При всей разнице между США и СССР была у них одна общая черта, позволявшая называть их «сверхдержавами»: обе в значительной степени жили ради неких «сверхидей» — коммунизма и демократии, а также ради поддержания мирового порядка на основе сложившегося между двумя полюсами равновесия. У современной России нет амбиций сверхдержавы, она руководствуется собственными интересами, продавливая своим весом нужные ей решения на международном уровне. Но при этом предпочитает не взваливать на себя лишний груз ответственности. Это обыкновенный национальный эгоизм.
Беда в том, что на основе одной прагматики нельзя выстроить не только «глобальный центр влияния», о котором мечтают в Москве, но и просто современную великую державу. Отличие между великими державами прошлого и настоящего в том, что первые измерялись по их разрушительным способностям (у кого больше дивизий или ядерных зарядов), вторые — по способностям созидательным (кто способен производить передовые технологии, генерировать идеи, становиться примером для подражания). Первые должны были устрашать, вторые обязаны привлекать. Со вторым — труднее.
„
Да, есть кресло с табличкой «Российская Федерация», а что кроме этого?
”
Москва, конечно, в последнее время перестала устрашать полетами и походами по маршрутам холодной войны, но она до последнего времени была убеждена: деньги решают все. Почти все нулевые годы Россия провела, наслаждаясь комфортом великой державы, оплаченным углеводородами. Это выглядело как высшее проявление постсоветской мудрости, похоронившей идеологию: смотрите, мы стали жить для себя, считаем деньги и ни о чем больше не думаем. Или, говоря иначе, думаем именно и только тогда, когда считаем деньги. Все разговоры сверх того — в пользу бедных, униженных и оскорбленных.
Кризис вывел российский правящий класс из привычного состояния. Страна стала «проваливаться» — даже в сопоставлении с государствами бывшего третьего мира, на который в СССР–России всегда смотрели свысока. В результате появился дискомфорт. Он очень полезен. Именно чувство дискомфорта вынудило президента Медведева провозгласить курс на модернизацию, попутно обозначив главную международную дилемму России 2010 годов: либо модернизация, либо маргинализация. Проблема, однако, в том, что избранный формат модернизации — технологии и инновации — слишком узок для того, чтобы она удалась. Так что возникает еще одна дилемма: либо формат будет расширен, что предполагает серьезные социальные и политические преобразования, либо модернизация победит только в масштабах Сколкова. Официально это будет подано как успех. А на самом деле станет еще одним шагом к маргинализации страны.
