Первый отряд

«12 ноября в треске атмосферных разрядов раздался тревожный голос космонавта Белоконева: «Я не слышу вас! Я не слышу вас! Батареи не работают! Внутри темно. Приборы больше не сигнализируют. Кислород! Товарищи! Ради бога, могу ли я что-нибудь сделать? Что? О черт! Я не могу. Вы понимаете? Вы понимаете?» «Корабль ушел с расчетной орбиты. Речь космонавта перешла в невнятное бормотание и в конце концов исчезла совсем. А сколько было таких же, как он? Действительно ли Юрий Гагарин был первым человеком, побывавшим в космосе?»

Текст этот напоминает отрывок из малограмотного научно-фантастического рассказа. Но это не рассказ, а почти дословное изложение «радиоперехвата» из космоса, опубликованного в 1970-х в американском еженедельнике «Уикенд». И таких Белоконевых, «летавших» в космос до Гагарина, назывались не один и не два: в различных западных журналах утверждалось, что в период 1957–1961 годов в космосе погибли четыре советских космонавта: Долгов, Грачев, Завадовский, Лодовский. Что за люди? В отряде космонавтов не было таких и даже с похожими фамилиями не было.

Долгова я «вычислил» довольно быстро. Подразумевался, очевидно, Петр Иванович Долгов, известный советский парашютист. Френк Эдвардс в журнале «Фейт» утверждал, что Долгов летал в космос и погиб. По словам журналиста, корабль Долгова засекли станции слежения в Турции, Швеции, Англии, Италии и Японии. Однако ни одна станция в этих странах не подтвердила этого сообщения. Более того, крупнейший английский радиоастроном сэр Бернард Ловелл, работающий на одной из самых крупных в мире радиообсерваторий Джодрелл Бэнк, прямо заявил: «У нас нет никаких оснований считать, что в СССР состоялся какой-либо неудачный запуск космического корабля».Петр Иванович Долгов действительно погиб во время парашютного прыжка с высоты 24 500 метров. После того как они вместе с другим знаменитым парашютистом-рекордсменом Евгением Андреевым покинули гондолу стратостата «Волга», у Долгова произошла разгерметизация скафандра и на землю он опустился уже мертвым. И случилось это не до полета Гагарина, а после — 1 ноября 1962 года.

Грачев? Самое близкое, что нашел, было Андрей Дмитриевич Грачев, выдающийся конструктор жидкостных ракетных двигателей. Его именем назван кратер на Луне. Но он 1900 года рождения, не говоря уже о том, что погибнуть до полета Гагарина никак не мог, поскольку умер через три года после этого полета. Завадовский? Лодовский? Никого, связанного с космосом, с такими фамилиями нет. Позднее список «фантомов космоса» пополнился фамилией Качура, а также Ростислава Богдашевского, Юрия Вавкина, Ивана Корнеева, Воронова, Виноградова и т.д. Еще одна «утка» касалась известного летчика-испытателя, Героя Советского Союза Владимира Сергеевича Ильюшина. 8 июня 1960 года, когда Ильюшин ехал на машине на испытательные полеты, встречный автомобиль с пьяной компанией ударил его, как говорится, «лоб в лоб». Травма была очень тяжелой. Вскоре пошла гулять версия: «Герой, сын знаменитого авиаконструктора со сломанными ногами. Все ясно: попал в катастрофу при приземлении». Называлась даже дата старта Ильюшина на космическом корабле «Россия»: 7 апреля 1960 года. Джеймс Оберг из Хьюстона в журнале «Спейс флайт» написал: «Я подозреваю, что восемь космонавтов погибли во время тренировок». Итальянская газета «Коррьере делла сера» убеждала своих читателей: погибших было четырнадцать.

На самом деле ни один советский космонавт до полета Юрия Гагарина 12 апреля 1961 года в суборбитальных полетах не участвовал, не пытался стартовать в космос, не летал в космосе, а потому и погибнуть там не мог. Но погибший в первом отряде космонавтов был. Погиб Валентин Васильевич Бондаренко. Не в космосе погиб, на земле.

