Две стороны Кандагара

«Воевать мы умеем лучше всего. Но этого мало. Нужно еще уметь убеждать и уметь строить. Поэтому важно наладить диалог с местными» — эти слова Фредерик Прюно повторял с момента нашей первой встречи много раз. Ему 33 года, он канадский офицер ИСАФ**Международные силы содействия безопасности — возглавляемый НАТО международный воинский контингент в Афганистане., считается «ветераном Афганистана», где провел восемь месяцев еще во время первой командировки сюда в  2007 году.  Спортивного телосложения, улыбчивый и доброжелательный майор, Прюно принимает свою миссию близко к сердцу и свято верит в успех операции COIN**От англ. counterinsurgency — борьба с повстанцами., на которую командующий коалиционными силами США и НАТО в Афганистане генерал Дэвид Петреус возлагает особые надежды. Прюно командует 1-м батальоном 22-го королевского полка ВС Канады, который командование забросило в неукротимый Кандагар, в самое логово талибов. Он предложил посмотреть, как его солдаты налаживают контакт с местными.

Строительство любой дороги в Афганистане начинается с прочесывания местности

Мы в Базар-э-Панджваи, в 20 км от Кандагара. Недавно 8 тыс. пуштунов**Пуштуны — народ, населяющий в основном юго-восток, юг и юго-запад Афганистана и северо-запад Пакистана. Исповедуют суннитский ислам. Составляют 42% населения Афганистана. вышли здесь на демонстрацию, протестуя против присутствия иностранных войск. Выдвигаемся на пешее патрулирование, во главе строя — кинолог с собакой, натасканной на взрывчатку. Афганцы покорно уступают дорогу, прижимаясь к обочине: привыкли, что американские патрули дают всем встречным команду «Стоп!», и не могут отделаться от этой привычки, хотя американцев из Кандагара теперь перебросили в другой район. Две женщины-афганки, издали заметив колонну, в испуге прячутся за дувалом**Глинобитная стена в человеческий рост, отделяющая внутренний двор от улицы.. Пожилой мужчина загорает, сидя на корточках. Прюно останавливается рядом с ним, кладет каску на землю и садится напротив — в знак того, что пришел с миром. Потом достает из кармана блокнот и спрашивает, можно ли делать заметки.

Это не первое патрулирование Базар-э-Панджваи. Уже вся улица знает: иностранцы остановились поговорить. Идем дальше. Гостеприимный Абдул Маджид предлагает чай и печенье. Он жалуется: «Что же нам делать? Нас терроризируют свои! Дайте рабочие места нашей молодежи, тогда она будет против них». Прюно надеется сделать из этого человека союзника: «Мы рассчитываем на вас. Передайте вашим парням: если они помогут нам, мы поможем им».

Разговор переводит молодой афганец, нанятый канадской армией. Он закрывает лицо шарфом: переводчик в Афганистане — опасная профессия, талибы могут обвинить в измене и казнить. Часто даже в семьях переводчиков не знают, кем они работают.

На хозяйстве

На следующий день садимся в бронеавтомобиль, который везет нас на уличное заседание местного совета — шуры.  Земля выстлана разноцветными коврами и пухлыми подушками, купленными, кстати, на деньги канадской армии. Двое солдат фотографируют всех участников встречи — пуштуны не возражают, хотя снимки пойдут в общую базу данных ИСАФ. В своих тюрбанах и больших зимних шалях «пату» они — сама гордость и равнодушие. Это внушает скорее подозрение: кто знает, что у них на уме? «Проблема в том, что мы действительно не знаем, друзья они нам или враги», — шепчет на ухо сержант-канадец.

В гостях у «Моулави» — главы мусульманских духовных школ. За компьютером — его сын

Но вот начинается совет. После пламенной вступительной речи афганского военного наступает черед жалоб. Их невозмутимо выслушивают сидящие на возвышении два главных человека в местной администрации: глава округа, назначенный  самим президентом Карзаем, и начальник полиции. Жалоб много: иностранцы поставили слишком много КПП; талибы взорвали мост — кто их накажет за это; военные безнаказанно топчут земельные наделы — кто ответит за это безобразие. Кто-то из афганских военных жалуется, что работы прибавилось, а больше платить не стали. «А если я возьму и брошу эту работенку, что будет тогда?» — угрожающе вопрошает он. Но вот приносят баранину и рис — и тут же воцаряется тишина: каждый занят едой.

