Старикам тут не место?

Эйджизм (дискриминация пожилых людей по возрастному принципу) долгие годы не был присущ нашей стране. В Советском Союзе, много лет управлявшемся весьма возрастными лидерами, официально спонсировался культ «ветеранов», а непорядочное отношение к родителям осуждалось литераторами от демократа Трифонова до патриота Распутина. В 1990-е годы в защиту несчастных обнищавших бабушек выступали едва ли не все критики российских экономических реформ. Казалось бы, тем удивительнее то демонстративное презрение к пожилым людям, которое охватило в последнее время часть российского политического класса. То полпред президента России (теперь уже бывший) Анатолий Квашнин вполне официально предлагал принудительно переселять городских стариков в пригороды, то пресс-секретарь движения «Наши» оскорбила «несогласных», пеняя им на возраст («у нас в стране образовалась настоящая банда со всем несогласных стариков — Лимонов, Алексеева, Лукин, Пономарев…»). Почему же представители российского истеблишмента стремятся к социальному исключению пожилых людей из жизни общества?
На мой взгляд, одним из оснований российского эйджизма (хотя и не единственным) служит тот факт, что наша страна живет по преимуществу за счет распределения доходов от ресурсной ренты. Однако превращению России в нефтегазовую державу препятствует слишком большое количество жителей. В самом деле, в добыче и транспортировке энергоресурсов заняты лишь немногие россияне, а остальная часть граждан страны, с точки зрения рационально мыслящих правителей «нефтяного» государства, является не кем иным, как дармоедами, претендующими на кусок пирога ресурсной ренты. И если в демократиях правительства — хотят они того или нет — вынуждены заботиться о голосах избирателей и игнорирование тех или иных групп может быть наказано на выборах, то ряд авторитарных нефтяных государств широко практикует социальное исключение значительной части своих сограждан. Американский политолог Майкл Росс, изучавший пагубные эффекты «ресурсного проклятия», показал на примерах ряда стран Ближнего Востока, что нефтяное изобилие повлекло за собой кардинальное ухудшение положения женщин: там попросту не находится места для женской занятости, и они становятся «лишними ртами» для экономики и общества в целом («исламский фактор» оказал куда меньшее влияние на эти процессы). В российских же условиях на роль «лишних ртов» почти с неизбежностью обрекаются старики. Но, с одной стороны, регулярное проведение в России «фасадных» выборов вынуждает власти оплачивать электоральную лояльность пенсионеров, повышая размеры выплат в преддверии очередных голосований и усугубляя разрастание «дыры» в пенсионном фонде. С другой стороны, российские старики отнюдь не всегда выступают бессловесными подданными, о чем свидетельствует прокатившаяся в начале 2005 года волна протестов против «монетизации льгот». Эти два обстоятельства на сегодняшний день препятствуют тому, чтобы российские власти бросили стариков на произвол судьбы, подобно режиму Ниязова в Туркменистане, в свое время отказавшемуся от выплаты пенсий как таковых.
В ситуации, когда политический класс нашей страны оказывается не способен избавиться от стариков и понимает, что в среднесрочной перспективе проблемы пожилых людей могут усугубляться, место «дела» занимает «слово». Отсюда нескрываемое презрение к «лишним ртам», испытываемое теми, кто в состоянии правдами либо неправдами скопить свои кусочки нефтегазовой ренты на будущую безбедную старость. Поэтому не следует рассчитывать на то, что эйджизм уйдет в прошлое по мере того, как нынешние лидеры нашей страны сами станут стариками. Скорее наоборот: конфликт «отцов» и «детей» в условиях «мягкого» авторитаризма в нефтегазовой стране будет только нарастать. Россия рискует превратиться в no country for old men — «старикам тут не место».