Несколько дней назад cеверокорейский вождь Ким Чен Ир записал обращение к офицерам своей армии, в котором призвал их быть готовыми к грядущим боям. И тут же недвусмысленно подчеркнул, что они начнутся, только если этого захочет Юг. Что касается основной массы населения Севера, то, будучи изолированным от внешнего мира, оно уже полвека живет под аккомпанемент разговоров о неминуемости начала войны «в ближайшие дни». К заявлениям такого рода, звучащим из уст вождей, здесь не то что привыкли — на них просто не обращают внимания. Другое дело — Юг. Здесь — обращают. Ясно, что свои угрожающие заявления «любимый руководитель» КНДР, шантажирующий сейчас весь мир ядерной программой, адресовал прежде всего Сеулу. А вот захочет ли Юг ввязываться в кровавую распрю после десятилетий военно-политического противостояния — вопрос действительно не праздный.
В гибели своего корвета «Чхонан»(на снимке) Сеул обвиняет КНДР
Цена возмездия
С самого начала мало кто из военных экспертов в Сеуле сомневался, что гибель южнокорейского корвета «Чхонан», из-за чего и разгорелся весь сыр-бор, — результат действий северокорейского флота. За последние несколько лет в Желтом море произошло несколько открытых столкновений между флотами двух корейских государств, и все они закончились для Севера неудачно* * По другим данным, с 1999 г. Сеул потерял в морских боях 1 сторожевой корабль и 1 сторожевой катер, Пхеньян — 1 торпедный катер. . Северокорейские адмиралы мечтали о реванше именно такого рода — исподтишка. И тем не менее в первые дни после трагедии «Чхонана» Сеул стремился отвести подозрения от наиболее вероятного виновника катастрофы. И президент Ли Мён Бак, и высшие военные чины указывали на необходимость сохранять выдержку в ожидании результатов официального расследования. Почему? Дерзкий рейд северокорейских подводников поставил правое правительство в Сеуле в непростую ситуацию. С одной стороны, ни о каких мерах возмездия речь идти не может. Конечно, южнокорейские военные могут легко утопить десяток северокорейских сторожевиков или снести с лица земли пару береговых батарей, почти не понеся при этом потерь. Однако за военным триумфом неизбежно последуют серьезные проблемы. Сеул, несмотря на полное военное превосходство, не хочет войны. Мало кто сомневается в конечной победе Юга. Однако цена такой победы, как уже писал The New Times (см. № 13 от 12 апреля 2010 года), будет неприемлемо высока. Главным заложником ситуации оказывается сама южнокорейская столица: гигантский мегаполис, в котором живет почти половина населения страны, располагается в непосредственной близости от границы, в зоне огня северокорейских батарей. В первые же часы войны тысячи жителей Сеула будут убиты, да и материальный ущерб окажется немалым. Дальнейшее развитие гипотетического конфликта — прорыв северокорейских пограничных укреплений — тоже чревато для Юга немалыми потерями. Лихого марша на Пхеньян не будет — в южнокорейских штабах отлично это понимают. Кроме того, усиление напряженности и тем более война опасны для нынешней южнокорейской власти и по другой причине — это отпугнет инвесторов, чего Южная Корея, чрезвычайно зависящая от внешней торговли, не может себе позволить. Вину за неизбежное ухудшение экономической ситуации возложат, разумеется, на правительство.
Официальное признание Сеулом роли Севера в гибели корабля в первые недели кризиса, когда по южнокорейскому телевидению показывали сирот и вдов погибших моряков «Чхонана» и эмоции были накалены, привело бы к тому, что большинство южан потребовало бы от правительства немедленного возмездия. Власти выбрали другой вариант: сначала постарались приглушить эмоции, а уж потом признать очевидное. Определенную роль в избранном Сеулом алгоритме действий, несомненно, играли и соображения предвыборного порядка. Выводы международной следственной комиссии о причинах гибели «Чхонана» были обнародованы — случайно ли? — ровно за 10 дней до промежуточных выборов в Южной Корее и уже стали ударом для левонационалистической оппозиции, которую традиционно (и, кстати, справедливо) рассматривают как пропхеньянскую.
