«Мы
диалектику
учили не по Гегелю...
пускай нам
общим памятником будет
построенный
в боях
социализм».
Владимир Маяковский, «Во весь голос», 1929–1930
Драматургия Петербургского международного экономического форума на этот раз была пободрее, чем в прошлом и позапрошлом годах. Во всяком случае уровень партнерства поднялся от запрещенных в РФ талибов к президентам Боливии и Зимбабве. Пейзаж оживляла дискуссия о национализации со справедливым вопросом модератора сессии Андрея Макарова о том, добавит ли превращение макарон «Макфа» из частных в государственные доверия в предпринимательской среде. И заявление Германа Грефа о том, что экономика перегрета. И неуклюжие опровержения милитаризирующегося характера экономики России (нет-нет, это не «военное кейнсианство» и даже вовсе не кейнсианство).
Но главным оживляющим фактором оказался выбор модератора сессии с Путиным — им стал Сергей Караганов, метавшийся не между будуаром и молельной, а между неизбежностью ядерного удара в результате движения вверх по «лестнице эскалации» и его невозможностью, между запретом на госидеологию и ее необходимостью.
Попутно он как опытный маркетолог едва не продал Путин пару идей для госзаказа, хотя и был обвинен верховным главнокомандующим, что в какой-то момент «хрюкнул», то есть пропустил мимо ушей собственно ключевой, но нарочито нудный как бы экономический доклад автократа. Но зато предложил назвать построенный Путиным строй «авторитарным социальным капитализмом». Со словом «авторитарный» сам Путин спорить не стал.
Надев широкий боливар
Но начал модератор с антиколонизационного пафоса, представляя гостей из не самых блистательных, благополучных и богатых стран мира. К достоинствам команды зимбабвийского президента он отнес то обстоятельство, что «они сумели национализировать владения белых колонизаторов». Если бы была предусмотрена слайдовая презентация, тут следовало бы вывести на экран какую-нибудь из особенно ярких карикатур Бор. Ефимова или Кукрыниксов.
Что касается боливийского товарища, то «он провел замечательные реформы, интереснейшие, включая национализацию значительной части собственности иностранных компаний, недр. При этом занимался импортозамещением, и у него получалось». Что-то в этом дискурсе напомнило описание прогрессивных «реформ» президента Чили Сальвадора Альенде в исполнении его советского биографа Григулевича (Лаврецкого), известного своими многочисленными авантюрами, осуществленными по поручению отечественной тайной полиции и самого товарища Сталина, в частности, первым неудавшимся покушением на Троцкого. Что касается импортозамещения, то участникам сессии, включая главное лицо и модератора («бывшего экономиста»), стоило бы ознакомиться с работой Е. Т. Гайдара «Аномалии экономического роста», описывавшей причины и следствия исторических провалов и крайней неэффективности попыток импортозамещающей модернизации, в том числе в странах Латинской Америки. Слово «аномалии» здесь отнюдь не случайное...
В. Путин и С. Караганов
«Я помню отчетливо 1998 и 1999 годы, когда наша страна находилась на грани, или скорее уже за гранью развала, была абсолютно трагическая ситуация. Я помню, что мы с товарищами отчаянно сражались, почти безнадежно. И в какой-то момент Господь Бог смилостивился над нами», — сообщал модератор, имея в виду божественное происхождение Путина В. В. Представляется, что в 1999 году страна не была на грани развала — после кризиса августа 1998 года происходило — благодаря счастливому бездействию правительства Примакова — восстановление экономики, причем за счет исключительно рыночных сил, выпущенных на волю в январе 1992 года.
Но число зафиксированных прогибов не уменьшалось: «Владимир Владимирович, перед вами стоит не менее сложная задача: не только победить, но и спасти мир, который катится и который валят к мировой войне».
Затем для подтверждения тезисов модератора на арену вышел президент Боливии: «Для противостояния этой международной обстановке и говоря о модели развития отличной от ортодоксальной (то есть нормальной, либеральной. — А. К.), развиваем в Боливии нашу собственную модель экономики — коммунитарную производственную социально-экономическую модель. Это модель, которая отличается от того, что пытался нам насадить неолиберализм, потому что у нас очень серьезные меры социальной защиты и поддержки». Это очень странные представления о либеральной модели экономики, согласно которым она не предполагает социальную поддержку. Трудно упрекнуть экономическую политику большинства европейских стран в том, что она не либеральная, тем не менее социальная поддержка там очень высокая. И основана она на демократии налогоплательщика, когда тот, кто платит налоги, имеет возможность понимать, на что они идут и, соответственно, ведет себя еще и как ответственный избиратель, имеющий реальное и реализуемое право ротировать власть. «Коммунитарная» модель? Пожалуй, сомнений в ее провале, о чем просто кричит название, быть не должно.