После трапезы Прюно оказывается в окружении местных подрядчиков, нанятых союзными силами для строительства скважин, ирригационной системы и выполнения других задач. Подрядчики заваливают Прюно просьбами. «Поймите, я не могу заменить собой власть вашей страны. Могу только помочь, — убеждает собеседников Прюно без видимого успеха. — Вам мешают? Сообщите нам, кто мешает, где и когда, и тогда вы сможете завершить свои важные дела».

Вообще-то его тоже можно назвать подрядчиком: целый взвод его солдат под руководством капитана Эрика Ландри направлен на строительство дороги, которая должна связать Базар-э-Панджваи с отдаленными районами округа. Этот проект призван убедить местных жителей, что иностранные военные действительно заботятся о них: построят дорогу — и фермеры со всей округи смогут привозить на рынок в Кандагар свою продукцию.

«Как видите, мы больше разговариваем, чем воюем. И знаете, такая тактика не так глупа, как кажется», — уверяет Прюно. Он надеется, что когда-нибудь сможет так же спокойно поговорить и с лидерами талибов.

Другая сторона зеркала

В гражданской зоне аэропорта Кандагара меня подхватывает Абдул, давний афганский знакомый. С ним мы поедем назад в кандагарскую глубинку. Туда, где всем заправляют талибы, где даже ночи не проживешь, если работаешь на государство. На следующий день мы возвращаемся в Базар-э-Панджваи на такси, заимствованном у одного из его друзей, и я становлюсь совсем другим человеком, не тем, который был с военными. Абдул за рулем, я — между задними сиденьями, скрытая под паранджой. Мы берем к себе как можно больше женщин-пассажирок, чтобы наш автомобиль не остановили на КПП. Фокус срабатывает.

Абдул — верный проводник по закоулкам Кандагара

Идем на местный рынок, в глубине которого отыскиваем продавца специй. Он родственник Абдула, а это гарантия безопасности. Прежде всего торговец заявляет, что они не нуждаются в армии или полиции. «Все, что нам нужно, — это специалисты по земледелию. И чтобы иностранцы дали нам машины, — говорит он. — Вместо того чтобы на электростанцию в Кандагаре тратить кучу денег, которые идут в карманы чиновников, лучше бы построили плотину для нас!» В городе электричество дают только раз в три дня, а в деревнях — еще реже.

Позже — встреча с местным подрядчиком. Разговор происходит в его доме, подальше от чужих глаз. В присутствии Абдула, давнего знакомого, он становится откровенным: «Канадцы хорошо нам платят, но мы должны делиться с начальником полиции и его посредниками. Иначе они сожгут мою машину или, что еще хуже, объявят нас талибами или подрывниками».

Одной рукой подрядчик берет деньги у иностранцев, другой — отдает их своим работникам, среди которых есть повстанцы-талибы.  Одни из них — обыкновенные перевертыши: днем работают на союзников, ночью мастерят и устанавливают мины. Другие — выходцы из Пакистана, направляемые сюда через мощные сети «Шуры из Кветты»**«Шура из Кветты» — так называют руководящее ядро афганских талибов, обосновавшееся в городе Кветта, в пакистанской провинции Белуджистан.. Коренным жителям ничего не остается, кроме как принять их, потому что, во-первых, в здешних краях уважают «пуштунвалай» — древний пуштунский кодекс чести, включающий гостеприимство, а во-вторых, в случае отказа их могут счесть шпионами.

Осторожно: женщины!

Вернувшись в Кандагар, мы остановились у влиятельного религиозного деятеля, главы нескольких мусульманских духовных школ. Он яростно критикует чужестранцев за то, что те не построили  ни одной мечети. Но в еще большее раздражение его приводят школы для девочек. Вообще на эту тему надо говорить с великой осторожностью: афганские женщины — причина решительного непонимания между иностранцами и местными. Афганцы убеждены, что военные хотят посягнуть на неприкосновенность и чистоту их женщин. Наш хозяин даже готов оправдать террористов-смертников, отвечающих терактами на «унижающее наше достоинство поведение иностранцев по отношению к афганским женщинам». Но больше всего его возмущает то, что военные всегда остаются безнаказанными.

