Путин правит Россией четверть века. Россия, пусть и не вся, согласилась с уникальным торговым предложением августа 1999 года, когда ей назначили нового и. о. премьер-министра. И потом равнодушно соглашалась на любые рукотворные акты деградации политической среды, которая влечет за собой деградацию всего остального, включая экономику, а главное, антропологию нации, оказавшейся готовой отдавать жизнь (желательно чужую) «за Родину» (то есть за максимальное продление власти Путина).
Проект «Путин» задумывался как пиаровская и политтехнологическая схема авторитарной модернизации. Демократия считалась ненужным бумажным (по Конституции) обременением. В результате лишились и демократии, и модернизации, понимавшейся исключительно как технологические заимствования у проклятого Запада. Квазимодернизационный проект в своем зрелом виде оказался не просто контрмодернизационным, а глубоко архаичным. Он сочетает самый примитивный имперский и одновременно националистический русский мессианизм с возвращением отнюдь не позднесоветских, а почти сталинских репрессивных практик. Репрессии дополняются примитивной, но чрезвычайно массированной пропагандой, всеобъемлющей цензурой медиа и образования, уничтожением институтов гражданского общества, шельмованием несогласных и навешиванием на них позорных ярлыков «иноагентов», «нежелательных», «экстремистов». От технологий остался только цифровой авторитаризм: те передовые изменения, которые могли бы служить обществу, брошены на тотальный контроль над всем живым.
Символично, что в дни 25‑летия путинского правления власти замедляли YouTube, где они проиграли свободному слову, и заблокировали Signal, где переписка граждан вроде бы не поддавалась их контролю. Вот и все технологии, и то заимствованные.
Деньги и усилия, которые могли бы быть потрачены на стимулирование научного поиска, создание новых лекарств от неизлечимых болезней, на строительство дорог, школ, больниц, поликлиник, на достойное пенсионное обеспечение, рыночные стартапы, технологические прорывы в мирных сферах, уходят на железки, вся участь которых — гореть в огне «спецоперации». Миллион (и более) рублей за контракт, несущий смерть. А что, если бы его тратили на контракт, несущий жизнь — новую технологию, бизнес-идею, творческую задачу, проект по дополнительному образованию детей, лечение людей? Может быть, и репутация руководства страны и самого понятия «россиянин» не была бы столь безнадежно испорчена?
Да, проект «Путин» — это, по определению Александра Эткинда, «стоп-модернизация». Но антропологический смысл происходящего гораздо глубже и хуже. Это вовсе не возвращение в СССР, в чем убеждены многие сторонники Путина — дорога к восстановлению империи лежала бы не через войну, а через мягкую силу и инвестиционно-человеческую привлекательность. Это падение в архаику с потом, кровью, культом героической смерти и жестокого правителя с массой психологических комплексов, запахом казармы и тюрьмы. Часть страны сидит в тюрьме или в окопах, другая ее часть старается не замечать происходящего, отказываясь от всякой ответственности, в том числе ответственности за Путина. А кто голосовал за него, полагая, что все и так хорошо — Пушкин с Лермонтовым? Кто полагал, что внутри проекта «Путин», где доходы до поры до времени росли на нефтедолларах, а рыночная экономика и открытые границы гарантировали хорошее качество жизни, достаточно быть потребителем, а не гражданином? Кто добровольно, а иной раз агрессивно-послушно отказывался от ротации власти — Толстой с Тургеневым? Непризнание ответственности за происходящее и ведет к поддержке Путина — у пассивного конформиста, героя нашего времени, просто нет другого выхода, иначе он оказывается наедине с самим собой и своей совестью.
В этом же и психологическая природа отторжения всего западного и понимание Запада как врага. Россия — европейская страна, прежде всего культурно. Могла бы стать ею институционально, если бы не странный выбор первого лица 25‑летней давности. Конституция 1993 года сама по себе не виновата — все необходимые институциональные условия для нормального и мирного развития в ней заложены, включая общечеловеческие ценности, зафиксированные в главе о правах и свободах человека и гражданина. Институты состоят из людей. Если верхи злоупотребляют властью, профанируют институциональную среду, навязывая отказ от ротации власти, а равнодушное большинство принимает это как должное — рождается, матереет, входит в высшую стадию своего развития явление, которое теперь называют «путинизмом». Неудача западного проекта, вестернизации России и породило фрустрацию, ресентимент и отторжение всего западного. Сам же Запад в этой путаной достоевщине русской души совершенно не виноват — это «спор славян между собою».
Запад дал путинской России все — образ жизни, еду, одежду, технологии, рабочие места, инвестиции, производства, основы рынка. Проект «Путин», забрав все это у Запада, проедает его наследие. Как в начале своего пути проедал и перераспределил заново советское наследие. Теперь оно уничтожается в плавильне «спецоперации».
Контрмодернизационный проект «Путин» — самоедский. Дело даже не в том, что бывший офицер КГБ мог бы править еще долго и без «спецоперации», оказываться гораздо более привлекательным для мира — тот же самый Запад из прагматических соображений ему помог бы. Проблема серьезнее — портится мораль нации, а значит, ее креативный потенциал. Мораль, как и демократия — вещи не абстрактно-философские, а абсолютно прикладные, полезные в употреблении. Примитивизируется технологический каркас — он, как и бюджетная политика, а значит и налоговая, ориентирован на «оборону и безопасность». А значит переживает дистрофию человеческий капитал — образование, чьей целью становится унификация мозгов, здравоохранение, ценность человеческой жизни как таковой. Изоляция и ориентация на Восток, который сам по себе вторичен по отношению к Западу, выталкивает Россию на обочину. Как писал Бродский Иосиф Александрович, «эта местность мне знакома как окраина Китая».
Тем не менее страна живет, проедает ресурсы и резервы, платит налоги, ее спасает именно то, что путинская команда так ненавидит — рыночная экономика и люди, научившиеся за ельцинское десятилетие жить внутри нее. Потенциал рынка оказался настолько масштабным, что ни один экономист не смог предсказать устойчивость российской экономики даже в условиях расточительного «путинизма» и «спецоперации». Теперь ударились в другую крайность, описывая несгибаемость путинско-белоусовской модели, но и к этим предсказаниям нужно относиться с осторожностью — ни одна математическая модель не способна объяснить происходящее. Тут важнее другое: достаточно представить, что не было бы «спецоперации», не было бы, в конце концов, этих 25 лет сползания в полутоталитарную архаику, какой бы процветающей, мирной, привлекательной страной оказалась Россия!
История мстит. Одно неловкое движение — и ты на обочине цивилизационного развития. А учитывая риски эскалации и ядерной войны — на грани исчезновения человеческой цивилизации. Кто бы мог предположить, что столь скромный и исполнительный чиновник с кагэбэшным прошлым сможет за четверть века перевернуть вверх дном не только свою страну, не только ее мораль, но и весь мир? А предполагали на самом деле многие. Только их не слушали. Тем более не слушала их нация, которой, с одной стороны, было все равно, а с другой, захотелось вдруг привычной сильной руки, если не «ежовых рукавиц».
И вот мы у разбитого корыта. Все достижения нескольких поколений советских людей и пары поколений постсоветских сметены одним движением железной руки. Если будет написана вторая «Анатомия человеческой деструктивности», то эти 25 лет станут учебным пособием по технике антропологических катастроф. Впрочем, нации, особенно российская, никогда на своих ошибках не учились. Танцы на отравленных граблях — наш национальный, неолимпийский и суверенный вид спорта.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: 1tv.ru.