Большой философ и глубокий эконом этот президент: «Мы уменьшили неравенство и смогли создать более однородное общество. Таким образом, доказана гипотеза, что страна может расти быстрее, когда доход распределяется равномернее по экономике». Неравенство может уменьшаться не только тогда, когда бедные становятся богаче, но и когда богатые становятся беднее. Не говоря уже о том, что формальный рост ВВП, во‑первых, может быть спровоцирован масштабными государственными расходами совершенно не на то, что должно расти (например, как в России, на вооружения), во‑вторых, как правило, высокие показатели слабых экономик — это рост с крайне низкой базы, из минусовой плоскости.
Пожалуй, среди стран глобального Юга можно было найти президентов более успешных государств. Не приехали? Или снова в Кремле провалились исследования — на этот раз латиноамериканские и африканские?
Возвращение «к себе»
А вот и первое торговое предложение Путину от модератора подоспело: «А вы не подумали о том, что Россия может взять на себя инициативу создания мастер-плана новой мировой экономической системы, собирая к себе мозги из новых стран, может, через какое-то время приедут и хорошие мозги из старых стран». Можно Джеффри Сакса пригласить, он изменил свою позицию по многим вопросам, как и Сергей Караганов. В принципе же на вопрос о привлекательности России в смысле «сбора мозгов» однажды хорошо ответил покойный Дмитрий Александрович Пригов: «Шостакович наш Максим убежал в страну Германию. Но скажите, что за мания, убегать не к нам, а к ним?»
Дальше пошел сюжет о главном. «Сейчас у нас идет быстрый рост военных расходов и военной экономики. Это отрадно, потому что мы возвращаемся к себе». Да-да, именно к себе, именно на этом подорвался Советский Союз, как и на помощи многочисленным вассальным режимам, каковыми в потенциале путинская Россия видит, вероятно, и Боливию, и Зимбабве. В абсолютно имперской колониальной логике разделения мира на сферы влияния: надо отобрать у супостата те географические точки, которые он когда-то контролировал, но давно отпустил в свободное плавание, и застолбить себе там место.
Словом, в отличие от других должностных лиц Путин не спорил с тем, что российская экономика носит во многом военный характер.
«Мы готовим сейчас уже планы частичной конверсии, чтобы они были уже просто готовы, как только мы начнем сокращать военное производство?», — спросил модератор. Далее происходил следующий монолог, едва ли способный претендовать на «Золотую маску»:
В. Путин: Мы в 90‑е годы не просто растранжирили этот потенциал, мы его уничтожили.
С. Караганов: Конечно.
В. Путин: И я очень хорошо это знаю и помню, потому что работал здесь, в Петербурге. Здесь 70 процентов экономики города было представлено оборонными отраслями производства, всё уничтожили, ну почти что.
В том же Питере в 1991 году есть было нечего, Путин как чиновник городской администрации должен был об этом краем уха слышать, причем здесь оборонные заводы? Тогда новая Россия не собиралась ни с кем воевать, как-то было трудно найти спрос на продукцию оборонки. А конверсия, тем более в тогдашних условиях развала всего — это миф, технологии убийства не трансформируются так просто в «элегантные шорты», технологии жизни. Но на 1990‑х как источнике всех бед Путин в результате в своем выступлении основательно потоптался, не хуже Марии Певчих.
«Сейчас частично идет национализация. Говорят, что она идет в том числе для исправления тех чудовищных ошибок или чего бы то ни было, которые были сделаны во время приватизации. Те реформы действительно были глупые: мы создавали капитализм без защиты частной собственности», — подводил почву под следующий вопрос модератор. Минуточку, отчего же — как раз основы рыночного законодательства создавались с нуля, был разработан лучшими цивилистами страны Гражданский кодекс РФ, который как раз и предусматривал защиту частной собственности. Тут другой вопрос — защищена ли она сейчас, в период ползучей национализации, причем без внятных критериев? И второй вопрос: если была такая проблема, то почему она не решена за почти четверть века правления Путина? Не хватило времени, вероятно.
Путин же настаивал на своем, объяснив мотивы национализации: «Оказалось, что государство может быть все-таки эффективным собственником и во многих случаях это демонстрирует, особенно в таких отраслях, которые связаны с большими вложениями, с большими инвестициями». Откуда берутся эти инвестиции? Либо из нефтегазовой ренты, либо из денег налогоплательщиков. А у них спросили, готовы ли они отдавать деньги на котлованы очередных строек века, не говоря уже о вооружениях? Эти деньги власть просто забрала и тратит в неслыханных в современном мире долях ВВП на войну и ВПК.
Россия — родина Европы
Постановка все не заканчивалась, притом что антракт не был предусмотрен.
Модератор оседлал любимую тему — напугать Запад ядерной бомбой до такой степени, чтобы он перестал поддерживать Украину и она капитулировала: «... эту войну без убыстренного движения по лестнице ядерной эскалации прекратить в ближайшее время не удастся... Понимаем ли мы, что на нас лежит огромная ответственность не только победить в этой войне — а для этого нам нужно гораздо жестче идти по лестнице эскалации и быть готовыми к применению, — но и вернуть этот ядерный предохранитель в международную систему, чтобы предотвратить движение к огромной волне конфликтов. Ведь кто, кроме нас, это сделает? Кто, кроме вас, это сделает?»
