Видеоверсия здесь
Евгения Альбац: Мы с вами договаривались об интервью несколько месяцев. И каждый раз, когда я собиралась условиться о конкретной дате, оказывалось, что вы опять сидите. Что с вами происходит? Вы только что вышли из спецприёмника в Сахарово. Сколько же вы отсидели?!
Мария Алехина: В этот раз, получается, отсидела два раза по пятнадцать суток без перерыва. А до этого ещё пятнадцать с перерывом в четыре дня.
Евгения Альбац: А за что?
Мария Алехина: На самом деле абсолютно ни за что. Это началось летом. Я подозреваю, что началось бы намного раньше, но просто моему сыну было меньше четырнадцати лет, и меня нельзя было сажать на сутки. А в мае прошлого года ему исполнилось четырнадцать, и начиная с июня я испытала на себе всё то, что испытывает, мне кажется, лучшая часть России. То есть административный арест в спецприемнике. До этого я была только в СИЗО и в колонии. Ну и получается, за неполный год, начиная с июня по апрель, я сидела шесть раз по пятнадцать суток. То есть девяносто суток, и все это время с электронным браслетом. Я еще формально сначала была на домашнем аресте, это очень строгая штука, неприятная. А сейчас на ограничении свободы, то есть я в этом спецприемнике еще с браслетом сижу.
Административные пирожки
Евгения Альбац: Правильно я понимаю, что это ограничение свободы — по «санитарному делу»?
Мария Алехина: Да, это уголовка за инстаграм-пост с призывом выйти на митинг. Даже за инстаграм-пост со словами: «Я иду на митинг».
Евгения Альбац: Когда вы написали этот пост?
Мария Алехина: Когда Алексей Навальный вернулся в Россию после отравления и был заявлен митинг в его поддержку, за его свободу и за свободу всех политзаключенных, которые находятся сейчас за решеткой в России.
Евгения Альбац: Вас задержали…
Мария Алехина: Да. Нас задержали с Люсей <Штейн> и еще одной девушкой у Большого театра, когда мы шли на Красную площадь. Девчонкам дали сутки, а мне на тот момент еще нельзя было, мне дали штраф. Прошло несколько дней, девчонок повезли на апелляцию, я пришла их поддержать; через четыре часа, когда я вышла из Мосгорсуда за кофе, меня затолкали в серую машину, потом в автозак, потом привезли в квартиру на обыск, и так я узнала, что в отношении меня возбуждено уголовное дело. За то же самое. За один и тот же пост меня, получается, осудили административно и дальше уголовно.
Я для них представляю угрозу, даже если просто живу в России. Мне уже не нужно делать какие-то акции, даже писать посты
Мария Алехина: Нет, я думаю, что вся эта большая административная карусель с «санитарным делом» не связана. Она адресно направлена против Pussy Riot. Такая вот долгая мера репрессий... Вроде тебе не дают какой-то огромный срок, тебя постоянно сажают на пятнадцать суток ни за что. Четыре раза меня сажали якобы за сопротивление полиции, хотя это просто смешно.
Евгения Альбац: Вы не сопротивлялись полиции?
Мария Алехина: Да нет! Нет! Вот, например, вторые пятнадцать суток. Я выхожу из спецприемника, делаю шаг за железные ворота, и меня сразу подхватывает второй спецполк, заталкивает в серый бусик, везет в отдел и оформляет 19.3 (статья 19.3 КоАП РФ «Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции». — NT). Прямо из ворот меня вытащили. И оформили, что я где-то стояла, ругалась матом, посылала их… Я там физически не могла быть! Но суду нет никакого дела, у нас суд просто штампует административки, как пирожки.
Евгения Альбац: Но такое ощущение, что на вас почему-то они очень окрысилились. Вы понимаете, в чем дело?
Мария Алехина: Не знаю, может я для них какой-нибудь триггер? Или просто заноза в ж***. Я для них представляю угрозу, даже если просто живу в России. Мне уже не нужно делать какие-то акции, даже писать посты. Четыре раза меня привлекли за сопротивление, а два раза, что очень оскорбительно, за «пропаганду нацизма». Меня — за пропаганду нацизма!
