Российская экономика уже переживала жесточайший кризис — это было 10 лет назад, в 1998 году. У нас есть опыт антикризисного управления. Может ли быть он полезен сегодня?
В августе журнал The New Times (№ 33, 2008) посвятил ряд материалов десятилетию дефолта 1998 года. Комментируя события, известный экономист Евгений Ясин отмечал, как важно «извлечь из того кризиса уроки, чтобы подобное не повторялось уже в новых, современных условиях». Сейчас — ноябрь, и кризисная ситуация обостряется. А значит, все актуальнее становится вопрос: насколько хорошо мы усвоили уроки кризисов? Если сравнить ситуацию 1998 года с сегодняшней, то выяснится, что в них немало общего.
Во-первых, тогда, как и сейчас, мы имели большой внешний долг, прежде всего по краткосрочным обязательствам. Но в 1998 году это был долг государства, а сейчас — крупнейших, в том числе контролируемых государством («Газпром», «Роснефть» и др.) российских компаний. Но даже если в частных компаниях (таких как «РУСАЛ», «ЛУКОЙЛ», ТНК-BP) вообще нет доли государства, денежные власти тратят на их поддержку государственные финансовые ресурсы. Так что и тогда, и сейчас одна из ключевых причин кризиса — накопление государственной или квазигосударственной внешней задолженности.
Во-вторых, тогда, как и сейчас, наш фондовый рынок некоторое время держался после обвала рынков за рубежом (в 1998-м — в Юго-Восточной Азии, в 2008-м — в США), а потом стал падать сильнее, чем у «родоначальников» кризиса. В августе 1998 года был объявлен дефолт по государственным обязательствам, и в разы обесценилась отечественная валюта. В августе–ноябре 2008-го до этого дело не дошло и, думаю, в ближайшем будущем не дойдет. Но наш фондовый рынок упал сильнее мирового: в октябре индекс S&P500 США снизился на 16,9%, Nikkei225 Японии — на 24,0%, FTSE Eurofirst300 Европы — на 13,1%, а индекс РТС — на 36,2%. По состоянию на начало ноября отношение капитализации к прибыли (наиболее информативный показатель фондового рынка) у нас в разы хуже, чем в США, Японии, Германии или Великобритании.
Причина — в нас самих
Часто можно слышать, что для России фондовый рынок не столь важен, что он не отражает общего положения дел в экономике. Это не так. Цена акции — зеркальное отображение реального состояния компании: качества активов, динамики спроса на ее продукцию, уровня менеджмента, конкурентоспособности. Капитализация же всего фондового рынка страны — зеркальное отображение состояния экономики. Поэтому не могу согласиться с теми, кто считает, что наш фондовый рынок обвалился в результате кризисных процессов в США. Главная причина — в нас самих.
Ведь даже ведущие наши компании, в расчете на непрерывный доступ к дешевым деньгам, нарушали известные принципы финансового менеджмента, в частности, требование к сбалансированности структуры пассивов, которая достигается при соотношении акций к долгу примерно 50 на 50. Задолженность российских компаний перед иностранными кредиторами с выплатой в ближайшем году составляет около $180 млрд.
В 1998 году многие наши крупные бизнесмены с удовольствием перекладывались в ГКО и получали по ним доход до 400% годовых. Когда же государство отказалось платить эти фантастические проценты, они очень обиделись, хотя должны были понимать: чем выше процент, тем выше риск. Аналогично в 2008 году бизнес должен был быстрее реагировать на рыночные сигналы о начале кризиса, а если уж просчитался, то самостоятельно реструктурировать свои долги.
1998–2008: в чем различия?
В 1998 году финансовые власти страны не обладали сколько-нибудь существенными ресурсами для воздействия на ситуацию. В 2008 году Минфин и Центробанк располагают (накопили в «тучные» годы, за что им отдельное спасибо!) весьма солидными резервами — почти $900 млрд.
Правда, не все эти резервы можно сразу потратить. Примерно половину из них составляет золотовалютный запас Центробанка: на конец октября это $485 млрд. А еще в августе он достигал $598 млрд. Если продолжать его быстро тратить, то можно снова превратить наш рубль в «деревянный». Другая половина включает, в частности, средства Фонда национального благосостояния, которые в недалеком будущем могут очень пригодиться для реанимации системы пенсионного обеспечения и решения социальных проблем.
Конечно, имеющиеся в ЦБ и Минфине резервы можно тратить — копили их на тот самый «черный день». Но эти траты должны быть прозрачными и эффективными. Между тем не очень понятно, по каким критериям отбирались банки, которым оказывается господдержка размером около $40 млрд. Аналогичные вопросы возникают и в связи с направлением через ВЭБ $50 млрд на рефинансирование российских компаний, имеющих задолженность перед зарубежными кредиторами. При объявленной ставке и сроке кредитования (libor+5% и 5 лет) очевидно, что выделенные государством деньги вернутся к нему далеко не в полном размере.