Это случилось 23 марта 1961 года. Валентин был самым молодым в первом отряде космонавтов (ему было 24 года). Окончив в 1954 году школу в Харькове, ушел в армию, поступил в военное авиационное училище, мечтал стать военным летчиком и стал им. Потом был отобран в отряд космонавтов и с конца апреля 1960 года приступил к занятиям. Согласно расписанию тренировок в тот день Бондаренко заканчивал десятисуточное пребывание в сурдобарокамере — как и других космонавтов, его испытывали одиночеством и тишиной. Давление в сурдобарокамере было пониженным, что компенсировалось избыточным содержанием кислорода. Сняв с себя датчики после медицинских проб, Валентин протер места их крепления ваткой, смоченной в спирте, и, не глядя, бросил эту ватку, которая упала на спираль включенной электроплитки. В перенасыщенной кислородом атмосфере пламя мгновенно охватило маленькое пространство сурдобарокамеры. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм, но он не сразу поднял сигнал тревоги на пульт, пробовал сам сбить пламя. Дежурный врач открыл герметичную дверь, не выровняв давления снаружи и внутри, не мог — на это требовались лишние секунды. А их не было. Когда Валентина вытащили из сурдобарокамеры, он был еще в сознании, все время повторял: «Я сам виноват, никого не вините»… Восемь часов врачи боролись за его жизнь, но спасти Бондаренко не удалось: он погиб от ожогового шока. Похоронили его на родине, в Харькове, где жили его родители. А жена Аня и пятилетний сын Сашка остались в Звездном городке. В архиве ВВС я читал выписку из приказа: «Обеспечить семью старшего лейтенанта Бондаренко всем необходимым, как семью космонавта. 15.4.61. Малиновский».

Весной 1956 года Королев на одном из совещаний в своем КБ вдруг предложил подумать об организации полета человека на геофизической ракете. Это было полной неожиданностью, все заволновались, а молодые врачи Александр Серяпин, Абрам Генин и Евгений Юганов даже написали заявление с просьбой послать их в стратосферу. Некоторое время Королев раздумывал над тем, не организовать ли полет человека на новой ракете по баллистической кривой (как сделали американцы в начале лета 1961 года), но вскоре и этот вариант представлялся ему ущербным, половинчатым, и уже в мае 1958 года он рассматривает предложение проектного отдела Михаила Клавдиевича Тихонравова, давнего и верного своего соратника, о тяжелом спутнике для полета человека в космос. В июне Королев вместе с Тихонравовым составил записку в правительство о перспективных работах. Она начиналась фразой, тон которой не характерен для документов подобного рода: «Околосолнечное пространство должно быть освоено и в необходимой мере заселено человечеством». В ноябре того же года на совете Главных конструкторов принимается решение начать разработку спутника для человека. В начале 1959 года под председательством М.В. Келдыша состоялось совещание, на котором вопрос о полете человека обсуждался уже вполне конкретно, вплоть до того, «а кому лететь?»

В отряде Валентина Бондаренко любили за добродушную расположенность к людям. «Прозвище ему дали Звоночек», — рассказывал автору Павел Попови

Григорий Нелюбов был шутник, анекдотчик, «душа компании», любитель шумных застолий, короче — гусар

«Для такого дела, — сказал тогда Королев, — лучше всего подготовлены летчики. И в первую очередь летчики истребительной авиации».

Было решено поручить отбор кандидатов в космонавты авиационным врачам и врачебно-летным комиссиям ВВС. Пожелания ракетчиков: возраст примерно 30 лет, рост не более 170 см, вес до 70 кг. «А главное, — сказал Королев, — пусть они не сдрейфят!» — «Сколько вам нужно людей?» — спросили медики. «Много», — ответил Королев. «Но американцы отобрали 7 человек…» — «Американцы отобрали семерых, а мне нужно много!» — отрезал Королев.

/…/ Американцы в 1957 году начали отбирать кандидатов для полета в космическом корабле «Меркурий». Тяга ракеты-носителя «Атлас-Д» лимитировала вес корабля двумя тоннами. На автоматизацию и дублированные системы резервов по весу не было. Иными словами, американскому астронавту требовалось больше работать, чем советскому космонавту, поскольку вес «Востока» более чем в два раза превышал вес «Меркурия», что позволяло аппаратуре разгрузить человека, освободить его от выполнения многих операций во время полета. Американский отбор кандидатов был более жестким, чем советский. Больше работы, значит, должно быть больше опыта. Опыт дают годы, и возрастной потолок американцев был отодвинут до сорока лет. Астронавтом мог стать лишь квалифицированный летчик-испытатель со степенью бакалавра наук и с налетом не менее 1500 часов. Для сравнения: налет Гагарина составлял около 230 часов, Титова — 240, Леонова — 250.