Евгения Альбац: А что конкретно?
Мария Алехина: В одном посте 2015 года у меня была выставлена карточка Лукашенко, засунутая в полиэтиленовый пакет, индийский, на котором были такие вот штуки, похожие на свастику. Всем это показалось очень смешным — Лукашенко в пакете со свастонами. И это даже не свастоны, а индийские знаки! Я даже значения этому не придала, это было семь лет назад, я даже не помнила, что у меня есть такая картинка смешная. Люсю посадили за пропаганду нацизма, потому что она в 2015 году призывала людей собирать деньги на борьбу вот с этим всем... с «русской весной», назовем ее так. Ей какое-то м****и пририсовали нацистскую фуражку. И за то, что ей кто-то пририсовал фуражку, ее посадили на пятнадцать суток в 2021 году! И сейчас осудили Наташу Тышкевич, редакторку DOXA, по той же статье. Это все делает один и тот же человек — инспектор Тверского района Цымбалова. У них есть специальный «эксперт», у которого даже нет гражданства России, который вообще не является никаким экспертом, такой 22-летний чувак с бородой. И клепает эти экспертизы, что мы все нацисты. А потом я два раз посидела «по нацизму» и вышла на том моменте, что нацистами объявлена вся соседняя Украина.
Евгения Альбац: Мы к этому вернемся. Скажите мне, Маша, они вам намекают... многим другим политзэкам они намекали — оставляют, например, заграничный паспорт на столе и дают понять, что у тебя есть, девочка, возможность уехать. С вами так не происходит?
Мария Алехина: Нет, мой загранпаспорт находится в МВД Котельники. Мой загранпаспорт был изъят на обыске в январе 2021 года.
Особо важные следаки
Евгения Альбац: Вы не пытались у своего следака спросить: «Скажите, чего вы ко мне привязались?»
Мария Алехина: У нас не было следователя, у нас была следственная группа. Следователи по особо важным делам следственного комитета. Шесть штук. Следователи, которых привезли из регионов на эту работу и которые были классными сотрудниками, на них московские просто свалили всю работу, они с утра до ночи это писали — то, что московские должны были делать. Они бы вообще все это не делали, им это все не нравилось. А глава следственной группы — это серый, никакой человек, ему просто плевать. Он просто полуробот. Есть садисты, есть полуроботы и есть те, кому очень жаль и они очень извиняются. Вот этот тип — из полуроботов, ему вообще по барабану, что у него на столе, кого он сажает, зачем он это делает. Ему просто свалили это дело, и все. Так что никаких персональных разговоров он с нами не вел за исключением одного. У меня был самый строгий домашний арест, вообще без прогулок, без возможности выйти, выкинуть мусор и т.д. И я уже по окончании следствия написала заявление, что, может быть, вы мне все-таки разрешите прогулки? «Я бы вам разрешил прогулки… — и дальше он осекся. — Но в общем мне надо посовещаться». Уходит, совещается как бы и... не разрешает. Это был единственный момент, когда он просто оговорился, сказав, что он бы разрешил.
Евгения Альбац: У вас явно есть куратор, скорее всего во второй службе ФСБ, в управлении по защите конституционного строя, кто-то вас там ведет.
Мария Алехина: Я думаю, что следователь просто со своим вышестоящим руководством совещался, ни с какими эфэсбешниками, просто с начальством из СК. Я не верю в кураторов.
Мир русского ЖКХ
Евгения Альбац: Когда вы и Надя Толоконникова вышли из колонии, у вас был звездный тур. Вы собирали полные залы, чуть ли не стадионы. У вас был невероятный успех. Потом вы снимались в знаменитоми сериале «Карточный домик». Я с интересом за вами наблюдала по двум причинам. Саша Подрабинек, старинный мой друг, известный диссидент и сиделец, мне сказал: все говорят о Толоконниковой, а ты посмотри на Алехину. Вот она на самом деле совершенно настоящая. Она сопротивленец. И второе. Я думала, что вы с Надей теперь останетесь за границей, потому что было понятно, что у вас высокие гонорары за выступления. Пошли разговоры, что Надя купила там дом. Потом вы оказались в Англии. Вы стали актрисой. А потом вдруг вернулись в Россию. Дальше начался совершенно невероятный роман с Энтео, о котором мы тоже писали, когда он был русским националистом и черт-те что устраивал.
