Газ — тормоз

Все годы в роли первого лица государства, вплоть до того момента, когда он сошел с трапа, возвратившись из Фороса, Михаил Сергеевич Горбачев боролся за три вещи, три кита, на которых он стоял и в борьбе за которые потерпел полное крушение.

Он хотел сохранить Советский Союз. Поэтому он затягивал ново-огаревский процесс. Ведь там решался принципиальный вопрос: как преобразовать Советский Союз из союзного государства в союз государств. А затягивал, сопротивлялся стремлению республик к независимости от центра именно потому, что надеялся сохранить «обновленный» Советский Союз. И только к августу 1991-го, когда он уже в конце концов увидел, что сохранить СССР как союзное государство невозможно, что надо идти на конфедерацию — здесь-то и случился ГКЧП. И Горбачев оказался в очень противоречивой ситуации — настолько, что трудно было понять: он все-таки против ГКЧП или он был вместе с ними?

Путч подтолкнул к неуправляемому распаду, а с крушением Советского Союза обнажились локальные миры, ранее существовавшие в форме советских республик, автономий и некоторых территорий Российской Федерации, из которых в свое время была создана Россия и которые представляли собой во многом архаичные, догосударственные структуры. При распаде архаичная структура обнажилась и оголилась. Отсюда происходят многие последующие странности вроде Уральской республики, калмыцкого Степного уложения и татарстанского суверенитета с превосходством местных законов над республиканскими.

Он хотел сохранить социализм. Социализм, как и Советский Союз, уже рушился, и не только на глазах у Горбачева, но и с его прямым участием. Ведь именно во второй половине 80-х годов были приняты постановления, законы о кооперации, об акционировании предприятий, и все это обосновывалось необходимостью повышения эффективности, производительности, заинтересованности, в том числе материальной.

Но поскольку затягивались, откладывались радикальные экономические реформы, фактически самотеком развивался архаичный утилитаризм. Расцветал необузданный, агрессивный, алчный личный интерес, шло присвоение предприятий, земель колхозов и совхозов. Что означала кооперация на основе государственной собственности? Перекачивание бюджетных денег в частные карманы директоров предприятий, руководителей ведомств и министерств.

Он хотел сохранить КПСС. При этом не видел, что она и есть та сила, которая затуманивает мозги, не позволяет избавиться от социальной мифологии. Он чувствовал, что «так дальше жить нельзя», и это его чувство проявлялось в конкретных делах, в демократизации общественной жизни. Но при этом Горбачев не понимал, что при сохранении КПСС радикальным образом систему не изменить.

Депутаты, которые представляли демократически настроенную часть общества, хотели, чтобы Горбачев противостоял номенклатуре, партийной бюрократии, но он часто шел на поводу у нее. И со временем все больше сбивался в эту сторону. Когда он согласился избираться президентом на съезде, а не всенародным голосованием, это было знаком того, что он уходит от провозглашенного им же «нового мышления», идет на бюрократический вариант продолжения событий.

Но дело в том, что все это не столько вина Горбачева, сколько его беда. Происходило крушение того мира, в котором мы все, и он в том числе, родились и выросли, это был тектонический сдвиг, селевой поток — как можно было ему противостоять? В его сознании происходил тот же кризис, и он просто не завершился, может быть, адекватным пониманием происходящего. Ведь Советский Союз распадался не только как государственно-политическое устройство, но и как долговременная, исторически сложившаяся система, основанная на самодержавии, имперстве и мифологическом способе мышления. Именно эта система рушилась вместе с крушением, развалом Советского Союза. И вот этого Михаил Сергеевич Горбачев не осознавал. Но справедливости ради надо сказать, что этого не понимали и не видели и те, кто в то время ему оппонировал, в том числе и автор этих строк.

Заметим, что первое обрушение произошло в 1917 году. Большевикам удалось каким-то образом скрепить, подремонтировать кольца всевластия и протащить это еще 74 года. А то, что началось в 80-х, было вторым крушением за одно столетие. И вот теперешним властителям следовало бы задуматься, почему оно произошло. Мы опять сейчас видим попытку скрепить, продлить эту систему дальше. Но это значит, что и крушение будет еще более болезненным, чем то, что произошло в 17-м и 91-м годах. Все к этому уже идет. Только распад может быть ведь и в форме умирания стоя. Энтропия в обществе — это и есть такое тихое, медленное умирание. Необязательно буря, необязательно революция, необязательно то, что происходит сейчас в арабском мире, — история знает другие формы умирания цивилизаций.