Когда вы впервые услышали о Харви Милке?
В 70-е я жил в Лос-Анджелесе. И ничего про Милка не знал. Впервые услышал о нем, когда его убили. А идея фильма родилась лет пятнадцать назад — тогда его предложили снимать Оливеру Стоуну, но он отказался, так как уже сделал JFK (фильм об убийстве Джона Кеннеди. — The New Times). Я тогда поработал над проектом год, а потом бросил. Но все это время держал его в голове и общался с Кливом Джонсом (друг Милка. — The New Times), который в конечном итоге и рассказал мне о сценарии Лэнса.
Вы впервые работали с биографией реального человека. Это сложнее, чем делать обычный художественный фильм?
Да, это совсем по-другому. Мои предыдущие картины были смесью вымысла и реальности, в них нет жесткой привязки к подлинным событиям, мы никогда не называли героев именами реальных людей. Например, «Умереть за» — комедия о реальной женщине Памеле Смарт, которая превратилась у нас в Сьюзан Стоун. Это не стопроцентная биография. Или мой ранний фильм Mala Noche — он основан на реальной истории, герои даже носят имена своих прототипов, но эти люди никому не известны. А «Милк» — мой первый настоящий байопик, биографический фильм, где все подчинено подлинным и довольно известным фактам.
Зависимость от реальности как-то ограничивала вашу свободу?
Еще как! Несмотря на то что мне нравится мой фильм и я не против продолжать делать байопики, должен сказать, что это очень тяжело, так как ты стремишься к абсолютной точности, к абсолютному соответствию реальности, а это невозможно. Мы очень старались, но добиться совершенства все равно не получается.
Тем не менее вы довольно точно воссоздали стиль 70-х. Чем они вас привлекают?
Знаете, люди, занимающиеся модой, любят окунаться в другие эпохи и искать там вдохновение: в музыке, одежде или дизайне прошлого. Но это не мой случай. Меня интересовало не столько время, сколько место — непосредственно Кастро (район в Сан-Франциско. — The New Times) — и то, что там происходило. В тот момент в США впервые возникло гей-движение, впервые зашла речь об их правах — до этого они были вне закона. И этот социальный всплеск был захватывающим.
В начале фильма Милк говорит: «Мне уже сорок, но я еще ничего не сделал в жизни...»
На самом деле он прожил много жизней и в каждой из них был успешен. Сначала пошел служить в морской флот — и за год стал лейтенант-командером военного корабля. Потом отправился на Уолл-стрит и заработал там деньги, стал довольно богатым человеком. Однако все это не приносило ему удовлетворения. Затем он двинулся в театр, работал над постановкой новых пьес и даже участвовал в создании мюзикла «Волосы». Однако и этого ему было недостаточно. Может сложиться ощущение, что этот парень успешен во всем, чем бы он ни занимался. Но он ни на чем не задерживался. Единственное, на чем остановился Милк, это движение за права геев, здесь он, кажется, наконец-то нашел себя. По крайней мере, так говорят все его друзья. И он прекрасно понимал, что эта борьба его убьет и он заплатит за нее самую высокую цену. Милк получал тысячи писем с угрозами. Вся его жизнь — череда изменений. Штука в том, что, постоянно изменяя себя, он в конечном счете трансформировал других — общество, историю.
Вы сразу выбрали на эту роль Шона Пенна?
Да, в самом начале проекта. Я выбрал его по двум равнозначным причинам. Во-первых, Шон — один из величайших актеров современности. При этом не гарантирующий успеха, его имя на афише не особенно влияет на кассу. Во-вторых, я выбрал Шона из-за его политической активности, которая, кстати, все время приносит ему неприятности. Сейчас кастинг можно проводить при помощи YouTube — например, у Дэниела Дэй-Льюиса там можно увидеть лишь сборник актерских хитов. А если ввести имя Шона, то сразу наткнешься на его публичные выступления, увидишь, как он говорит довольно радикальные вещи. Плюс его чувство юмора, плюс его оппозиционность — все это напоминает Милка, каким он был. Так что Шон был первым кандидатом на роль, и он сразу согласился.
Ваши предыдущие экспериментальные работы как-то повлияли на стиль «Харви Милка»?
Лишь отчасти. В целом мы опирались на сценарий — многостраничный, традиционный и очень последовательный. В моих предыдущих картинах значение сценария не было столь велико. Иногда я и вовсе снимал без сценария, историю подсказывал визуальный стиль. Но отнюдь не все считают «Милка» традиционным. Некоторые все еще видят вызов в самой идее рассказать историю политика-гея в рамках мейнстримного фильма.
После «Харви Милка» вы стали большим политиком, чем были прежде?
Однозначно. Победа Обамы была большим сюрпризом. Знаете, наше правительство не настолько коррумпировано, чтобы сфабриковать такую победу. Все это очень обнадеживало. Введение в Калифорнии «восьмой поправки» (запрещающей однополые браки. — The New Times) было разочарованием, но реакция на нее — отнюдь. Кстати, марши протеста начались в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско тогда, когда мы уже заканчивали «Милка».
Что будете снимать дальше?
Лэнс адаптирует роман Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест». Действие там происходит в конце 50-х — начале 60-х. Это книга о другом писателе (Кене Кизи. — The New Times), который был основателем и лидером движения хиппи в Сан-Франциско.
О фильме «Харви Милк» The New Times подробно писал в № 1–2 от 19 января 2009 года
