«Диалоги кармелиток» Франсиса Пуленка
Двадцать лет спустя. Театр «Геликон-Опера» в свой юбилейный год очутился в центре скандала. Реконструкция здания театра на Большой Никитской после снятия Юрия Лужкова с поста мэра приостановлена. Так московские власти отреагировали на заявление общественной организации «Архнадзор» о том, что в ходе реконструкции разрушены исторические постройки на территории усадьбы Глебовых-Стрешневых-Шаховских. Художественный руководитель «Геликон-Оперы» Дмитрий Бертман рассказал The New Times, что будет с театром, если реконструкция не продолжитсяЧем вам больше всего запомнились прошедшие 20 лет?
1990-й был особый год: Советский Союз разваливался и возникало новое государство. Я и мои товарищи только окончили ГИТИС. К тому времени я поставил четыре спектакля в Ирландии, а в этой стране есть закон: деятелям, которые внесли вклад в культуру, государство дарит гражданство. Я гордо обиделся, когда мне это предложили, потому что верил, что наконец-то сам живу в свободной стране и могу делать все, что хочу. Было такое иллюзорное ощущение. В 1990 году я уже работал стажером Большого театра, ребята-вокалисты, которые учились со мной на курсе, пели в театрах. Но мы решили после института остаться вместе и организовать театр. Даже не то чтобы «мы решили открыть театр» — все шло естественным путем: сделали один спектакль, другой… Декораций больших у нас не было: воровали что-то на свалках, где-то за бутылку покупали старые костюмы. Появился даже первый спонсор — ученый, который создал первый в России кооператив, связанный с компьютерными программами. Он подарил нам 4 тыс. рублей. Эти деньги пошли на наш первый спектакль «Мавра». Нас стали приглашать за рубеж. Мы записали совместно с фирмой «Олимпия» первый в России CD-диск с оперными ариями. Я помню, как купил машину за границей за тысячу марок, потом продал ее здесь за $3 тыс. и выплатил всем зарплату.
Но потом вы получили помещение в центре Москвы…
Через три года после основания театра мы обратились к правительству Москвы, поскольку умирали от голода и холода. И правительство дало нам бюджет, театр начал набирать обороты.
Дорогое место
Нынешний шум вокруг театра идет из-за перестройки исторического здания на Большой Никитской. Как появилась идея реконструкции?
В начале 2000-х годов, когда театр работал в полную силу, мы уже были участниками культурной жизни многих стран, в том числе Франции. И нашими постоянными зрителями были тогдашний президент Жак Ширак с супругой. В 2001 году они приехали в Москву по приглашению Путина и собирались посетить театр. ФСО заехала с проверкой на Большую Никитскую и... запретила это посещение, потому что здание находилось в аварийном состоянии. В нем постоянно вырубалось электричество, протекали трубы, во дворе располагались первый в Москве эротический ресторан «Пир» и ночной клуб «Гвозди», про который все в Москве знали, что это точка, где можно купить наркотики. Это я к тому, что наши оппоненты утверждают, что москвичи теряют любимое место для прогулок. Тогда мы писали письма в департамент охраны памятников, но на них никто не реагировал. Мало того, здание не являлось и до сих пор не является памятником архитектуры. Мы, кстати, обращались с предложением сделать его памятником, последнее обращение было полгода назад.
В основном здании театра на Большой Никитской
сейчас идет реставрация. На верхнем снимке — проект нового зала |
«Архнадзор» утверждает, что в документах якобы перепутали адрес, именно поэтому здание не считается памятником.
В 1995 году в реестре памятников значился адрес «Большая Никитская, д. 19/13». Это здание театра Маяковского. Наше здание — дом 19/16 — в этот реестр не входит. Можно ведь и сказать, что перепутали название страны. А это президентский документ, подписанный еще за семь лет до возникновения идеи реконструкции здания. К тому же памятниками являются здания, в которых жили великие люди и которые представляют архитектурную ценность. Дом Репнина, построенный в XVIII веке по этому адресу, в сентябре 1812 года сгорел дотла. Нынешнее здание его владелица княгиня Шаховская перестраивала семь раз. И каждый раз она строила театр. Мало того, если вы пойдете вдоль Большой Никитской, вы поймете, что это единственное здание, которое выходит за линию улицы. Шаховская из-за этого даже судилась с губернатором. В начале века и во время советской власти его тоже перестраивали. В годы войны в здание попала бомба, которая многое уничтожила, в частности, постройки двора были восстановлены из того же самого кирпича только в середине пятидесятых годов. Поэтому говорить, что там есть историческая кладка, нельзя. Росохранкультура дала разрешение на разборку хозяйственных построек во дворе здания.
Почему нельзя было здание просто восстановить? Для чего все переделывать и разбирать?
