В начале 1980-х годов исследователь демократии Роберт Даль написал, что «в большей части мира не существуют условий, благоприятных для возникновения и развития демократий». Вскоре после этого, однако, выяснилось, что демократия находится на пороге своего величайшего исторического расцвета. В конце 20 века демократическая волна охватила весь мир, свергнув диктатуры в Африке, Азии, Латинской Америке, Южной и Восточной Европе и Советском Союзе. К началу нынешнего века в мире было больше демократий, чем когда-либо прежде за всю историю.
Однако если Даль оказался слишком пессимистичным в отношении будущего демократии, то многие его преемники оказались слишком оптимистичны. Концепцию Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» обычно понимается неправильно, она лишь указывает, что в истории появился свет в конце туннеля. События начала 21 века показали, что путь, ведущий к выходу из этого тоннеля, будет долог.
За волной демократии последовало сильное подводное течение, которое потянуло мир в противоположном направлении. За последние 20 лет больше стран продвинулось в направлении авторитаризма, чем демократии. Некогда многообещающие демократические режимы в Венгрии, Таиланде и Турции де-факто превратились в авторитарные. Сегодня главный вопрос: вступает ли мир в новый век автократии, и если да, то как долго он будет продолжаться?
Проблема долговечности диктатур представляет не только академический интерес: такие авторитарные государства, как Россия и Китай, не только заявляют о превосходстве своих режимов над западными демократическими, но и становятся все более агрессивными в действиях за рубежом.
ДИКТАТУРА — ЭТО НАДОЛГО
В новой книге исследователей авторитарных режимов Стивена Левицки и Лукана Уэя «Революция и диктатура» выявляются три основные черты прочных и долговременных авторитарных режимов.
Самым важным условием для их выживания является сплоченная правящая элита. Это необходимо, ибо главной причиной краха диктатур бывают именно внутренние расколы. Расколы препятствуют способности диктатуры решать внутренние и внешние проблемы государства, а также дают возможность оппозиционным движениям привлекать в свои ряды перебежчиков из элит.
Как классические примеры такой динамики Левицки и Уэй приводят распад авторитарных режимов в Грузии, Кении, Сенегале и Замбии, где правящие партии были заняты внутриэлитными конфликтами и были ослаблены многими перебежчиками. В отличие от них, такие страны как Албания при Энвере Ходже, коммунистический Китай, Куба Фиделя Кастро и Исламская Республика Иран «практически не страдали от расколов элит на протяжении десятилетий».
Вторая составляющая долговечности диктаторского режима — не только мощный, но и лояльный аппарат принуждения. Для авторитарных режимов мобилизованная оппозиция и массовые восстания представляют прямую угрозу. Если интересы военных, полиции или других спецслужб расходятся с интересами режима, они будут менее активно применять насилие против своих сограждан. Сильным диктатурам обязательно нужен политический контроль за вооруженными силами, полицией и спецслужбами, идеально, они должны быть интегрированы в правящую партию или находиться под контролем политических комиссаров и других партийных институтов. Именно так политическая власть контролирует Революционную гвардию Ирана и Народно-освободительную армию Китая.
Ключевым словом в отношениях диктаторов и силовиков является «лояльность»Пакистан стал классическим примером, насколько опасны для диктатуры независимые военные. Вооруженные силы этой страны регулярно вмешивались в политику и даже свергали правительства. Во время «арабской весны» военные Египта сместили многолетнего диктатора Хосни Мубарака. Через два года они также свергли сменивший Мубарака полудемократический режим «Братьев-мусульман», стоило только правительству посягнуть на интересы и прерогативы военных.
Третьим столпом прочности диктаторского режима является слабая и разобщенная оппозиция. Такая оппозиция неспособна планировать устойчивые массовые протесты и другие виды политической активности, которые могут подорвать авторитарный режим. Так было в коммунистическом Вьетнаме, где к 1960-м годам «все независимые источники власти за пределами государства были подавлены, оставив противников без массовой базы». В мусульманских странах против перемен работает раскол между светской и исламистской оппозицией, что придает диктатурам дополнительную стойкость.
ВОЙНА РАДИ ВОЙНЫ
Как выяснили Левицкий и Уэй, долговечность режима определяют не только эти характеристики. Имеет значение и то, каким образом автократии приходят к власти. Таких основных путей существует два: революционный и институциональный. Как статистическим образом выяснили авторы, диктатуры, имеющие революционное происхождение, «необычайно долговечны». В среднем срок их жизни почти в три раза дольше, чем у их нереволюционных аналогов. Более 30 лет продержался 71% из них — по сравнению с 19% нереволюционных режимов. И хотя в конце Холодной войны рухнули многие авторитарные режимы, некоторые революционные правительства, например в Китае, на Кубе и во Вьетнаме, остались незатронутыми изменениями.