/…/ Короче, в 1959 году медики отобрали в частях ВВС около 200 кандидатов. В Центральный госпиталь ВВС в Сокольниках, где их обследовали, вызывали партиями по 20 человек. Чуть было не передумал идти в космонавты Алексей Леонов. Он сразу дал согласие летать на «новой технике». Но между двумя медкомиссиями Алексей женился, жил в большой тесноте, а тут узнал, что его переводят в ГДР — там хорошие условия и Германию посмотрит, а здесь перспективы туманные. Да и вовсе могут забраковать. Он приехал, чтобы отказаться. «Да что ты! Оставайся! Ведь интересно», — Попович, Горбатко, Гагарин уговорили его.

Опасения Леонова были вовсе не беспочвенными. Бывали случаи, когда тщательный медицинский осмотр выявлял некие ранее просмотренные (или скрываемые) изъяны, которые не только исключали из числа кандидатов в космонавты, но накладывали запрет и на прежнюю летную работу. Об этом узнали те, кто ждал очередного вызова. И, получив такой вызов, многие в Москву не ехали, руководствуясь популярной поговоркой, что синица в руках лучше, чем журавль в небе. Кроме всевозможных анализов и осмотров, кандидатов подвергали так называемым нагрузочным пробам — выдерживали в барокамере, крутили на центрифуге: проверяли устойчивость организма к гипоксии и перегрузкам. День ото дня группа кандидатов сжималась как шагреневая кожа.

К концу 1959 года пройти комиссию «по теме № 6» — так формулировалось в официальных документах — удалось 20 кандидатам. Через несколько лет во всех статьях и книжках их будут называть гагаринским отрядом. Но кто мог угадать тогда такое название?!

11 января Главный штаб ВВС издал специальную директиву о формировании части летчиков-космонавтов. Теперь кандидатов требовалось готовить к полету. Но в чем собственно эта подготовка должна была заключаться — никто не знал. 24 февраля главком ВВС назначил Евгения Анатольевича Карпова, специалиста в области авиационной медицины, начальником Центра подготовки космонавтов (ЦПК), начальником того, что этому начальнику надлежало создать. Для будущего Центра подыскали место неподалеку от районного центра Щелково, в 40 км от Москвы. /…/

Однако, когда в Летно-исследовательском институте был создан корабль-тренажер и привлеченный Королевым в качестве инструктора-методиста летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай начал на нем занятия с космонавтами, стало ясно, что тренировать всю двадцатку неудобно, трудно, да и дело идет слишком медленно. Посовещавшись, решили выделить небольшую группу — шесть человек — для ускоренной подготовки к первому полету.

При отборе в шестерку в первую очередь учитывались результаты нагрузочных проб, успехи в теоретических занятиях, физическая подготовка. Принимались во внимание и «габариты»: Попович был среди шестерых самым высоким — 170 сантиметров, а Шонин — 175 — уже высоковат. Комаров, безусловно, лидировал в математике и других точных науках, но у него не очень хорошо шли дела на центрифуге, а потом врач Адиля Радгатовна Котовская нашла у Владимира экстрасистолу — нарушение сердечного ритма — совсем грустные дела. Учитывались результаты психологических тестов, принимались во внимание характер, темперамент, общительность, отношение к товарищам, поведение в быту — короче, играло роль все, что поддавалось учету. В конце концов шестерка была сформирована в следующем составе (по алфавиту): Варламов, Гагарин, Карташов, Николаев, Попович, Титов. Но после первой же тренировки на центрифуге с 8-кратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Анатолия Карташова микроскопические кровоизлияния. Приговор медиков был неумолим: Анатолия Карташова отчислили. Нелепая случайность выбила из шестерки и Валентина Варламова. Неподалеку от Звездного городка в лесу лежат красивые Медвежьи озера. Однажды космонавты поехали туда размяться, поплавать и позагарать. Варламов предложил прыгать в воду прямо с берега. Первым прыгнул Быковский, чиркнул носом по песку, вынырнул, предупредил: «Тут мелко, ребята…» Шонин прыгнул и ткнулся в дно руками. Варламов — за ним. Вылез на берег хмурый: очень болела шея — он ударился головой о песок. Диагноз: смещение шейного позвонка. Вместо Карташова в четверку был введен Григорий Нелюбов. Вместо Варламова — Валерий Быковский.

