Свой среди бомжей

Одиннадцать утра. Понедельник. Павелецкий вокзал. Бригада «Социального патруля»* * «Социальный патруль» создан Департаментом социальной защиты города Мос­квы в октябре 2009 года. в составе социального работника, фельдшера и водителя начинает дежурство. Первый пункт — «наркоманская поляна». Так они называют пустырь на Кожевнической улице.
Земля усыпана использованными шприцами. На груде разорванных коробок и старых одеял лежат двое. «Здесь обитают наркоманы-буторфанольщики* *Буторфанол — опиоидный анальгетик. . Это лекарство без труда можно купить в любой аптеке, его мешают с димедролом и колют внутривенно. Через некоторое время появляются язвы, потом мягкие ткани отделяются от костей. При длительном употреблении человек начинает гнить заживо», – рассказывает фельдшер Валентина Щенева, пока Андрей пытается растолкать одного из спящих.

Лохматый человек с забинтованными ногами оказывается старым знакомым. Это Рамиль, беженец из Карабаха, живет в Москве с середины 1990-х. Весной этого года бригаде удалось положить его в больницу с начальной стадией гангрены. Рамиль подлечился и вернулся на старое место.
«Профессионального бродягу почти нельзя вернуть к нормальной жизни, — с грустью объясняет Ушкарев. — Я могу их устроить в ночлежку, вымыть, переодеть. Но мало кто соглашается. Они дорожат своей псевдосвободой и не готовы соблюдать главное условие: отказ от алкоголя». Когда за дежурство удается найти хоть одного, кто согласен завязать с уличной жизнью, Андрей чувствует себя счастливым.

Андрею Ушкареву 35, родом он из Тамбова. Ему было двадцать, когда его мама начала работать помощником у местного депутата. По вечерам рассказывала сыну, с какими просьбами приходят люди и как она им пытается помочь. Андрей решил заняться чем-то подобным. Отправился в Москву, окончил Библейско-Богословский институт. «Священником не стал, потому что был разведен и второй раз женат», — рассказывает Ушкарев. Несколько лет работал в фонде «Санам», занимался профилактикой венерических болезней среди проституток. «Я заточен под благотворительность», — с улыбкой говорит Андрей.

Времени спокойно поесть у сотрудников «Социального патруля» нет

Бездомная гордость

«Деда, стой!» — кричит Ушкарев, догоняя бомжа, который ковыляет вдоль вокзальных киосков. Начинается опрос. Дорохов Альберт Александрович, 1937 года рождения, приехал из Новосибирска. Учитель физики и математики. Зачем приехал — не помнит. «От помощи отказываюсь. Я сам», — твердо заявляет Дорохов. Хотя и соглашается принять в дар ботинки. Вот только их никак не натянуть на толстые, с дырками на больших пальцах носки.

На автобусной остановке целая компания бездомных. Андрей здесь желанный гость. Вот к нему поднялась цыганка в грязном пальто. Это Тамара Федорова, из табора ее выгнали братья. В 1993 году она, беременная на последнем месяце, освободилась из тюрьмы. Потом вместе с маленькой дочкой Любой попала на Курский вокзал. «Там меня принял блатной серьезный мир. Я здесь авторитет — не краду и не попрошайничаю. Трижды была в тюрьме», — рассказывает Тамара, скаля обломанные зубы и энергично наступая на собеседника. Ее 17-летняя Люба стоит рядом и просит мать замолчать. Она выросла на вокзале. Никогда не училась в школе, нет ни свидетельства о рождении, ни паспорта. Привыкла мыться в вокзальном туалете и ночевать где придется. «Каждый теряется в этой жизни по-своему. Здесь, на вокзале, живут очень сильные и гордые люди. Дождь идет, снег идет, а мы уважаем друг друга и улыбаемся сквозь слезы. Не надо в человеке видеть бомжа», — излагает Тамара философию бездомных.

Водитель Виктор Шибалович спрашивает бездомного, какая одежда ему нужна

Право на отказ

Андрею поступает задание от диспетчера: Калитниковский проезд, дом 11. Там около храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» сидит 42-летняя попрошайка Вера Колесниченко. Она карлица с перебитыми ногами. Сама едва передвигается. Родом из Курской области. Дважды была в рабстве у цыган. Заставляли убирать в доме, следить за детьми, попрошайничать, били. Вера сбежала от них. Нынешний ее «друг-рабовладелец» сейчас в больнице. Ночует у продавщицы местного цветочного магазина — пока пускают. Ест то, что дают прохожие. Ехать вместе с патрулем не хочет. Прошлой зимой жила в Центре социальной адаптации «Люблино». Сотрудники центра купили ей билет до Курска, там Веру должны были встретить люди из местной социальной службы. Но до Курска она не доехала — отстала от поезда на первой станции, напилась и вернулась в Москву. Оставляем Вере теп­лый шарф и кофту и отправляемся дальше.

Приезжаем в «бич-парк» — сквер в окрестностях Курского вокзала, излюбленное место бездомных. У машины тут же группа постоянных клиентов Андрея. Просят одежду, еду, обувь. У одного болит нога. Фельдшер осматривает ногу и вызывает скорую. Температура — 40,7. Сильное воспаление, язвы.

Остальные заняты примеркой ботинок, свитеров, носков — все это добро водитель Виктор Шибалович вынимает из пакетов с гуманитаркой. Один из примеряющих, кажется, попал в компанию бомжей случайно. У него испитое, но выбритое лицо. Потрепанная, но чистая кожаная куртка и очки. Константин, как он представляется, — отделочник-реставратор с Соловков. На родине у него сожительница и двое детей. Он уехал от них в 1997 году после предательства гражданской жены. В чем именно оно состояло, Константин рассказывать не хочет. Жил в Архангельске, потом в Подмосковье. Там познакомился с женщиной на много лет старше. Жил с ней, потом она умерла. «Прописан я у нее не был, боялась, что, если пропишет, молодую в дом приведу, а ее выгоню», — объясняет Константин. После смерти сожительницы запил, попал в психушку, потом на улицу. Сейчас живет по вокзалам и депо. Домой на Соловки возвращаться категорически не хочет. «У меня еще есть стыд», — злится бывший реставратор. 

Сотрудники социального патруля не имеют права действовать силой. Бездомный имеет право отказаться от помощи. Насильно можно только помыть, если человек представляет опасность для прохожих. «Я не испытываю к бездомным брезгливости, не злюсь на них. — говорит Ушкарев. — Они имеют право на существование. Их может вылечить только любовь. Только в данном случае это не чувство, а принцип любого моего действия. Для каждого из них я пытаюсь сделать все, что в моих силах, но заставлять я не буду».