Мост разлук

Виктор пьет уже вторую кружку пива и с каждым глотком становится все мрачнее. С Ириной они познакомились в марте 2003-го, а в апреле он сделал ей предложение. Он — эстонский гражданин, русский по национальности житель эстонской Нарвы, она — российская гражданка и жительница российского Ивангорода. Физически их разделял мост через Нарву-реку: в советское время власть окрестила его мостом «Дружба», а в новейшей истории народ переименовал в «мост разлук». Мост перейти несложно, гораздо труднее преодолеть проходящую по мосту государственную границу.

Любовь с визой и без

«Ивангород и Нарва для меня — одно целое, понимаете? — Виктор с трудом сохраняет выдержку. — Очень много эстонцев и русских подтвердят: эти два города будто соединены одним куполом». Так повелось с советских времен: один общественный транспорт, одна канализация, Ивангород ходит на работу в Нарву, Нарва — в Ивангород. Так жили и родители Виктора: дом в Ивангороде, работа — в Нарве. Мать — мотальщица на знаменитой Кренгольмской мануфактуре, отец там же слесарь. Вскоре они получили в Нарве трехкомнатную квартиру. В новое время русскому нарвитянину Виктору Корчагину без труда дали эстонское гражданство. Однажды июльским утром 2008 года он, как обычно, прошел на территорию Эстонии: надо было в очередной раз поменять паспорт и получить российскую визу. Паспорт сделали быстро. А в российской визе неожиданно отказали: «Вы превысили лимит — на полгода положено 180 выходов, а у вас больше», — сказали Виктору. И отправили в консульство. Чиновник, к которому Виктор попал на прием, не меняя равнодушного выражения лица, сказал: в визе отказано. «У меня же там жена, понимаешь? — пытался пробиться тот. — Давай уладим по-хорошему». Но сотрудник консульства уперся. И тогда у Виктора сдали нер­вы: «Я схватил его за шкирку и как следует тряхнул», — у него и сейчас при воспоминании об этом сжимаются кулаки. С этого момента слесарю Виктору Корчагину российскую визу перекрыли навсегда.
Какое-то время они с женой встречались на нейтральной территории, например, на отдыхе в Турции. Сделав успешную карьеру в России, Ирина не стремилась переезжать в Эстонию. И постепенно время и расстояние сделали свое дело: в 2008 году Виктор и Ирина развелись. «А что любовь? — переспрашивает он и заказывает третью кружку пива. — Мою любовь перекрыла Российская Федерация». 

 

Жители Ивангорода с тоской смотрят на такой близкий и одновременно далекий нарвский берег

В заложниках у границы

Граница пролегла практически через каждую семью Ивангорода и Нарвы. Когда в конце 90-х эстонцы ужесточили правила нахождения на своей территории, ивангородец Николай робко предложил любимой жене: «Дорогая, как ты смотришь на то, чтобы временно развестись?» Та согласилась: фиктивный брак с нарвитянкой давал ее Николаю возможность работать в Эстонии — он занимался наладкой уникального оборудования, которого просто нет в Ивангороде. Они развелись: «Я знала, что это формальность, но все равно закрылась в ванной и ревела», — признается Лида. Николай женился на сговорчивой нарвской знакомой, трудился и зарабатывал в Эстонии, но каждый раз после работы возвращался в свой ивангородский дом, к Лиде и детям. Лишь в 2006-м, после того как Николай получил вид на жительство, они снова сыграли свадьбу: смеясь, Николай и Лида показывают фотографию своего нового бракосочетания — к тому моменту у них уже родились внуки.
Внуки и дети, братья и сестры, свекрови и тести, разбросанные по обеим берегам реки Нар­вы… Граница превратила эту территорию в «зону»: разрешение на короткое свидание, стояние в очередях, неизбежная разлука — и так до следующей встречи. Видеться часто многим не по карману: бедно живут и по ту, и по другую сторону границы. «У меня в Нарве тетя и родной брат живут, родители похоронены, — говорит Татьяна Анисимова, сотрудница Ивангородского художественного музея. — Но куда мне ехать с моей зарплатой 5 тыс. рублей? Виза — €35, страховка, приглашение, услуги нотариуса… Да и не очень тянет уже туда».
«Первое время после появления границы у людей еще было какое-то внутреннее сопротивление новым обстоятельствам, — вспоминает Марина Акишина, жительница Ивангорода. — Но с годами связи стали растворяться: не каждый проходит проверку временем и паспортным режимом». По словам Марины, для большинства сегодня повод к свиданию — только дни рождения, большие праздники или похороны. Свекровь Марины живет в Нарве: чтобы увидеть внуков, ей пришлось долго доказывать родство.
Российская виза, которую она получила, действует всего год. Но часто пользоваться ею 65-летняя женщина не может: стоять по 1–2 часа в очереди на российско-эстонской границе ей не под силу.
Очередь на таможне — главный символ нынешней приграничной действительности. Разделив два сросшихся, как сиамские близнецы, города, граница лишила их права на полноценную жизнь. И ивангородцы, и нар­витяне превратились в заложников границы, которая парадоксальным образом стала не только разлучницей, но и источником существования.