Здание восстанавливается методом научной реставрации. А во дворе планируется построить новую сцену в соответствии с современными потребностями театра, другого способа получить большую сцену нет. На этом месте, в доме с такой историей, должен располагаться государственный театр. Я же не частный особняк строю в центре Москвы и здоровье трачу не на свою собственность.
Как сейчас развиваются события?
Я надеюсь на законное решение этой проблемы. Проект согласовывали на всех этапах, им занимались и федеральные, и московские ведомства. Вложено полмиллиарда бюджетных средств, под сцену закуплено оборудование. Я не представляю, что будет дальше, как будет жить театр, если реконструкция остановится. В здании на Новом Арбате, где мы сейчас играем, чтобы попасть в театр, надо пройти через киоски. В помещении всего два туалета и две гримерные. Это здание, кстати, тоже находится в аварийном состоянии, нам все время пишут акты, что здесь нельзя играть спектакли…
«Любовь к трем апельсинам» Сергея Прокофьева — одна из последних постановок «Геликон-Оперы» |
Культурный спор
Премьера «Князя Игоря» перенесена из-за приостановки реконструкции?
Да. Мы хотели им открыть сезон в нашем родном здании. У нас ведь есть и другой репертуар, который мы не имеем возможности играть, потому что его не поставишь на нынешней сцене. Декорации лежат в ангарах, и эти спектакли не видели в России. Один из спектаклей — «Набукко» — сейчас в аренде у Мариинки.
Рассматриваете ли вы предложение, которое вам поступило, — возглавить Шведскую королевскую оперу?
Совмещать это нереально, потому что моя работа — не только творческая, но и административная. В Швеции понимают, что я, скорее всего, откажусь. Но официально свой ответ я должен дать до Нового года. Пока я ничего не ответил, потому что не знаю, как будут разворачиваться события. Я хочу работать и ставить спектакли в Москве, где родился и учился.
Вас как-то общественность поддержала?
Коллеги звонят в театр, предлагают написать письмо. Я прошу этого не делать.1 Не люблю коллективных писем. К тому же я надеюсь, что разум восторжествует.
Все-таки это довольно странная ситуация, когда вас пытается выселить организация, которая тоже имеет отношение к культуре.
Это действительно странно. И я не знаю, кто за ними стоит. Сама идея этой организации благородна. В «Архнадзор» входят люди разных взглядов, я лично знаю некоторых из них. Я бы, может быть, при других обстоятельствах сам вступил в «Архнадзор», да и весь наш театр тоже, потому что очень люблю старую Москву. В нашем театре идет опера Пуленка «Диалоги кармелиток» о том, как во времена французской революции из монастыря выселяют монахинь. Они отказываются покидать родные стены. В финале их отправляют на гильотину… Приходите в театр.
А если все будет плохо, вы примете предложение Шведской оперы?
Если здание отберут, то, наверное, театром будет руководить кто-то другой. Но я не думаю, что уйду один. Этот вопрос касается каждого в театре.
Константин Михайлов, координатор общественной организации «Архнадзор»:
«Руководство Москвы должно найти компромисс»
В ситуации с усадьбой Шаховских-Глебовых-Стрешневых мы опираемся на документы, в частности, на паспорт памятника. Нашу позицию подтверждает своим письмом и Генеральная прокуратура, и экспертное заключение Института искусствознания. Это к вопросу о том, является здание памятником или нет. Что же касается сноса, то тут вообще двух мнений быть не может. В разрешении Росохранкультуры и Москомнаследия говорится только о фрагментарной разборке участка кладки, а не о сносе целого усадебного флигеля.
Даже если допустить, что наши оппоненты правы и эта усадьба не являлась памятником архитектуры, на ее территории все равно нельзя вести новое строительство, а возможна только регенерация или восстановление утраченных элементов архитектурного ансамбля, поскольку усадьба находится на территории объединенной охранной зоны, которая установлена постановлением правительства Москвы от 1997 года.
Получилось так, что столкнулись лбами защитники старины и любители театрального искусства, чего быть не должно. Это задача руководства Москвы — найти компромисс, который позволит соблюсти интересы всех сторон. Москва — город большой, в ней множество пустующих территорий и объектов, которые могут быть использованы в культурных целях. И совершенно необязательно, чтобы новая сцена «Геликон-Оперы» была на Большой Никитской.
Что касается обвинений в том, что мы отстаиваем чьи-то интересы, то я все-таки предпочитаю разговор по существу дела. Мы выдвигаем архитектурные, исторические аргументы, если их опровергнуть не удается, то остается только бросить тень на оппонентов. «Архнадзор» — организация, которая действует в интересах культурного наследия. Я занимаюсь сохранением исторического облика города в меру своих сил с 1984 года и привык к обвинениям. Мы делаем свое дело, а остальное все наносное, пройдет и забудется.
Надо признать, что непоправимое уже произошло — уничтожена часть усадьбы. Но поскольку новое строительство не началось, еще можно вернуть облик этой усадьбы.