«Ослабление рубля не станет вселенской катастрофой». Комитет по открытым рынкам Федеральной резервной системы США принял 3 ноября решение о выкупе казначейских обязательств американского Минфина (бондов), в результате чего в экономику будет вброшено $0,6 трлн. Министр торговли КНР Чэнь Дэмин обвинил США в бесконтрольном выпуске долларов, провоцирующем рост инфляции во многих странах мира, в том числе в Китае. Чем закончатся «военные действия» и как это скажется на рубле — The New Times расспрашивал бывшего главного банкира страны, а ныне члена совета директоров «ВТБ Капитал» Сергея Дубинина
Валютная война неизбежна?
Валютная война* * The New Times подробно писал о валютной войне в № 33 от 11 октября и № 36 от 1 ноября 2010 года. — это удачно найденный бразильским министром финансов Мантегой термин, который все подхватили в последний месяц. Однако так называемым количественным смягчением (quantitative easing) и Япония, и США, и Великобритания занимаются факти- чески с начала кризиса, то есть с 2008 года. «Смягчение» заключается в том, что их центральные банки встали на путь приобретения государственных ценных бумаг собственных правительств. В привычной нам российской терминологии это называется «эмиссия» — вброс в экономику необеспеченных денег. Следствием такой политики является ослабление национальной валюты, к чему и стремятся многие страны. Им это выгодно: слабая национальная валюта повышает конкурентоспособность собственных товаров и позволяет ускорить экономический рост. Но если раньше, в разгар кризиса, никого не смущала такая политика США и ряда других стран, то сейчас многие государства, экономики которых ищут пути выхода из кризиса, очень болезненно реагируют на подобные попытки других улучшить свои торговые позиции.
Структурный дисбаланс
Как будут дальше развиваться события на валютном рынке?
Думаю, что мы и дальше будем наблюдать «количественное смягчение» со стороны США, Японии, Великобритании, то есть центробанки этих стран продолжат покупку своих ценных бумаг. Европейский ЦБ не использует термин «количественное смягчение», но, по существу, занимается тем же: страны создают за счет ЕЦБ фонды, из которых выкупаются проблемные облигации Греции, Испании, Ирландии. И на это намечено потратить полтриллиона евро. Как ни крути, речь идет о том же самом накачивании экономики ликвидностью, что автоматически ведет к ослаблению евро.
Если соревнование валют «за ослабление» продолжится, то каков будет итог этой войны?
Не стоит ждать, что процесс закончится к какой-то конкретной дате. Скорее всего, нас ждут длительные и упорные переговоры между основными странами-участниками о том, чтобы перейти от «войны без правил» к введению некоторых ограничений. Это непростой процесс, поскольку в войне участвуют как свободно конвертируемые валюты, так и те, чей курс определяется административно, как китайский юань. При этом китайские власти уже дали понять, что они не предполагают в ближайшие годы делать юань свободно конвертируемым и не готовы жертвовать темпами экономического роста ради укрепления национальной валюты. Одновременно Китай держит большую часть своих золотовалютных резервов (а они у КНР самые большие в мире — $3 трлн) в ценных бумагах США. В результате текущий платежный баланс Соединенных Штатов имеет долгосрочное отрицательное сальдо. То есть они меньше поставляют за рубеж товаров и услуг, чем сами покупают. При этом к ним больше приходит денег со всего мира, поскольку и правительства, и бизнесмены из слабых или развивающихся стран предпочитают снижать свои риски за счет приобретения ценных бумаг США. Все эти факторы создают существенный структурный дисбаланс в мировых финансах.
Может ли это привести к обвалу мировой финансовой системы?
Не думаю. Сейчас кризис из частного финансового и банковского секторов переместился в сектор государственных и межгосударственных отношений. В результате антикризисных мероприятий предыдущих двух лет многие финансовые структуры либо национализированы, либо их риски в той или иной форме взяли на себя государственные бюджеты. И определенная устойчивость финансового сектора сейчас достигнута. Правительствам государств всегда проще договориться друг с другом, чем множеству агентов рынка найти консенсус. В рамках «Большой двадцатки», скажем, правительства могут договориться о лимитах «количественного смягчения» или о некотором коридоре взаимных колебаний национальных валют. В мировой торговле сейчас примерно 75% расчетов проводится в долларах, 20% — в евро. Поэтому было бы правильно, если бы ФРС и ЕЦБ создали канал постоянных консультаций — это бы гарантировало мировую финансовую систему от валютных потрясений.
Но ведь валютную войну развязали друг с другом не коммерческие структуры, а именно государства в лице своих правительств и центробанков…
Да, это так. Но я не вижу сценария, при котором политический разум окончательно покинет руководителей этих стран и они пойдут на какие-то меры, полностью дестабилизирующие финансовую систему. Последнее решение денежных властей США это доказывает. Еще недавно они собирались провести «количественное смягчение» на $1,5–2 трлн, а пошли лишь на $0,6 трлн. Это все-таки компромиссный шаг.
Но не могут же все страны ослаблять свои валюты — кто-то будет и укреплять?
Процесс колебания валютного курса идет постоянно: нет такой искусственной точки, в которой можно зафиксировать некий результат. Если говорить о тенденциях, то тут надо смотреть за странами, которые имеют положительное сальдо текущего платежного баланса, — это подталкивает их валюты к укреплению. Речь идет о Китае, Индии, Бразилии, Германии, Японии и России. Но перспектива укрепления вряд ли радует правительства этих стран — ведь сильная валюта мешает развитию национальной экономики. Поэтому для защиты своих рынков они пытаются принять ограничительные меры. Бразилия, скажем, пригрозила ввести контроль над движением краткосрочных текущих капиталов, чтобы приток-отток спекулятивного капитала не создал угрозу обвала фондового рынка. Такая угроза, кстати, актуальна и для России.
