130 лет назад, 4 (16) августа 1878 года, не известный широкой публике молодой человек Сергей Кравчинский ударом кинжала убил шефа жандармов Мезенцова. Один из первых террористов-народников, известный писатель Степняк-Кравчинский к концу жизни разочаровался в идее революционного террора
Покушение на Мезенцова произошло в самом центре Петербурга, на Михайловской площади (ныне площадь Искусств), среди фланирующей толпы. Вероятно, поэтому террорист избрал оружием не бомбу, способную поразить невинных случайных прохожих, а кинжал.
Убийство одного из высших чинов карательных органов России произвело необыкновенное впечатление на русское общество. Царь лично распорядился отыскать террориста. Но Кравчинскому удалось скрыться. Он оставался некоторое время в Петербурге и даже успел написать и издать брошюру «Смерть за смерть», в которой объяснил мотивы покушения на Мезенцова1. Он назвал Мезенцова «главой шайки, державшей под своей пятой всю Россию», обвинил в «кулаческой» расправе над заключенными, введении свирепого тюремного режима и так называемой административной ссылки, что было равносильно внесудебной расправе.
В конце 1878 года Кравчинский нелегально уехал из России. Это было не первое бегство за рубеж. Но на сей раз он покидал родину навсегда.
Жажда действий
Выходец из интеллигентной семьи (отец его был военным врачом), армейский подпоручик, а после выхода в отставку студент Лесного института, Кравчинский, перед которым открывалась возможность благополучной жизни чиновника, бросил институт и стал профессиональным революционеромпропагандистом. Позднее в очерках «Подпольная Россия» Кравчинский описал душевную смуту молодых людей того времени, вдохновленных революционными идеями, которыми была охвачена Европа, и мучимых вопросом «что делать», чтобы помочь «страдающему народу». «Хождение в народ» было ответом на этот вопрос, и Кравчинский, активный участник народнического кружка (на него, в частности, произвело большое впечатление восстание парижских коммунаров 1871 года), стал одним из тех, кто решил нести в крестьянскую массу революционное просвещение, и под видом пильщика он отправился в тверскую деревню. (Правда, был скоро выловлен, бежал из-под стражи и тайно вернулся в Петербург.) В этом смысле он разделил мечтания и заблуждения многих молодых русских людей того времени, искренне веривших в революционность народа и его стремление к свободе. И судьба его была такой же, как у многих. В 1874 году, скрываясь от полиции, Кравчинский впервые уехал за границу. В 1875 году он участвует в восстании славянского населения Герцеговины против турецкого ига2 , в 1877-м — в вооруженном восстании итальянских крестьян. Девять месяцев он провел в Италии за решеткой. Отпущенный по амнистии, объявленной итальянскими властями, весной 1878 года вернулся в Россию. Здесь Кравчинский принимает деятельное участие в работе «Земли и воли», налаживает подпольную типографию, пишет агитационные материалы, редактирует газету организации3.
Разочарованные неэффективностью «хождения в народ» вожди «Земли и воли» возлагают все надежды на террор, якобы способный пробудить народ и указать ему тех, кто повинен в бедах России. Одним из первых террористический акт совершает Сергей Кравчинский.
На чужбине
Может показаться по меньшей мере странным и неуместным, что сегодня, когда терроризм осужден мировым сообществом и объявлен самой бесчеловечной и наиболее опасной формой борьбы, мы чуть ли не с симпатией вспоминаем об одном из представителей этого движения. Но судьба Кравчинского — пример того, как преодолеваются радикальные революционные заблуждения и как расстаются с иллюзиями те, кто до конца жизни верит в возможность «народного счастья».
Эмиграция Кравчинского началась со Швейцарии. Здесь он писал статьи для русских журналов, много переводил. Благодаря его переводу «Спартак» Р. Джованьоли стал доступен русскому читателю.
Преследуемый царскими жандармами и в эмиграции (после убийства царя Александра II народовольцами 1 марта 1881 года правительство России требовало от европейских правительств выдачи Кравчинского), он вынужден был скрываться под именем Степняк, которое стало его литературным псевдонимом. Из Швейцарии он перебрался в Италию, где опубликовал серию очерков «Подпольная Россия»4, а в 1884 году — в Англию. В тяжелых условиях эмиграции Кравчинский пишет одну за другой несколько книг, каждая из которых — обвинение самодержавия и правда о русских революционерах-народниках, о которых он говорит как о людях благородных, бескорыстных и отважных.