И уже совсем непонятно: почему по долгам частной компании обязан, пусть даже частично, отвечать налогоплательщик? Вариант ответа: потому что если государство не поможет, то блокирующий пакет акций этой компании перейдет иностранному банку, а в ее собственности находятся градообразующие металлургические предприятия мирового значения. Ну и что? Получив значимый пакет акций, иностранный банк делегировал бы своих представителей в совет директоров компании и сделал бы все от него зависящее, чтобы компания успешно функционировала.
Вывод: частный собственник должен сам реструктурировать свою задолженность, пусть даже ценой потери части активов. Иначе мы попадем в ситуацию, которая на экономическом сленге характеризуется как «приватизация прибыли и национализация убытков» и которая в корне противоречит рыночной экономике: собственник рискует личными, а не общественными деньгами. В ином случае капиталистическая экономика просто перестает таковой быть.
Другой пример не очень рациональной траты госрезервов — вложение до 500 млрд рублей (пока выделено 175) в ценные бумаги российских компаний. Здесь есть две опасности. Первая: массированный выкуп акций за госсчет дезориентирует инвесторов и подталкивает их к уходу с фондового рынка. Вторая: у спекулянтов (в особенности если они получают доступ к инсайдерской информации) появляется возможность, дождавшись подорожания акций тех компаний, в которые начало вкладываться государство, продать их по новой, выросшей цене и уйти с нашего фондового рынка на зарубежные.
Резюмируя сказанное, подчеркну: в 2008 году, в отличие от 1998 года, у нас есть достаточно резервных средств, чтобы достойно, с минимальными потерями для экономики и граждан выйти из кризисной ситуации. Надо только эту возможность не упустить.
Сигнал не услышан
Несмотря на наличие огромных резервов, сейчас ситуация даже сложнее для выработки практических решений, чем 10 лет назад. Дело в том, что после 1998 года мировая экономика начала ускоренно расти: в 1999 году темп роста мирового ВВП составил около 3,5%. А в 2002–2007 годах он держался на среднем уровне выше 4%. Такой рост вызвал быстрое повышение спроса на сырье, а потому и цен на сырьевые ресурсы (в августе 1998 года нефть стоила меньше $10 за баррель, а летом текущего года — больше $100) и продовольствие. Беспрецедентно высокими ценами на сырье и продовольствие рынок сигнализировал мировой экономике об ограниченности возможностей удовлетворения спроса на них при данном уровне технологического развития. Мировая экономика через свои финансовые институты, как теперь уже ясно, неадекватно реагировала на эти сигналы удешевлением денег и кредитной экспансией.
Вместе с тем к 1998 году в России в результате рыночных преобразований заработали новые механизмы экономического роста, сформировались молодые и энергичные частные компании. Не случайно в 1997 году впервые в постреформенной России инфляция снизилась до 11%, а ВВП вырос на 1,5%. Расчистка «долговых завалов» и девальвация рубля после кризиса 1998 года, благоприятная для нас международная конъюнктура при наличии в стране достаточных природных, материальных, трудовых ресурсов и проведении рациональной бюджетной и кредитной политики — все это позволило новым рыночным силам вывести страну из кризиса и обеспечить ускоренное развитие: в 1999 году ВВП вырос на 6%, в 2000-м — на 10%, а затем рос с темпом 6–7% в год. Была решена проблема внешнего государственного долга, обеспечено превышение госдоходов над расходами, накоплены госрезервы. Улучшилась жизнь практически всех слоев населения.
Но после 2005 года стали неоправданно быстро расти бюджетные расходы. Ухудшились показатели инфляции. Расширилось привлечение иностранного капитала российскими компаниями: в 2006 и 2007 годах ввоз частным сектором капитала из-за рубежа превысил его вывоз на $42 млрд и $83 млрд соответственно. Рост зарплаты стал все больше обгонять производительность труда.
Все это, с одной стороны, свидетельствовало о перегреве нашей экономики, а с другой — было следствием того, что ее быстрый рост не сопровождался структурной перестройкой и модернизацией материально-технической базы. Реальной диверсификации экономики не произошло. Если в 1998 году 40% нашей экспортной выручки обеспечивалось нефтью и газом, то сейчас — около 60%.
Шаг вперед, два назад
Примерно в те же годы остановились институциональные реформы. После налоговой реформы, реформы бюджетного устройства (фискальный федерализм, Стабилизационный фонд) и введения нового земельного законодательства других сколько-нибудь существенных преобразований не случилось. Программа рыночных реформ, сверстанная в 1999 году («программа Грефа»), по многим направлениям осталась невыполненной. Более того, начиная с «дела ЮКОСа» наметилась сильная тенденция к ренационализации в различных секторах экономики. Не только не укрепились, но и ослабли институты защиты частной собственности. В условиях выстроенной властной вертикали и повышения роли административного ресурса, в центре и на местах серьезно ограничиваются конкурентные механизмы. Как известно, политическая и экономическая конкуренции — вещи взаимообусловленные.
К тому же в 2008 году мы не можем рассчитывать на существенный рост мировой экономики и выгодную для нас конъюнктуру. МВФ прогнозирует на 2009 год замедление роста мирового ВВП до 1,1% (против 2,6% в этом году и 3,7% — год назад). Ожидаемая средняя цена на нефть в 2009 году составит около $68 за баррель.