Мария Алехина: Он никогда националистом не был. Я ходатайствую о внесении поправок во всю эту большую речь.
Евгения Альбац: Давайте.
Приставам поручили меня отлавливать и караулить круглосуточно. Мы просыпались в 8 утра от ужасного громкого стука в дверь пять дней в неделю
Евгения Альбац: Вы имеете в виду Сочи?
Мария Алехина: Да. Это была просто катастрофа. Нас задерживали больше шести раз, в том числе эфэсбешники, кстати. Я написала книжку. Мы сделали спектакль с потрясающим белорусским театром. Эти люди, которые меня поставили на ноги после написания книжки, поразили своей сплоченностью, стойкостью. Это как маленькая независимая творческая армия, которая делает настоящих бойцов. Они очень крутые. Мы с ними делали тур по Англии, и я потом вернулась. Я жила и живу в России. Но половину своего времени я проводила в турах, рассказывала свою историю. По сути, мы мою книжку поставили на сцене. И вокруг этого мы рассказывали про тех людей, кого на тот момент, на 2017–2019 год, продолжали сажать. Собирали деньги для их семей. И старались делать уличные акции. Не в таком формате с песнями, как в 2012 году, но высказывались по каким-то важным вещам. На день чекиста мы клевый постер повесили: «С днем рождения, палачи». Было непросто, но мы это сделали. Баннеры научились вешать во всех возможных и невозможных местах. Я научилась выбираться из-под запрета на выезд из страны. У меня уже несколько лет запрет на выезд из страны из-за штрафов. У меня три с половиной года заблокированы все счета — из-за штрафов, которые я не оплачиваю.
Евгения Альбац: Принципиально не оплачиваете?
Мария Алехина: Не то что я принципиально… Я никогда не собирала деньги на оплату штрафов. Небольшие штрафы оплачивали друзья. А по 20.2 ч. 8 (нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия. — NT) штраф начинается от 150 тысяч. Я не могу собирать на штраф. Это мой маленький личный выбор. Ну да, научилась выезжать из-под запрета. Что еще интересного было? Были обязательные работы. Вид наказания, который вообще никому не назначают и считают пустышкой и шляпой. В моем случае это превратилось просто в какое-то супермегашоу. Мне дали 140 часов обязательных работ. И приставам поручили меня отлавливать и караулить круглосуточно. Мы просыпались в 8 утра от ужасного громкого стука в дверь пять дней в неделю. Эти люди просто жили у подъезда. То есть никаких у нас нету ни алиментщиков, ни должников, никаких серьезных правонарушений для приставов не существует. Была Маша, которую нужно было заставить мыть полы. И они ловили меня: пишите бумажку, что вы пойдете мыть полы. И в конечном итоге, господи, в ноябре 2018 года я пошла. Я перезнакомилась со всеми дворниками, с уборщицами, со всей диспетчерской. Познакомилась с безнадежным миром русского ЖКХ… Я последние два года, с пандемии, не была в туре, и мне этого очень не хватает. Я очень хочу поехать. И у меня будет тур в мае. Я сейчас в раздумье, как я до него доберусь...
Евгения Альбац: Если бы у вас была возможность уехать, вы уехали бы?
Мария Алехина: У меня все эти годы была возможность и есть возможность уехать насовсем. Мне не нравится, что мы в глобальном мире начинаем рассуждать категориями начала двадцатого века. Это какой-то трэш. Уже можно футболки делать «Покинул Россию» таким старорусским шрифтом. Я не ржу над тем, что для других людей серьезно, но начался исход вообще-то не в 2022-м и даже не в 2021-м. Это началось в 2015 году, первая волна «эмиграции разочарования», про которую писали все СМИ. После того как убили Немцова, убили, по сути, второго главного оппозиционера — и ничего не произошло. Плюс вся эта «русская весна», аннексия, ленточки, количество зигующих людей — многие просто поняли, что они не могут этого выносить. Не могут жить в стране, где очень много людей зигует, то есть по факту являются фашистами. И сейчас вторая такая история, уже гораздо более серьезная. Но сейчас я вообще не представляю, что от нашей страны останется. За месяц страна в глазах всего мира стала новой фашистской империей. И нам, России, от этого уже больше не отмыться — это все, это — приговор.
