетическая смесь разных форматов и приемов — от реальных интервью и читок с листа до выворачивающих душу исповедальных сцен — на наших глазах рождает новый театральный жанр, новую зрелищную форму. Как назвать? Хеппенинг? Перформанс? Зрители с самого начала — не просто зрители, а соучастники, попавшие в сквот в Трехпрудном переулке (собственно, один из популярных московских сквотов там и находился). Мы сидим вдоль обшарпанных стен кто на чем: на книжных полках по 17 рублей, на пыльном треснутом унитазе, на сумке с книжками. Артисты обращаются с нами, как с соседями и товарищами, и мы не чувствуем неловкости от случайного соприкосновения с придуманным, отрежиссированным миром. Нам в нем хорошо. Тем более что многих знаем — среди героев вполне могли оказаться и Марат Гельман, и Ольга Свиблова, и Олег Кулик, и Анатолий Осмоловский. Нас кормят борщом из огромной кастрюли, запах разносится по всей «квартире», нас поят водкой из пластиковых стаканчиков и чокаются с нами, как с друзьями. И лишь потом мы понимаем, что и борщ, и водка, и коллективная моча в эмалированном тазике, и пьяный в дым художник Гриша, рухнувший на пол, — это все реальные художественные акции, родившиеся в возбужденном мозгу тогдашних арт-радикалов.
Особую подлинность атмосфере придает участие поэта Андрея Родионова — трагического и насмешливого героя нынешнего андеграунда, совсем не похожего на тот, что остался за музейной перегородкой между вчера и сегодня.
Артистов тоже необходимо назвать: Ирина Вилкова, Дмитрий Волкострелов, Алексей Ильин, Григорий Калинин, Анна Котова, Александр Никитин, Александра Ребенок, Андрей Цисарук просто коллективный подвиг совершают. Существовать в нескольких измерениях одновременно и беспрерывно, не утонуть в собственных импровизациях, держать на своих плечах и на своих эмоциях такой объем чужих страданий, чужих разочарований, чужих иллюзий — для этого надо быть личностями уровня изображаемых актерами людей. И суметь разделить с ними участь свободно мыслящих изгоев. И не скурвиться, и не спиться. Как многие из тех реальных прототипов, что смотрели первые прогоны и морщились от брезгливости: «Это не про нас! Мы не были такими ублюдками! Мы были художниками!»
Нет, ребята, это про вас. В смысле — про нас.
Tweet