Так что заграница нам не поможет: надо самим выбираться из кризиса. Но для этого придется признать, что у нас не временные трудности, а кризис; что он имеет не только объективные причины (экономический цикл!), но и усугублен нашими собственными просчетами.
Требуется секвестр
Что касается неотложных антикризисных мер, то представляются наиболее важными те, которые направлены:
- на стабилизацию банковской системы (а не укрепление избранных банков), восстановление ее ликвидности и межбанковского рынка;
- на поддержку жизнеспособных (прежде всего малых и средних) компаний таких секторов экономики, как агропромышленный, розничная торговля, жилищное строительство, поскольку их бизнес-процессам объективно присущи кассовые разрывы, преодолеть которые без доступных кредитов невозможно;
- на облегчение долгового бремени и доступа (по приемлемой, но рыночной ставке) к кредитным ресурсам крупных компаний при условии, что получающая господдержку компания использовала все внутренние возможности для улучшения своего финансового положения, в том числе путем продажи части принадлежащих ей активов. При этом должна быть обязательно обеспечена прозрачность принимаемых решений.
Необходимо пересмотреть федеральный бюджет на 2009–2011 годы. При его утверждении ожидалось, что экономика будет расти на 5–6% в год. В бюджете на 2009 год заложена цена нефти $95 за баррель. При этом Минфин считал, что в 2010 и 2011 годах бюджет останется сбалансированным при цене нефти Urals в среднем за три года не ниже $60 за баррель. Сегодня Минэкономразвития оценивает ожидаемый в 2009–2011 годах рост нашей экономики в интервале от 3% до 5% в год. Что касается цены на нефть, то здесь трудно говорить о надежном прогнозе. В такой ситуации наиболее правильным было бы секвестировать бюджет 2009 года и скорректировать бюджет на 2010–2011 годы. Если экономика будет расти, это позволит наращивать госрасходы, но с темпами ниже темпа роста ВВП. Если же рост приостановится, то профицит бюджета надо сохранить даже ценой урезания госрасходов. Профицит бюджета — не менее значимое наше достояние, чем нефть и газ.
Джентльменский набор
Стоимость всего пакета антикризисных мер должна быть такой, чтобы не разогнать инфляцию. Быстрый рост цен повышает рыночную процентную ставку и ставит шлагбаум на пути инвестиций: отбить вложенные в инвестиционный проект деньги становится делом архисложным. Между тем, как только мы начнем выбираться из кризиса, инвестиции станут жизненно необходимы для структурной перестройки и модернизации отечественной экономики. Поэтому наряду с реализацией антикризисных мер уже сегодня следует подготовить общеэкономическую программу на перспективу.
Меню срочных антикризисных мер не шибко разнообразное, а каждая из мер почти бесспорна. А вот если говорить о долгосрочной программе, то здесь пиршество вариантов. Сейчас, как и 10 лет назад, четко вырисовываются два пути: первый — социалистический (более мягкие варианты — кейнсианский, дирижистский); второй — либеральный (более мягкие варианты — с тем или иным вмешательством государства).
Очевидно, первый путь становится особенно привлекательным после тяжелых потрясений: вспомним США после Великой депрессии («Новый курс» Рузвельта), Германию (Эрхард и план Маршалла) и особенно Францию (госкомпании и индикативные планы де Голля). Второй путь находит решительных сторонников тогда, когда исчерпаны ресурсы для этатизма и патернализма. Здесь более близкие примеры — рейганомика в США и тэтчеризм в Англии.
По понятным причинам в нашей стране в последние несколько лет, а на Западе в последние несколько месяцев все более популярным становится первый путь. Но он абсолютно тупиковый. В постиндустриальном обществе, когда принципиально, по сравнению с временами Кейнса, изменилась система разделения труда и кооперации, когда повысилась неопределенность, госрегулирование неспособно заменить рыночные механизмы самонастройки экономики.
Вывод: программа модернизации и структурной перестройки российской экономики должна иметь в своей основе дальнейшую либерализацию. Обеспечив устойчивость финансово-кредитной системы и обретя запас прочности, следует сделать решительные шаги в пенсионной и военной реформах, реформе здравоохранения, продолжить реформу образования, естественных монополий, жилищно-коммунального хозяйства.
Джентльменский набор проблем в нашей экономике и обществе не сильно изменился со времен подготовки и реализации упоминавшейся выше программы Грефа. А ей уже скоро 9 лет…
Яков Уринсон — доктор экономических наук. С 1972 по 1991 год — работал в Главном вычислительном центре Госплана СССР. С 1991 по 1994 год — глава Центра экономической конъюнктуры и прогнозирования при правительстве РФ. С 1994 по 1997 год — первый замминистра экономики РФ. С марта 1997-го по сентябрь 1998 года — министр экономики РФ и одновременно до апреля 1998 года — заместитель председателя правительства РФ. С января 2000 года по июнь 2008 года — зампред правления РАО «ЕЭС России».