Действительно. Кто, кроме Путина? И он, надо отдать ему должное, уже кое-что сделал 24 февраля 2022 года. Но нет ли здесь противоречия: вдруг страх не вернется, эскалация останется, ядерная война состоится. Но зачем нам мир без России — гори оно все огнем и ядерным пеплом, как говорит телевизор, сильно облегчивший разговор о ядерной войне. Трудно себе представить, что такое было бы возможно в позднем Советском Союзе...
А вот и второе торговое предложение — разработать идеологию усилиями группы Караганова (тут, впрочем, несмотря на ссылку идеолога Патрушева-старшего в кораблестроение, есть уже несколько серьезных игроков, например, Мединский): «... из-за смерти коммунистической идеологии и погибла та страна, потому что у нас образовался вакуум. Поэтому нам нужно этот вакуум заполнить достаточно определенными вещами. Прикажите — сделаем. Но только это потом вы должны предложить обществу, элите и сделать это более или менее обязательным. Тогда это будет работать. Так, кстати говоря, работала у нас коммунистическая идеология».
Конечно же, нужна обязательная идеология. И конечно же, история предъявляет замечательный пример гибели советского проекта ввиду в том числе обязательности коммунистического воспитания и коммунистической идеологии, к которым было потеряно доверие масс.
«Может быть, сделать Петербург центром настоящей европейской культуры, проводить здесь фестивали для настоящих европейцев и заявить наконец о том, что мы Европа?» Этот хорошо темперированный тезис модератора Путин подхватил в соответствии со сценарием: да, именно мы хранители не только наших ценностей, но и традиционных европейских, которые нынешняя Европа, за исключением ряда ультраправых партий, утрачивает. Мы подлинная Европа и есть. Впервые этот тезис прозвучал когда-то в статье театрального режиссера Константина Богомолова, ныне, в ходе «усиления» руководства театров проверенными кадрами получившего вторую должность — худрука (или комиссара?) Театра Виктюка. Теперь, после такой театральной мизансцены, можно говорить о том, что тезис о России как хранительнице подлинной Европы вошел в официальный идеологический и пропагандистский дискурс.
Можно было бы дать занавес. Но не тут-то было. Модератор: «Я, как и любой гражданин России, рад тому, что последние два года в связи с операцией, которую мы ведем на фронтах, мы наконец занялись делом. До того мы немножко дрейфовали». То есть война — это единственное достойное дело.
Дальше надо было дать слово президенту Зимбабве, человеку, как выяснилось, очень прямому: «Новые глобальные цепочки поставок требуют того, чтобы Африке оказывалась вся запрашиваемая поддержка в том, что касается ее справедливой доли». Сразу вспоминается Рабинович из старого анекдота: «Говорят, евреи продали Россию. Где я могу получить свою долю?»
Модератор не успокаивался: «Долгие годы мы считали — вслед за одним президентом очень крупной страны, — что всё решает экономика. Помните, все повторяли: «It’s the economy, stupid» — «Это экономика, дурачок». Дурачок был тот человек, который это говорил, потому что реально все эти три фактора играют роль. А сейчас, конечно же, в момент геостратегического перелома, на первый план выходит военная сила и сила духа, сила идей. Тем не менее экономика важна: без экономики не будет силы, а без экономики, без хлеба будет подорван дух народа. Мы это уже испытали на себе, в частности в 80‑е годы».
Оказывается, с точки зрения Караганова, Билл Клинтон — «дурачок». А «мы» на себе испытали экономические трудности исключительно в 1980‑е годы. Может быть, с учетом исторических фактов все-таки признать, невзирая на учебники Мединского, что некоторые сложности советский проект испытывал и в начале своего пути, и в период рукотворного голода, унесшего миллионы жизней (а реальная помощь исходила как раз от «дурачков»-американцев, в связи с чем нынешние радетели непереписывания истории запретили к показу фильм Александра Архангельского «Голод»). Ну и еще в определенные исторические периоды, как раз и приведшие к началу 1980‑х к фактическому краху советской модели, к которой возвращается сейчас Путин и каковую так хвалят наши новые партнеры Боливия и Зимбабве.
Под занавес было что-то о миграции, но до этого — о необходимости «сибиризации» России. Опять-таки с учетом сложной истории нашей страны, «сибиризация» первым кликом вызывает другую ассоциацию — ссылки и посадки несогласных и недовольных, в результате чего они оказываются «во глубине сибирских руд». Кто ж с такой «сибиризацией» в сегодняшней России будет спорить.
Вот теперь точно — занавес. Талибы отдыхают во всех смыслах слова.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: Кирилл Морозов, фотобанк Фонда «Росконгресс»