Трагическая фигура — Григорий Нелюбов. Он был вторым (после Германа Титова) дублером Гагарина, хотя официально так и не назывался. Перед полетом на космодром они втроем фотографировались на Красной площади. На самый первый старт он ехал в том же автобусе, что и Гагарин, и провожал его до самой ракеты. По общему мнению, он мог оказаться в первой пятерке наших космонавтов. Но случилось иначе.

Однажды (уже после полета Титова) Нелюбов, Иван Аникеев и Валентин Филатьев отправились выпить пива. Произошла стычка с военным патрулем. Комендатура грозила рапортом командованию, но руководство ЦПК уговорило дежурного не посылать рапорта. Тот скрепя сердце согласился — если Нелюбов извинится. Но Нелюбов извиняться отказался. Все трое в апреле 1963 года были отчислены из отряда. 18 февраля 1966 года Нелюбов был убит проходящим поездом.**В рапорте, который читал Ярослав Голованов, было написано: «в пьяном состоянии был убит проходящим поездом», но есть и другая версия: Григорий Нелюбов сам бросился под поезд. — The New Time

Когда стало ясно, что первым командиром космического корабля станет Юрий Гагарин? Строго говоря, только после утверждения его на заседании Государственной комиссии 8 апреля 1961 года. Влияли ли результаты экзаменов на это решение? Влияли. Но вряд ли имели решающее значение для выбора. Физическое здоровье также уравнивало всех кандидатов. Лидеры внутри отряда определились: Гагарин и Титов. Но кто из них будет первым? Личные дела двух летчиков стала разбирать специальная мандатная комиссия. Подобное рассмотрение — явление чисто советское. Ход мыслей и логика оценок мандатной комиссии подчас весьма причудливы, а глубина анализа столь велика, что иногда хочется воскликнуть: «Господи! Помилуй! Да какое же все это имеет значение?!»

Оба космонавта были русскими. Но Гагарин из Гжатска, со Смоленщины — исконной российской земли, а Титов — с Алтая. Алтай тоже, конечно, не Никарагуа, но все же нет в нем тех исторических корней, которые есть в Смоленщине. И почему у первого космонавта, русского человека, не русское имя: Герман? Отец любил Пушкина и назвал сына в честь героя «Пиковой дамы»? То, что любил Пушкина, это хорошо, но ведь не станешь всем объяснять, кто такой был Герман, а если человек вообще не читал «Пиковую даму»? Юрий — лучше. Понятнее. Оба паренька деревенские. Но то, что Гагарин учился в ремесленном училище на формовщика-литейщика и закончил школу рабочей молодежи, как бы приобщало его к рабочему классу. Гагарин олицетворял союз серпа и молота. Даже то обстоятельство, что у Юры были две дочки, а маленький сынок Германа умер вскоре после рождения и детей тогда у него не было, тоже было отмечено мандатной комиссией. Объясняя выбор Юрия Гагарина, Герман Титов правильно пишет: «Есть что-то символическое в жизненном пути и биографии Гагарина. Это частичка биографии нашей страны. Сын крестьянина, переживший страшные дни фашистской оккупации. Ученик ремесленного училища. Рабочий. Студент. Курсант аэроклуба. Летчик. Этой дорогой прошли тысячи и тысячи сверстников Юрия. Это дорога нашего поколения…»

Фотографии Юры и Германа Евгений Анатольевич Карпов возил в оборонный отдел ЦК. Все молча и очень серьезно разглядывали портреты, переводя глаза с фотографии военной на фотографию цивильную и обратно: кандидаты были сняты в двух вариантах. Потом показали Фролу Романовичу Козлову, секретарю ЦК, тогда второму человеку в государстве. Потом Фрол Романович понес их Никите Сергеевичу Хрущеву. Тот посмотрел и сказал: «Оба парни отличные! Пусть сами выбирают!» Теперь можно было сказать, что «вопрос согласован на высшем уровне».

В Звездном состоялось партийное собрание. На повестке дня — один вопрос: «Как я готов выполнить приказ Родины». Слово взял Гагарин.