Сумасшедшие вещи

«Сюрреализм и вещи. Скульптура и объекты от Дали до Ман Рэя» во франкфуртском Ширн-Кунстхалле — не единственная сейчас выставка на эту тему в Европе. 26 марта в Лугано открыли ретроспективу Ман Рэя, а в Зальцбурге — Джакометти. Флорентийский проект «Пикассо. Миро. Дали. Рассерженный молодой человек: рождение модернизма в Европе» также связан с сюрреализмом. Да и в Москве в бывшем музее Ленина экспонируются графические работы сюрреалистов.

Жан Бенуа. Антиквариат XX века. 1965. Париж, галерея Les Yeux Fertiles

Эпиграфом к франкфуртской выставке, самой необычной из всех, могла бы стать цитата из французского поэта XIX века Лотреамона, которого считают предтечей сюрреализма: «Прекрасно, словно встреча швейной машинки и зонтика на операционном столе». В сюрреализме многое построено на сочетании несочетаемого, в том числе в трехмерных произведениях — их и показывают на берегах Майна. «Как ни странно, это первая выставка, посвященная исключительно объектам сюрреалистов, — говорит куратор Ингрид Пфайфер. — Обычно все помнят лишь о живописи, но Андре Бретон**Андре Бретон (1896–1966) — поэт и критик, лидер сюрреализма. еще в 30-е годы увлекся сам и увлек своих товарищей именно объектами, много писал о них».

Сальвадор Дали. Телефон-омар. 1936. Франкфурт, музей коммуникации

Чудес на выставке много. Утюг с гвоздями, футбольный мяч на штыре, тачка с бархатным сиденьем… Экспонаты, свезенные в Ширн из разых европейских музеев, так непохожи друг на друга, что порой трудно поверить, будто все это часть одного художественного течения. Скульптуры сюрреалистов сильно разнятся и в формах, и в материале, и в способах его обработки. Ассамбляжи**Ассамбляж — произведение из разнородных материалов, например, металла, картона, дерева и ткани. — привычное здесь дело. Кажется, Бретону была важна не столько зачарованность авторов идеями Фрейда и снами и не столько стилистическое единство их работ, сколько сам факт арт-сообщества.

Чудом можно считать и то, что многие объекты сюрреалистов все еще смотрятся так, словно созданы вчера. Даже Сальвадор Дали, добровольно павший жертвой рынка, превратившийся в эстетическое утешение масс, выглядит вполне актуально с его телефоном, у которого вместо трубки — красный омар с огромной клешней.

Марсель Марьен. Неуловимое. 1937. Антверпен, собрание Перлштайна

Хронологически выставка ограничена зарождением дадаизма, этого главного предшественника сюрреализма, и годом смерти Андре Бретона (1966). Послевоенное время традиционно считается периодом упадка движения. Но и тогда сюрреалисты устраивали яркие акции, предвосхитившие сексуальную революцию 60-х. Об одной из акций 1959 года — EROS — напоминают экспонаты выставки. Части человеческого тела, прежде всего женского, — любимый сюжет сюрреалистов, не стеснявшихся и откровенного фетишизма. Так, Дали посвятил один из объектов красной туфле своей жены Галы.

Но главное все же было сделано в 30-е. Тогда уже устраивались экспозиции сюрреалистических объектов. В 1938 году в Париже открылась выставка 16 авторов, от Дали и Ман Рэя до Зелигмана и Макса Эрнста, которые создавали витринные манекены — кто облепленного ложками, кто с огромным жуком на губах, кто с кинжалом, воткнутым в череп. Фотографы Рауль Юбак и Дениз Беллон запечатлели эту акцию для будущего, их снимки стали хрестоматийными. Залы с манекенами были украшены табличками, которыми обозначают парижские улицы. На одних были реальные названия, на других — выдуманные, вроде Слабой улицы или Улицы Переливания крови. Тем самым менялась не только топография Парижа, но и пространство музейного зала. Привычные вещи оказывались «предметами со сдвигом», обновлявшими свой смысл вплоть до потери зрителем ориентации в пространстве.

Решающую роль в этом играли манекены: имитация человека, средоточие нежизни и одновременно концентрация эротического — еще со времени Ренессанса они обладали магическим обаянием. Появление универсамов в XIX веке, сначала как явление класса люкс, затем как массовое, сказалось на судьбе манекенов. С годами витрины перестали восприниматься как простодушная реклама, их торжество сегодня не знает границ. Сюрреалисты сумели предугадать этот тотальный характер витринного месседжа, сексуальную составляющую манекенов, которую унаследовала нынешняя реклама, превратившая тела в товар, навязываемый со всех сторон.

Возможно, эротичность и привлекала к сюрреалистам таких непохожих авторов. Да и в социальном отношении движение отличалось пестротой. С одной стороны, Бретон был дружен с Троцким, писал с ним вместе манифесты, с другой — в его выставках участвовали и баронесса Эльза фон Фрейтаг-Лорингхофен, и принцесса Фарелнисса Зейд (всего во Франкфурте показывают работы 12 художниц; такое обилие женщин в сюрреализме стало открытием для многих). Кто знает, что привлекало аристократок. То ли обещание Бретона, что сюрреализм — это средство добиться освобождения духа. То ли незамысловатый текст листовки 1924 года: «Если вам нравится любовь, значит, вам нравится сюрреализм». То ли эротизм, пронизавший многие тексты и произведения — ему была посвящена VIII международная выставка сюрреалистов (1959), о нем писали едва ли не в каждой статье. Бретон запальчиво утверждал, что эротическое содержание — главное в любом произведении сюрреалиста. Ему вторил Макс Эрнст: «Обнаженность женщины мудрее, чем поучения философов». Десятилетия спустя выяснилось, что главным было другое. Творческий импульс не иссяк, сюрреализм все еще способен вдохновлять. Группа et al. («И другие». — The New Times), составленная из художников Нью-Йорка, Франкфурта и Парижа, придумала для выставки огромную инсталляцию, с головами и частями тел, напоминающими о работах сюрреалистов. Выглядит эффектно. Бретон был бы доволен.