Контрабандисты поневоле

«24 часа в сутки. Всегда в продаже. Низкие цены». Для знающих людей эти вывески не требуют пояснений: в многочисленных неприглядных магазинах и ларьках на российской границе продают сигареты и водку. В России они дешевле в 2–3 раза. К примеру, пачка Winston в Ивангороде обойдется в 30 рублей, в Нарве уже в 40 эстонских крон (около 100 рублей). С тех пор как два года назад Эстония ужесточила правила — разрешила проносить через границу лишь две пачки сигарет и бутылку водки, народ подключил фантазию. «Видишь, женщина с детской коляской? — шепчет корреспонденту The New Times соседка в очереди на таможню. — В коляске двойное дно, в нем блоки сигарет. Проверять коляску с ребенком никто не будет, так и провозят».
Контрабандой живут как ивангородские, так и нарвские. Женщины шьют специальные бандажи для проноса водки и скрывают их под одеждой 60-го размера, прячут сигареты в буханки хлеба. Одно из последних изобретений — пневматические «базуки»: к патрону привязывают леску, выстреливают в сторону эстонского берега, где леску ловят и тянут, на ее «российском» конце — герметично упакованные блоки сигарет. В прошлом месяце за ночь в Эстонию переправили сигарет на 47 тыс. рублей, сообщили местные жители корреспонденту The New Times. Однако еще никому не удалось побить рекорд изобретательности 42-летнего жителя Ивангорода Александра Максимова, инвалида 2-й группы: тот умудрился качать спирт в Эстонию по собственноручно проведенному спиртопроводу, за что отделался конфискацией 900 литров спирта и «предметов административного нарушения», как значится в судебном протоколе.
Местные власти на контрабанду смотрят сквозь пальцы. «Это абсолютно нормальная ситуация, — утверждает Михаил Стальнухин, председатель Городского собрания Нарвы. — Везде, где сходятся границы государств и есть разница в ценах на товары или услуги, люди этим пользуются. И дай бог, чтобы у них была такая возможность». «Конечно, плохо, что граница в таком неприглядном виде, — признает Василий Каприянчук, глава муниципального образования «Ивангород». — Но жители Эстонии приходят в Ивангород и оставляют здесь деньги, которые в том или ином виде реинвестируются в экономику города».

Ивангородская молодежь считает,  что жизнь в Нарве лучше, а нарвская —  уже со школы стремится  в «большую Европу»