«Подпольная Россия» произвела огромное впечатление в Европе. Она была переведена на одиннадцать европейских языков. Русский перевод осуществил сам Кравчинский в 1883 году. Книгу удалось нелегально переправить в Россию. «Подпольной Россией» заинтересовалась Э.Л. Войнич, будущий автор знаменитого романа «Овод». Войнич стала другом и соратником Степняка, черты личности которого она воплотила в образе Феличе Ривареса. Высоко оценили «Подпольную Россию» Марк Твен, Эмиль Золя, Альфонс Доде, а в России — И.С. Тургенев и Л.Н. Толстой. К этому времени Кравчинский еще полностью не избавился от террористических заблуждений. Он писал: «Нужно, наконец, примирить Европу с кровавыми мерами русских революционеров, показать, с одной стороны, их неизбежность при русских условиях, с другой — выставить самих террористов такими, каковы они в действительности, т.е. не каннибалами, а людьми гуманными, высоконравственными, питающими глубокое отвращение ко всякому насилию, на которое только правительственные меры их вынуждают».
В последовавших книгах «Россия под властью царей» (1885), «Русская грозовая туча» (1886), «Русское крестьянство» (1888) Степняк разворачивает широкую картину русской политической и экономической жизни: крестьянство, чиновничество, армия, общественная мысль, печать, земство, еврейские беспорядки, русские финансы... Насколько велик охват и какова глубина нарисованной им картины, можно судить уже по названию частей книги «Россия под властью царей»: 1. Развитие самодержавия (становление деспотизма, власть церкви, великий реформатор, освобождение крестьян). 2. Зловещие места (полиция, царский суд, политические процессы, Трубецкой бастион, Сибирь). 3. Административная ссылка. 4. Поход против культуры (русские университеты, среднее и начальное образование, деспотизм и печать, Россия и Европа).
Многие мысли Степняка-Кравчинского актуальны и сегодня, особенно те, что высказаны им в четвертой части книги «Поход против культуры». Он пишет об истоках коррупции, приводя слова Костомарова: «Обманывать правительство, похищать его средства, торговать правосудием и грабить земли, которыми им поручено управлять, превратилось для должностных лиц (читай — чиновников. — П.Г.)… в принятый, закоренелый и наследственный обычай». От высших чинов до низших — все воруют. Спасение от этой чумы писатель видел в передаче контрольных функций земству, местному самоуправлению, избираемому народом. Он выступает за подлинное отделение церкви от государства. Он видит пагубность передачи духовенству руководства начальным образованием. Его особенно волнует положение печати и свобода слова. Он отмечает «тот характерный и весьма примечательный факт, что всякий раз, когда правительство из-за финансовых затруднений или по политической необходимости вынуждено идти на какие-то преобразования, печать меньше всего выигрывает от этих перемен». Писатель показывает лицемерный характер введенного закона о печати 1885 года, на словах отменявшего предварительную цензуру, а на деле сохранявшего удавку на шее печати. Он приводит целый перечень секретных циркуляров, напоминающих сегодняшнее «телефонное право».
Жизнь нигилиста
Кравчинский был не только публицистом. В нем всегда жила тяга к художественному творчеству, и только обстоятельства политической борьбы заставляли его отдавать больше времени и сил публицистике. И все же в 1888 году он осуществил свой замысел — написал роман о русских революционерах. Так родился «Андрей Кожухов», самое известное произведение СтепнякаКравчинского, оказавшее большое влияние на молодые умы в России. Книгу, написанную на английском5, перевела на русский язык его жена. После «Андрея Кожухова» Кравчинский написал небольшую повесть о русских революционерах «Домик на Волге», роман «Штундист Павел Руденко» о преследуемых в России сектантах, несколько литературнокритических статей — о Тургеневе, Толстом, Гаршине, драму «Новообращенный»…
Важное место в лондонской жизни Кравчинского занимала общественная деятельность. Он был одним из организаторов (вместе с П. Кропоткиным) английского «Общества друзей русской свободы», редактировал издаваемый обществом журнал «Свободная Россия». В середине 1891 года на средства, собранные Кравчинским в Англии и Америке, был организован в Лондоне «Фонд вольной русской прессы». Фонд издавал произведения, запрещенные в России, а также нелегально переправлял их на родину.
Литературная, издательская и общественная деятельность принесли Кравчинскому широкую популярность, он обрел в эмиграции друзей из числа известных писателей и общественных деятелей. Его высоко ценили как человека целеустремленного, неутомимого, обаятельного, красивого. Вот что писал о нем его английский друг переводчик Вильям Вестолл: «Степняк — человек огромной физической силы и широкого умственного кругозора. Ростом он не выше 175 см, но у него плечи Самсона и железная рука, львиная шевелюра черных волос и густая черная борода. Его мужество необычайно. Ничто не может нарушить его невозмутимость в самые критические минуты. Его самообладание и хладнокровие лишены аффектации, внешне незаметны. Но и то и другое прошло горнило испытаний».