Импорт как угроза
А рубль вообще является субъектом этой валютной войны?
Российская экономика — это порядка 2% в мировом ВВП. Поэтому рубль не может радикально повлиять на глобальные денежные потоки, что бы наши денежные власти ни предпринимали. Зато сила или слабость других валют может влиять на состояние нашей экономики. В настоящий момент на курсе рубля непосредственно сказывается состояние платежного баланса. В его рамках есть два параметра, за состоянием которых надо следить: экспорт, размер которого определяется вывозом сырьевых товаров из страны и ценой на них, и импорт — объем того, что мы ввозим. Сейчас российский экспортный потенциал задействован полностью и цены на нефть, к счастью, не падают. Это позволяет нам сохранять положительное сальдо торгового баланса,* * Положительное сальдо внешней торговли за 9 месяцев 2010 г. выросло на $123,6 млрд по сравнению с аналогичным периодом 2009 г. а значит, в краткосрочной перспективе можно не опасаться, что курс рубля может непредсказуемо измениться.
Но ваш бывший заместитель по ЦБ Сергей Алексашенко считает, что объем импорта быстро растет, а это неизбежно, с его точки зрения, приведет к девальвации рубля. Вы с этим согласны?
Импорт действительно растет опережающими темпами.* * За сентябрь 2010 г. объем импорта вырос на $32,6 млрд. Я объясняю это тем, что как только компании пришли в себя от кризиса, они стали задумываться о том, чтобы обновить парк оборудования. Плюс оживилось потребление: те, кто отложил из-за кризиса, скажем, покупку машины, сейчас наверстывают упущенное. В результате импорт растет, а экспорт, как я уже сказал, на пределе. Такая ситуация заставляет экспертов гадать, что же будет с курсом рубля, когда сальдо торгового баланса станет отрицательным.
И что будет?
Я не предвижу резкой и одномоментной девальвации. Нарастание импорта происходит не так быстро, как предсказывали еще в сентябре. На протяжении ближайших двух-трех кварталов это не приведет к изменению платежного баланса и снижению курса рубля. Но даже если потом курс рубля снизится, давайте не будем на это смотреть, как на вселенскую катастрофу.
Во-первых, я уверен, что снижение будет носить плавный характер — Центробанк не допустит резкого обвала: наши золотовалютные (международные) резервы составляют $450 млрд и являются третьими в мире, что позволяет ЦБ управлять процессом. Во-вторых, плавное снижение курса рубля для нашей экономики — такое же благо, как и для других стран, которые борются за ослабление своих валют в целях стимулирования экономического роста.
А вам не кажется такой подход несколько циничным по отношению к российским гражданам: для них очередное ослабление рубля грозит всплеском инфляции и новым ударом по кошельку?
Я не думаю, что удар получится таким уж сильным. У многих наших граждан сбережения хранятся, хотя бы частично, в иностранной валюте. Да и инфляция в любом случае не будет очень высокой. По итогам этого года она, наверное, окажется не 5–6%, как запланировало правительство, а 8–10%. Но и это — достижение для России, поскольку, скажем, в предкризисный 2007 год инфляция была выше — 11,6%.
Погода в доме
Но во всем мире нормальной считается инфляция 2–3% в год. Почему мы никак не приблизимся к этим цифрам?
Задача сбить инфляцию с 10% до 5% и ниже не менее сложная, чем понизить ее, скажем, с 90% до 10%. Потому что нужно проводить такую экономическую политику, чтобы, с одной стороны, накачивать экономику деньгами (иначе не будет роста ВВП), а с другой стороны — следить, чтобы дополнительные деньги не оборачивались ростом цен. А для этого деньги должны поглощаться инвестиционным процессом. У нас этого не происходит, иностранные инвестиции в Россию не идут.* * В первом полугодии 2010 г. прямые иностранные инвестиции в российскую экономику снизились на 11% по сравнению с аналогичным периодом 2009 г. — до $5,4 млрд.
Причины известны: плохой инвестиционный климат. Когда бизнес говорит о гарантиях частной собственности, все сразу начинают оглядываться на то, что происходит в суде над Ходорковским и Лебедевым, и от этого никуда не деться. Ведь для западных бизнесменов тут картина ясная: если холдинговая компания, какой была ЮКОС, распорядилась средствами своих дочерних обществ, а это подводится под уголовную статью и называется кражей, то, значит, так же точно можно квалифицировать любое решение любой холдинговой компании. Еще один фактор, который препятствует инвестиционному процессу, — коррупция и бюрократические препоны. На языке инвесторов все это называется дополнительными рисками, которые мало кто в нынешних экономических условиях готов на себя брать. Именно поэтому задачу привлечения инвестиций я считаю на сегодня наиболее важной для нашей экономики. Решим ее — и стабильность национальной валюты обеспечим, и экономический рост ускорим, и инфляцию при этом не разгоним.
Сергей Дубинин родился в 1950 году. Выпускник экономического факультета МГУ (1973). Доктор экономических наук, профессор. Занимал должности первого замминистра финансов (1993–1994), и.о. министра финансов (1994). Председатель Центрального банка (1995–1998). Входил в состав правления ОАО «Газпром» (1998–2001) и РАО «ЕЭС России» (2001–2008). В настоящее время — член совета директоров ЗАО «ВТБ Капитал».