Месяц с пропагандой
Евгения Альбац: Где вы были 24 февраля?
Мария Алехина: У меня был просто суперэпизод. Я сижу в камере спецприемника с радио, в одиночной камере, и слушаю речь Путина. Я понимаю, что все, сейчас — завтра, послезавтра — будут введены войска. А это было десятилетие панк-молебна и непередаваемое внутреннее ощущение. Я вышла на следующий день, 22-го числа. И через день ночью ввели войска. Я была в квартире. Было две или три машины наружки — две легковушки и один бусик. Поэтому я решила, что для меня очень важно сделать высказывание. И я написала антивоенный пост, а еще нарисовала плакат для своей подруги, которая пошла на Пушкинскую. И через еще два дня меня задержали. Посадили еще на 30.
Евгения Альбац: По какой статье?
Мария Алехина: Сопротивление полиции.
Весь спецприемник был забит политическими — людьми, кто вышел на антивоенное сопротивление. Несколько спецприемников
Евгения Альбац: Но еще пару дней вы были на свободе, после того как началась так называемая спецоперация. Сначала появилась куча писем. Буквально все профессиональные сообщества написали письма, больше 70-ти. Лев Пономарев, правозащитник, на Change.org собрал полтора миллиона подписей и отнес их в администрацию президента. Все подписывали все время письма. И казалось, нарастает антивоенное сопротивление. А дальше началось что-то странное. Вдруг все куда-то побежали... Что произошло?
Мария Алехина: Это я уже не видела, сидела, но мы жили, естественно, около радиоприемника. Мы прожили месяц с пропагандой: «Комсомольская правда», «Коммерсант», «Вести ФМ» — это все, что у нас было. «Эхо» отключили, пока я была в Мневниках, в 6-й камере. Да, я следила. И в камере в Мневниках, и в 20-е числа февраля, и весь март мы сидели с политическими. Весь спецприемник был забит политическими — людьми, кто вышел на антивоенное сопротивление. И это несколько спецприемников. Сложно ответить на ваш вопрос без грустных мыслей.
Евгения Альбац: Люди срочно стали удалять аккаунты в фейсбуке, в инстаграме, в твиттере. Началась паника. Я смотрела на это и думала: какое интересное поколение, которое мне так раньше нравилось, какие они все замечательные, крутые. А потом с этой крутизной что-то случилось-то. Что, Маша?
Мария Алехина: Мы страна, которую в течение века как минимум, да и всю предыдущую историю насиловали, выбивали из людей саму мысль о том, что можно сопротивляться, что нужно бороться. Людей учили доносить, предавать, бежать, молчать и бояться. Ожидать, что внезапно они превратятся в миллион не боящихся, сопротивляющихся, ответственных граждан, как минимум странно. Этому не способствовала ни культура, ни образование, ни политическая воля — ничего. С чего бы вдруг люди резко осмелели? Это немножко самонадеянно — так думать.
Евгения Альбац: Вот есть рядом страна, зовут ее Украина. Разве они не прошли ту же самую историю, что прошла Российская Федерация? У них тоже стучали, сажали. У них еще в 45-м году половина западных областей пряталась по лесам, а за ними бегали присланные из центра кагэбешники, которые их ловили. Почему они могут, а мы нет?
Мария Алехина: У меня нет ответа. Я горжусь тем, что есть Украина. И я очень надеюсь, что в самое ближайшее время, если получится, и с помощью своих концертов, и с помощью своих собственных рук буду помогать ее восстанавливать. И вообще помогать, чем я могу. И буду призывать своих друзей делать то же самое.
