Молодежные демократические движения в России практически сошли со сцены.Почему? И почему их украинским сверстникам повезло больше — им удалось застолбить за собой место в большой политике.Что не удалось в России и чем был обусловлен украинский успех — выяснял The New Times
Почему демократическая молодежь проиграла? Потому что повторила ошибки своих старших товарищей.
Всеобщая деморализация, наступившая после выборов 2003 года, дала возможность войти в политику молодым демократам, 20–25-летним активистам, которые раньше могли рассчитывать разве что на махание флагами за спинами вождей. Началась эпоха молодежной уличной политики. Массовый российский десант на киевском майдане, мечты об отечественной «Поре», смелые акции протеста — все начиналось здорово, и казалось, молодежная революция не за горами.
Однако «оранжевого» сценария в России не получилось. Основная причина заключается в том, что наша страна сегодня гораздо больше похожа на современную Беларусь, чем на Украину трехлетней давности. И предпосылок для революционных изменений у нас в общем-то не было.
Российская власть, несмотря на внутренние противоречия, показала значительную волю к консолидации ради сохранения статус-кво. Перед лицом возможной угрозы со стороны оппозиции она смогла сплотиться и предпринять ряд мер, фактически раздавивших протестное движение. С одной стороны, было создано сразу несколько молодежных прокремлевских движений, привлекательных для молодых людей с точки зрения материальных бонусов и будущей карьеры. С другой — полицейское давление на оппозицию постоянно увеличивалось, и революционная романтика обернулась в итоге вполне реальными уголовными делами, арестами и избиениями.
Кроме того, новое поколение демократов продемонстрировало, что «родовые травмы» в политике — далеко не миф. Объединение молодых демократов развалилось, едва появившись. И стало понятно, что выяснять отношения между собой представители новой волны любят ничуть не меньше старших товарищей.
Молодежные оппозиционные движения, появившиеся после 2003 года в избытке, так и не смогли стать массовыми. Идеи свободы не стали привлекательными для большинства наших сверстников, и молодежные лидеры не смогли стать достаточно убедительными, чтобы проломить эту стену непонимания.
Российский бизнес, непублично симпатизировавший молодежной волне на оппозиционном фланге, так и не нашел в себе смелости всерьез вложиться в молодых демократов. Прокремлевские движения в то же время купались в долларах, сыпавшихся на их головы из администрации президента.
Ну и, наконец, не оправдались надежды на поколение «детей перестройки». Казалось, что постимперский синдром и ностальгия по советскому прошлому — удел старшего поколения. Но кто мог подумать, что мое «свободное» поколение с таким энтузиазмом будет маршировать в футболках с портретами президента? Кто мог подумать, что мои сверстники захотят «железной руки» и конфронтации с Западом?
Возможно, объяснение этого феномена кроется в психологии конфликта отцов и детей. Поколение наших отцов разрушило «железный занавес» Советского Союза и подняло на свои знамена идеалы свободы. Наше поколение демонстрирует шокирующий цинизм и конформизм. А это значит, что наши дети будут не такими. И дай бог, чтобы на смену нам пришли романтики. Без поколения романтиков Россию ждет страшное будущее.
