«Я хочу поблагодарить всех, кто находит в себе смелость писать, приезжать, поддерживать людей, осужденных по политическим статьям.
Раньше у меня были сомнения на 1%, но сейчас я уверена, что Мариупольский театр разбомбила Россия. Всегда хочется обелить родину, но этот процент умер.
<...> Я не горжусь своей Родиной. Я из тех, у кого, если мать алкоголичка, я не буду ей подливать, чтобы она меня хвалила. Я буду стараться ее вылечить.
Молодое поколение парней сейчас вымрет в этой славянской мясорубке. Знаете, сколько из СИЗО ушло парней? Мне известно о нескольких десятках, и только двое живы. Это совсем молодые парни.
<...> Я часто нахожусь в ШИЗО, там есть и свои плюсы и минусы. Я хотя бы не вижу потоки лжи из телевизора, когда я его не вижу. Мне просто хочется сказать: «Остановите землю, я сойду». Оказывается, у нас прописан принцип гуманизма и равенства заключенных. Мне за пост вынесли приговор в 6 лет. И где-то в эти же дни судили главу района в Барнауле за взятку — штраф 400 000.
У нас столько неприкосновенных чиновников. Украл, ну и украл, избил и избил — это не особо тяжкое, для них не страшно.
<...> Столько насилия, сколько я увидела в пенитенциарной системе, я не видела нигде. Самый «жесткач» творится в психиатрических больницах.
Первый и третий раз у меня экспертиза была, а второй — у меня начали отнимать шнурки (что за маразм, если я захочу, я повешусь и на колготках), я села и расплакалась, вызвали психиатров, они со мной даже не разговаривали. Я сидела на корточках и плакала, залетают амбалы здоровые, швыряют меня на стол грудью, я прикусываю себе язык до крови, выворачивают руки и стягивают их так, что у меня остался шрам, я спотыкаюсь, меня бьют в живот, пинают, швыряют о стены. Это — санитары психиатрической скорой. Меня впихивают в скорую, я нечаянно наступаю на носилки и слышу такую отборную грязь, меня швыряют на лавку и садятся сверху. А я клаустрофоб. На какое-то время я просто теряю сознание. Это было в Бийской психиатрической клинике. Там даже бабушек избивают.
Насилию я подвергалась неоднократно. Первый раз в «психиатричке» в Барнауле. Там у меня даже прокладку отобрали — а вдруг вы их съедите. А я говорю, ну если я ем прокладки, что помешает мне съесть простыню. За это мне стали колоть галоперидол. Зато я под ним все перестирала и выдраила — там можно было операции проводить. Тогда меня это шокировало, но потом я поняла, что бывает гораздо хуже.
<...> Очень важно гуманизировать нашу систему исполнения наказаний. Нельзя позволять обычным людям издеваться над такими же обычными людьми. Зло будет плодиться, пока мы не перестанем его сеять.
У нас не исправительные, у нас концентрационные лагеря. И смертность намного выше, чем по стране. Самый пик издевательств — это зима-весна. Я из-за беспредела вскрыла вены. Перед ШИЗО меня заводят в душ, воды горячей нет, она ледяная. Сотрудник сказал, пусть ждет, пока она нагреется. Ждать 4 часа, окон в душевой нет. У меня началась паника, я начинаю задыхаться, я расстилаю пакет на пол и начинаю стирать. Потом теряю сознание и слышу — входит толпа людей и начинают орать на меня, чтобы я одевалась. Я прошу 10 минут, у меня панические атаки. В ответ — ты и так тут два часа сидишь. Слышу приказ применять силу, там мужики, я в этом полотенце. Одна навалилась на руку, где у меня шов свежий, там нитка вылетела. Мне даже укол мгновенного действия не сразу помог. И вишенка на торте — за эти издевательства надо мной я получила еще 15 суток ШИЗО.
Мне не разрешали мыться после этапов. Хотя у меня прописана обязанность соблюдать гигиену. Первое ШИЗО у меня было как раз за то, что я помылась, не сразу легла спать. Прокурор Останчик сказал прямым текстом: «Ну, считайте меня адвокатом СИЗО». Хотя ему подтвердили, что мне даже не выдавали объяснение, почему я в ШИЗО.
Обращаюсь ко всем — тот факт, что вы аполитичны, вам ничего не гарантирует. Как раз политически активных граждан в тюрьме в разы меньше. Им хотя бы помогают.
Прошу прощения, это была возможность высказаться. Я замолчу на долгие три года».