Евгения Альбац: Отлично. Но вы ушли от вопроса. Объясните мне. Из ваших «Pussy Riot» — Надя Толоконникова устраивает танцы вагины…
Мария Алехина: Надя, я перебью, собрала 4 миллиона долларов вместе со своими товарищами для Украины.
Евгения Альбац: Молодец. Я этого не знала.
Мария Алехина: Это намного круче, на мой взгляд, чем сидеть в спецприемнике. Ну ладно, это разное, но Надя супермолодец. Она одним лотом собрала огромные деньги, и это супермегакласс.
Людей учили доносить, предавать, молчать и бояться. Странно ожидать, что внезапно они превратятся в миллион не боящихся, сопротивляющихся, ответственных граждан
Товарищи майоры
Евгения Альбац: Люди вправе жить там, где они хотят. Мне просто любопытно: почему украинцы вышли на площадь Незалежности, а мы побежали в аэропорты и переполнили рейсы в Армению, Грузию, Астану — у кого на что хватало денег. Что произошло, Маша? Ведь это же ваше поколение, не мое.
И дело не в том, что такое гигантское количество людей поддерживает. Большинству плевать. Вот что самое ужасное — эта власть приучила людей к сытому равнодушию.
Мария Алехина: Ну, мне 33. Но большое количество людей родились, и выросли, и всю жизнь прожили при Путине. Им сейчас 22 года. И уже года четыре как можно протестовать…
Евгения Альбац: Если бы то начавшееся сопротивление — письма различных профессиональных организаций, если бы оно продолжалось и нарастало, то может быть мы не дошли бы до того позора, что президент Украины Владимир Зеленский в интервью российским журналистам говорит " мы же видим отношение россиян, как они поддерживают эту войну".
Мария Алехина: Ну, это правда приговор. И дело не в том, что такое гигантское количество людей поддерживает. Большинству плевать. Вот что самое ужасное — эта власть приучила людей к сытому равнодушию. Уровень фашизма реально зашкаливает. Я думаю, что никто из моего сообщества, думаю, что и вашего сообщества, никто из нас не был готов к тому, что будет поддержка того, что сейчас творится. И вот это распространение новой свастики — как это возможно?
Евгения Альбац: Мы не знаем реальной статистики. Но из общих соображений мы думаем, что где-то пополам на пополам. Я хочу понять, что с нами произошло? Почему 30 лет худо-бедно, но шло какое-то развитие. Да, 22 года несменяемого лидера, но все равно...
Мария Алехина: Ну не было никакого развития. Была передышка от цензуры, был глоток свободы слова на протяжении 10 лет, а дальше всё. Свобода слова была прибита практически сразу. Журналисты Останкино были поставлены по стойке смирно практически сразу. Потом все хуже и хуже. Мы в 2014 году об этом говорили каждому журналисту и каждому политику на Западе, что будет намного хуже. Что они на этом не остановятся, они не только нас будут сажать, они и на вас пойдут, мы не на Марсе существуем. Мы это говорили. Но там делали вид, что чего-то не знают. Не знали, что награбленные деньги прячут на Западе? И только когда полилась кровь, они поняли, что ой — оказывается, безумный Путин может и границу перейти и пойти дальше!..
Евгения Альбац: Оказалось, что 30 лет постсоветского времени закончились абсолютной катастрофой.
Мария Алехина: Естественно, это ничем другим и не могло закончиться. Людей отучали от того, что нужно бороться за свободу. Что свобода не падает с неба как манна небесная. Что это штука, которая добывается. И что если никто не борется за нее, она просто исчезает.
Евгения Альбац: Илья Яшин делает ролик за роликом в ютубе, смотрит его больше миллиона человек. И он говорит: "Засуньте себе свои репрессивные законы в ж***. Я не буду запрещать себе называть то, что происходит в Украине, чем-то другим, кроме как войной". И делает ролик о Кадырове и ближайших людях Кадырова, хотя это считается смертельным номером. Он делает это здесь, в 2022-м.
Мария Алехина: Ну, я могу назвать еще несколько десятков человек, которых не так хорошо знают, как Илью Яшина, но которые последовательно сидят свои 15 суток, получают по ребрам, заезжают в приемники через травмопункт с побоями и тоже находятся в России.