Одна из причин долговечности «революционных диктатур» заключается в том, они запускают «реактивную последовательность», которая рано или поздно приводит их к войне. «От революционной Франции до коммунистической России и Китая, от постколониального Вьетнама до Ирана и Афганистана конца 20 века революционные правительства часто оказывались втянутыми в войну» и другие виды насильственных конфликтов. Иногда новый революционный режим не выдерживает столь интенсивного внешнего сопротивления: четыре из 20 революционных режимов — красные кхмеры в Камбодже, Финляндия и Венгрия после Первой мировой войны и первый режим талибов в Афганистане — его не выдержали. Однако для прочих «революционных диктатур» войны только создали условия, необходимые для формирования дальнейших прочных основ.
Причины, почему диктатурам нужна война, очевидныВойна не оставляет места для раскола и разобщенности среди элит. Эта сплоченность еще больше укрепляется памятью о войне и страданиях, которые она принесла, а также идеологической составляющей революционных режимов, имеющей тенденцию «удлинять временные горизонты акторов». «В России, Китае, Вьетнаме, Кубе, Никарагуа, Иране, Мозамбике и других странах страх уничтожения в условиях гражданской или внешней войны порождали мощный и зачастую долговременный стимул к сплочению рядов правящей элиты». И этот «осадный менталитет» помогает объяснить, почему в этих странах элиты сохраняли приверженность режиму даже перед лицом экономических и других кризисов.
Также столкновение с вызовом войны после краха старого режима подталкивает революционные режимы к усилению аппарата безопасности, как это сделал режим Кастро. Наконец, военный конфликт почти неизбежно ведет к ослаблению и уничтожению альтернативных центров власти.
Однако стоит отметить, что статистика предполагает и исключения. Режимы Бенито Муссолини и Адольфа Гитлера пришли к власти «институциональным путем», но, тем не менее, позиционировали себя как «революционные». Они преобразовали свои государства, общества и культуры не меньше, а возможно и больше, чем революционные режимы. Оба режима также создали сплоченные элиты, использовали мощные силы безопасности и успешно уничтожали оппозиционные группы. Тем не менее, вместо того чтобы усилиться, фашистская Италия и нацистская Германия оказались подорваны войной, которую сами спровоцировали.
БУДУЩЕЕ АВТОКРАТИЙ
Сегодня пессимизм в отношении демократии снова широко распространен. Однако возрождение авторитаризма не должно удивлять: за всеми предыдущими волнами демократизации следовал откат и неизбежно сопровождающее его разочарование. Тем не менее авторитарная волна последнего десятилетия была слабее, чем те, которые наблюдались ранее. Большинство новых демократий выжили, и хотя сегодня в мире меньше демократий, чем десять лет назад, в нем гораздо больше демократий, чем в 1980-е годы. Это ставит под сомнение недавние утверждения Виктора Орбана и Владимира Путина о том, что «эра либеральной демократии закончилась».
Однако число стран, становящихся авторитарными, несомненно растет. И важной задачей является выяснение того, продолжится ли эта тенденция и будут ли порожденные ею диктатуры устойчивыми. Сегодня наиболее распространенным типом диктатуры является то, что часто называют «электоральной автократией». Такие режимы, как Венгрия Орбана, Россия Владимира Путина и Турция Реджепа Эрдогана не прибегают к масштабному насилию или радикальным социально-экономическим и культурным экспериментам. Вместо этого они проводят фальсифицированные выборы, уничтожают свободную прессу и гражданское общество, ликвидируют независимую судебную систему и не соблюдают гражданских прав и свобод.
Левицки и Уэй предполагают, что сильные государства лучше справляются с социальными, экономическими и внешними вызовами, с которыми сталкиваются, и поэтому более устойчивы. Другими словами, чем больше сильных диктатур, тем более устойчивой будет нынешняя автократическая волна. Даже без радикализма и масштабного насилия, характерных для революционных режимов, диктатуры будут устойчивыми, если они смогут поддерживать сплоченность элиты, сильные, политически подчиненные военные и полицейские силы, сохраняя при этом слабость и разобщенность оппозиционных движений.
Именно поэтому такие режимы, как коммунистический Китай и Исламская Республика Иран, были относительно стабильными в течение последних нескольких десятилетий. Аналогичным образом президент Путин также держит под своим контролем военных, он связал олигархов со своим правлением через паутину коррупции и уничтожил всю организованную оппозицию.
Эти факторы могут позволить предсказать дальнейшее развитие. Элиты вероятно смогли убедить Путина не только в том, что он сможет выжить, но и в том, что он сможет укрепить свое положение, втянув Россию в войну в Украине. Однако война оказалась гораздо менее успешной, чем он ожидал, и пока неясно, укрепит или ослабит власть Путина эта военная авантюра. Как показывают исследования, на ранних стадиях революционного режима насильственные конфликты укрепляют режим, но на более поздних стадиях насильственные конфликты скорее ведут к его краху. Последствия войны для России выяснятся в самом ближайшем будущем.
Шери Берман (Sheri Berman) — профессор политологии Барнард-колледжа, автор книги Democracy and Dictatorship in Europe: From the Ancien Régime to the Present Day