Странные санкции
Только 24 мая президент Ли Мён Бак выступил с обращением к нации. Тон послания был суровым. А вот санкции против Севера, о которых в нем говорилось, вызывают другие чувства. Северной Корее запретили использовать южнокорейские территориальные воды для транзита. Едва ли это станет ударом для страны, которая почти не имеет торгового флота и чья внешняя торговля в основном идет по суше. Во-вторых, Сеул, заявив о прекращении экономического сотрудничества с Севером, сделал, однако, исключение для приграничной Кэсонской промышленной зоны — там северокорейские рабочие за мизерную плату работают на предприятиях южнокорейских фирм. Но ведь на практике все экономическое сотрудничество в последнее время как раз и сводится к Кэсонской зоне — два других крупных проекта были закрыты Севером еще в позапрошлом году. В-третьих, Сеул, сообщил Ли Мён Бак, обращается с жалобой на действия Пхеньяна в ООН. Однако неэффективность ООН в данной ситуации очевидна — хотя бы потому, что Китай, будучи постоянным членом Совета Безопасности, почти наверняка заблокирует принятие соответствующей резолюции. Да и Россия уже заявила, что проект санкций против Пхеньяна не поддержит: у Москвы якобы по-прежнему остаются сомнения в том, что именно Северная Корея ответственна за гибель «Чхонана». В-четвертых, южнокорейские военные заявили о возобновлении пропаганды на Север. На практике это означает, что вновь начнут работу громкоговорители, выставленные вдоль границы с КНДР. Вообще-то эти массивные матюгальники были отключены только в 2004 году, а до этого работали десятилетиями — с предсказуемо нулевым результатом.
Другое дело, что, вводя санкции против Севера, южнокорейское правительство решает в первую очередь внутриполитические задачи. Южнокорейская публика должна быть уверена: правительство заняло суровую и бескомпромиссную позицию, которая в то же время не приведет к опасной конфронтации.
Адекватный ответ
Северокорейские ответные меры, о которых объявлено 25 мая, — тоже в первую очередь пропагандистская акция. Пхеньян закрыл свое воздушное пространство и территориальные воды для южнокорейского транзита и заявил о прекращении всех видов экономических обменов с Югом, за исключением Кэсонской зоны. Однако в реальности этих обменов практически нет, да и чисто словесно об их приостановке уже успел объявить Юг. Несмотря на угрозы «смести с лица земли предательскую клику», Пхеньян отлично осознает, что шансов на победу нет, и на самом деле войны не хочет. Возникает, правда, вопрос: в качестве чего тогда было задумано потопление «Чхонана»? Ответ: локальная и подлая по характеру акция возмездия за предыдущие локальные неудачи — классический прием тоталитарных режимов. Главная его цель, как и всех воинственных политических заявлений, — продемонстрировать собственную несгибаемость и напомнить населению о коварстве внешнего врага. Так что на Корейском полуострове все идет по обычной, проверенной схеме.
Отношения двух корейских государств резко обострились после того, как 26 марта южнокорейский корвет «Чхонан» водоизмещением 1200 тонн, находившийся на патрулировании в Желтом море недалеко от рубежей КНДР, раскололся надвое и затонул в результате внешнего взрыва. Погибли 46 моряков, 58 спаслись. 20 мая следственная комиссия с участием международных экспертов, созданная властями Южной Кореи, пришла к выводу: торпеду по южнокорейскому корвету выпустила подводная лодка КНДР. В Пхеньяне упорно отрицают причастность к происшедшему.
Сеул угрожает:
•разбросать над северокорейскими городами листовки с рассказом о гибели «Чхонана»,
•установить на границе с КНДР гигантские информационные мониторы,
•провести противолодочные учения вместе с США.
Пхеньян угрожает:
•рассматривать все проблемы отношений с Югом «по законам военного времени»,
•выслать из страны всех граждан Южной Кореи, работающих на предприятиях в зоне Кэсон,
•прибегнуть к «практическим военным мерам» для защиты своих территориальных вод.