Прощание с иллюзиями
В 90-х годах XIX века Кравчинский был близок к деятелям социал-демократического движения Европы, его имя стоит под воззванием организаторов Международного социалистического конгресса. На эволюции его взглядов сказывается и дружба с Плехановым и Засулич. Вера Засулич писала ему осенью 1889 года: «Очень я была рада прочесть в Вашем письме, что Вы «подходите к нашей идее». Уж с какого хотите конца, только подходите»6. Уже с начала 90-х он отрицает террор как метод борьбы. В «Заключении» к первому и единственному при его жизни русскому изданию «Подпольной России» в 1893 году он критикует «якобинство» «Народной воли» и прямо пишет, что «терроризм как система отжил свой век», и признается, что индивидуальный террор — это реакция отчаяния в период «безусловной безнадежности». «Лозунгом нашего времени является... пропаганда».
Возвращение в Россию
Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский погиб случайно и нелепо 23 декабря 1895 года на 45-м году жизни. Переходя линию пригородной железной дороги, он не успел проскочить перед внезапно появившимся из-за поворота поездом. Похороны Кравчинского проходили при огромном стечении народа. На митинге выступили английский социалист Вильям Моррис, итальянский революционер Энрико Малатеста, Петр Кропоткин, Элеонора Маркс.
В Россию он вернулся только своими книгами. После революции 1917 года вышло собрание его сочинений, впоследствии неоднократно издавались «Андрей Кожухов» и «Домик на Волге». В 1964 —1965 годах вышла его главная книга «Россия под властью царей». Степняку-Кравчинскому отдавали должное как писателю и революционеру, но исследований его деятельности и взглядов было чрезвычайно мало — довлела традиция большевистской критики народничества. Большевики, кроме того, не признавали индивидуального террора — они, как известно, отдавали предпочтение массовому террору.
Сам Кравчинский, по свидетельству его многочисленных друзей, покушение на Мезенцова пережил как глубокую душевную драму, не любил вспоминать и никогда не рассказывал о нем.
Из прокламации С. Кравчинского в связи с убийством Н.В. Мезенцова: Мы, русские, вначале были более какой бы то ни было нации склонны воздержаться от политической борьбы и еще более от всяких кровавых мер, к которым не могли нас приучить ни наша предшествующая история, ни наше воспитание. Само правительство толкнуло нас на тот кровавый путь, на который мы встали. Само правительство вложило нам в руки кинжал и револьвер. Убийство — вещь ужасная. Только в минуту сильнейшего аффекта, доходящего до потери самосознания, человек, не будучи извергом и выродком человечества, может лишить жизни себе подобного. Русское же правительство нас, социалистов, нас, посвятивших себя делу освобождения страждущих, нас, обрекших себя на всякие страдания, чтобы избавить от них других, русское правительство довело до того, что мы решаемся на целый ряд убийств, возводим их в систему.
Оно довело нас до этого своей цинической игрой десятками и сотнями человеческих жизней и тем наглым презрением к какому бы то ни было праву, которое оно всегда обнаруживало в отношении к нам.
1) Мы требуем полного прекращения всяких преследований за выражение каких бы то ни было убеждений как словесно, так и печатно.
2) Мы требуем полного уничтожения всякого административного произвола и полной ненаказуемости за поступки какого бы ни было характера иначе, как по свободному приговору народного суда присяжных.
3) Мы требуем полной амнистии для всех политических преступников без различия категорий и национальностей, что логически вытекает из первых двух требований.
_______________
1 Убийство Мезенцова было местью народников за то, что он подписал смертный приговор студенту Ивану Ковальскому, организатору пропагандистского кружка в Одессе. За попытку отбиться от жандармов при аресте тот был приговорен Одесским военно-окружным судом к расстрелу.
2 Герцеговина входила в состав Османской империи.
3 «Земля и воля. Социальнореволюционное обозрение». Одним из авторов газеты был Г. Плеханов.
4 В миланской газете Pungalo («Жало»), а в 1882-м — отдельной книгой.
5 Издана в Лондоне под названием The Career of a Nihilist («Жизнь нигилиста»), 1889.
6 Здесь и далее цитируется по книге Е. Таратуты «С.М. СтепнякКравчинский — революционер и писатель», М., 1973.