...Мысленно возвращаюсь в батальон Прюно. Вспоминаю, как один из переводчиков шепнул: мол, канадские военные в отличие от американцев  «умеют учиться на собственных ошибках и стараются их не повторять». Прюно и его солдаты обезвреживают бомбы и строят дороги, они довольны, что у них есть контакт с населением, и особенно гордятся тем, что на собственном примере могут показать — не все иностранные военные агрессивны. Но хватит ли их доброй воли, чтобы склонить на свою сторону все население афганского юга, все еще крепко связанное с талибами? Пока это — большой вопрос.

«В этом году почти 50 стран вместе с нами будут заняты в процессе передачи ответственности за обеспечение безопасности самим афганцам. А в июле этого года мы начнем вывод наших вооруженных сил (из Афганистана. — The New Times)... Благодаря усилиям наших героических солдат и гражданских лиц все меньше афганцев находятся под контролем боевиков».

(Из выступления президента США Барака Обамы 25 января 2011 года в Конгрессе США с посланием «О положении в стране»)

Андрей Серенко, ведущий эксперт российского Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА): «Карзай готов стать лоббистом российских энергетических интересов»

В последние 10 лет в российско-афганских отношениях преобладала антинаркотическая и антитеррористическая тематика. Она была неприятна для обеих сторон и оказалась не способна вывести диалог Москвы и Кабула из многолетнего политического и коммуникативного тупика. Да и, если уж говорить откровенно, политическую ценность для Кремля афганский фактор имел лишь в связи с проблемой перезагрузки отношений с США и НАТО. Россия была не готова тратить заметные средства на восстановление Афганистана, что резко снижало ее привлекательность в глазах избалованных международным финансовым донорством афганских элит. Но январский визит президента Афганистана Хамида Карзая в Москву зафиксировал для двусторонних отношений новое измерение — энергетическое. Карзай главным образом вел разговор об увеличении поставок нефтепродуктов из России. В ответ Карзаю наряду с дежурными обещаниями восстановить объекты, построенные советскими специалистами в Афганистане, было прямо заявлено о заинтересованности Москвы в присоединении к проекту CASA-1000, предусматривающему создание системы передачи электроэнергии из Таджикистана и Киргизии в Афганистан и Пакистан.**В рамках проекта CASA-1000 планируется строительство линии электропередачи мощностью 1000 МВт. Российский участок предполагается протяженностью 750 км. А уж если бы российской компании «Интер РАО ЕЭС» было предоставлено право быть оператором всего проекта, то российские инвестиции могли бы составить около $500 млн. Почему же Москва сменила равнодушие на явный интерес?

Январь 2011-го. Хамид Карзай и Дмитрий Медведев нашли в Москве новый язык

В прошлом году Россия начала терять влияние в постсоветской Центральной Азии. Политический кризис в Киргизии, возросший интерес Казахстана к проектам сотрудничества с евроатлантическими институтами, усиление энергетической самостоятельности Туркменистана (Ашхабад отказался допустить Россию к участию в проекте строительства газопровода из Туркмении через Афганистан и Пакистан в Индию) — эти и другие факторы заставили Кремль искать новые способы сохранения своих позиций в регионе. Как оказалось, Афганистан — это то, что нужно. Во-первых, без участия Кабула сегодня на Среднем Востоке уже не может быть реализован ни один масштабный энергетический и инфраструктурный проект, будь то строительство трубопроводов или линий электропередачи. Во-вторых, сам Афганистан оказался зависим от поставок нефтепродуктов извне. В конце 2010 года страна оказалась в настоящей энергетической блокаде: сначала Пакистан ограничил поставки через свою территорию бензина и дизтоплива, затем Казахстан практически прекратил экспорт нефтепродуктов через узбекские терминалы. Наконец, в канун нового, 2011 года полностью заблокировал перевозку топлива через свою границу с Афганистаном Иран — цены на бензин и солярку на афганских рынках резко выросли.

В январе 2011-го в Москве президент Карзай дал понять, что готов стать лоббистом российских интересов в проекте CASA-1000 в обмен на увеличение поставок российского бензина и солярки на афганский рынок. В Москве тоже вроде бы довольны: там, где есть влияние в энергетике, есть и влияние в политике.

Осталась, правда, лишь самая малость: убедить в важности российско-афганского энергетического альянса боевиков-талибов, в борьбе с которыми успехи сил международной коалиции пока весьма скромны. И которые вряд ли будут приветствовать второе пришествие в Афганистан «шурави» — русских, пусть и с сугубо мирными намерениями.