Жизнь в немилости

Если бы не контрабанда, Нарва и Ивангород наверняка полыхнули бы мятежами или просто опустели. Основные градообразующие предприятия закрылись по обе стороны границы. «Самая большая проблема в Нар­ве — безработица, — говорит Юрий Мишин, председатель Союза российских граждан Нарвы. — Нарва попала к эстонским властям в немилость. Крупнейшие предприятия разорены». Старейшую Кренгольмскую мануфактуру, на которую претендовали российские инвесторы, продали шведам: в результате сокращений от 13 тыс. работников осталось около тысячи. Практически умерло второе по значимости предприятие в Нарве — знаменитый военный завод «Балтиец»: в свое время он снабжал генераторами весь Северный морской путь. Сегодня вместо 6 тыс. здесь работают 600 человек.
В результате Нарва сегодня — самый бедный город Эстонии. По подсчетам независимых профсоюзов, безработица доходит до 40%. Самые популярные магазины в Нарве — по продаже одежды секонд-хенд. А недавний опрос среди учеников выпускного класса нарвской гуманитарной гимназии, одной из лучших городских школ, показал: лишь 2% собираются остаться дома, остальные будут искать работу в Таллине или за границей. Только за 2009 год около 4 тыс. молодых граждан Эстонии уехали на заработки в Европу. Самые популярные направления — Великобритания, Германия, Финляндия.
В Ивангороде ситуация не намного лучше. Кто смог, устроился на таможню и в погранвойска. Старинная льноджутовая фабрика, основанная в 1845 году бароном Александром Штиглицем, при смерти: здесь работают всего около 100 человек. Одна надежда на строящийся южнокорейский завод, который будет производить запчасти для автомобилей Hyundai: там планируется 750 рабочих мест, на которые уже с нетерпением глядят нарвитяне. «Город глубоко дотационный, — жалуется Василий Каприянчук, — в этом году бюджет всего 70 млн рублей, кредитная задолженность города — 26 млн». Ивангородцы со страхом ждут зимы: на весь город одна дряхлая котельная, из 32 улиц Ивангорода — 21 без газа. «После того как Нарва в начале 90-х перекрыла нам воду и газ, Ивангород стали называть городом-героем, — говорит Андрей Тимофеев, депутат городского собрания. — Сегодня через Ивангород проходит газопровод в Эстонию. Может, все-таки сначала своим газ проведем?» В порыве отчаяния ивангородский депутат Юрий Гордеев в мае предложил созвать референдум по присоединению Ивангорода к Эстонии. Воззвание подписали 660 человек. «А как еще привлечь внимание властей к городу?» — вопрошает депутат.

С российской стороны границы водка и табак дешевле

Почувствуй себя оккупантом

В Нарве идею, понятно, считают бредовой. Хотя в городе 90% русских и лишь 4% эстонцев, местная власть должна умело лавировать между интересами русского населения и политикой эстонского правительства, считающего советский период оккупацией, а русских, соответственно, оккупантами. Одна из последних стычек — по поводу инициативы председателя Нарвского горсобрания Михаила Стальнухина, который захотел поставить в центре Нарвы памятник Петру I. Узнав об этом, премьер-министр Эстонии Андрус Ансип заявил, что Петр I был палачом, убийцей и узурпатором, и памятнику такому человеку не место в Нарве. В итоге бюст Петра I поставили в витрине одного из административных зданий, тем исторический спор и погасили.
Пастор Виллу Юрье, настоятель Александровского лютеранского собора в Нарве, на слове «оккупант» тоже настаивает. «Мы еще не пережили эту боль, слишком мало времени прошло, — говорит пастор, вспоминая о депортированном эстонском населении. — Еще живы люди, которые были в лагерях». По словам Виллу, иметь памятник советскому солдату в центре Таллина — «все равно что поставить памятник Гитлеру или Чингисхану на Красной площади». Служить в русскоязычной Нарве для эстонского пастора и его жены органистки Туулики — испытание: «Чтобы почувствовать себя эстонцем, иногда надо уезжать в глубь страны», — смеются они.
Однако парадоксальным образом пастор и его жена приветливо общаются с русскими. «Нас тут берегут и называют «наши эстонцы», — добродушно хохочет пастор. Виллу уже 10 лет восстанавливает разрушенный в 1944 году бомбой Александровский лютеранский собор: когда из-за кризиса Евросоюз прекратил финансирование, пастор обратился к местному бизнесу. Эстонский бизнес помочь отказался. Зато откликнулись русские бизнесмены из Нарвы: к примеру, владелец местной мебельной фабрики бесплатно делал в храме окна, двери и витражи.
Так и живут на этой странной приграничной территории русские и эстонцы — разделенные и одновременно скованные общей историей. Живут как бы в Эстонии, но как бы и в России, как бы враги, но как бы и друзья, как бы родственники, но как бы и не совсем. В русскоязычной Нарве абсурдности происходящему добавляют вывески и ценники исключительно на эстонском языке. А российская таможня, со своей стороны, запрещает пронос в Россию молочных продуктов из Эстонии. Теперь эстонский творог, который так любят ивангородцы, можно есть только по ту сторону границы.