Евгения Альбац: Мы только что с вами читали слово на суде главного редактора студенческого журнала DOXA.
Мария Алехина: Да, и вообще ребята классные. Но мы не можем понять, большинство это или меньшинство. Потому что страна лишена голоса полностью. Это какой-то крик внутрь себя. А почему он не наружу, я не знаю. Я просто до конца не понимаю. Ханна Арендт, которая написала книжку «Банальность зла», присутствовала на судах над Эйхманом, и что ее поразило — что это не был какой-то мегамонстр и изощренный злодей. Банальный серый человек, который выполнял приказы вышестоящего руководства. Каждый раз, как меня задерживают и судят, каждый раз, как меня куда-то привозят и охраняют, я постоянно слышу: ну, вы же понимаете? От всех ментов, от всех «товарищей майоров», от эшников. «Вы же понимаете?» Почему я должна это понять? На вас строится современный неофашизм. Он отличается, конечно, от гитлеровского. Там и экономическая ситуация была другая. Там истории с нефтяной иглой и ресурсами не было. И поражения в Первой мировой, но не это важно. Важно то, что я не понимаю эту инертную покорность, с которой они задерживают, арестовывают и запугивают людей. Почему так много людей не выходит протестовать массово? Потому что у нас репрессивное законодательство. Ты вышел постоять с плакатиком, с пустым даже, даже если ты изобразил, что ты стоишь с плакатиком, или в моем случае просто вышел, мне достаточно просто выйти — и ты поехал. Второй раз тебя посадили уже на месяц или оштрафовали на 300 тысяч. Это большие деньги. Даже для обеспеченного человека. А на третий раз ты по уголовной статье поехал. Как Галямина, как Дадин, как Котов. Люди видят эти примеры и считывают их как запугивание. А кто хочет уголовочку в стране, которая не выходит защищать тех, кого преследуют? Люди, чьими руками это творится — это не Путин, блин. Это «товарищи майоры». Этих «товарищей майоров» пол-России. Пол-России сидит, пол-России охраняет. И мы еще должны их понимать... Но я все-таки верю в сообщество. Я совсем не считаю, что если человек уехал, но там собирает огромные деньги в поддержку Украины, или освещает события, как все героические журналисты, которые поехали на место событий — мы всей камерой читали репортаж Лены Костюченко из Николаева — то он потерян для России. Для меня они Россия. Та Россия, у которой есть голос.
Та часть России, которая отправлена разрушать Украину, должна быть компенсирована другой частью, которая будет ее восстанавливать. Это наш долг
Евгения Альбац: Маша, а что будет здесь? Вы думаете, здесь оно само собой закончится, или Горбачева дождетесь?
Мария Алехина: Горбачева, мне кажется, уже никакого после такого трэша не будет. Но что здесь? У меня нет футболки «Покинул Россию». Таких планов не имеется. Для меня сидеть не проблема. Поскольку меня раз за разом задерживают, я уже как-то … Но что будет с Россией? Я не понимаю, каким будет будущее. Будущее есть у того, кто борется за настоящее. Я много раз разные картины рисовала, что вдруг — раз! — они поймут, что это какой-то полный … что это совсем неправильно. И просто откажутся нас постоянно арестовывать. Вот сейчас я могла бы сидеть третий раз 15 суток. Но один человек, который носит форму, просто отказался писать рапорт.
Евгения Альбац: Был «один, который не стрелял»?
Мария Алехина: Да. Люди есть. Просто нужно, чтобы они громче заговорили. Я их встречаю везде. Почему я сказала, что хочу помогать восстанавливать Украину? Потому что мы должны это сделать. Та часть, которая отправлена ее разрушать, должна быть компенсирована другой частью, которая будет ее восстанавливать. Это наш долг как носителей российского гражданства. Это не значит, что нужно куда-то переезжать. Это просто нужно сделать. Иначе мы просто не имеем никакого права ни на название России, ни на что…
Фото из Твиттера Марии Алехиной
