Начать следует с того, что никаких «масок и перчаток» у плотно сидевших рядом друг с другом в Кремлевском дворце зрителей не было. Можно, конечно, допустить, что концерт писался не сегодня, но ограничения действуют, деликатно выражаясь, не первый день. Значит, то ли всех присутствовавших две недели мариновали на карантине на объектах ABC, разбросанных по стране, то ли они уже тайно и явно вакцинированы. В первом ряду, тесно прижавшись друг к другу, сидели, говоря в понятных нам терминах, все члены «Политбюро» и даже кандидаты в таковое. Владимир Владимирович был, например, зажат в соответствии с конфигурацией светлого праздника между Бортниковым и Нарышкиным.
Артисты и ведущие, если и произносили слова со сцены, то скупо и однообразно. Типа «спасибо за спокойствие и безопасность» или «низкий вам поклон». Опасливо и торопливо удаляясь. А то мало ли что. Редко встретишь в одном месте столь значительное число представителей компетентных органов...
Президента поначалу обильно показывали. Но когда завершилась идеологически-установочная часть концерта, в частности, в тот момент, когда хор Турецкого с группой «Сопрано», местами одетой в небезопасно короткие юбки, завел песню «На часах уже 12 без пяти», Владимира Владимировича показывать перестали. Вероятно, он к этому времени ушел по своим государственным делам.
Так вот, репертуарчик, конечно, был чрезмерно прямолинейным. И здесь потребуется историческое отступление.
Если, например, судить по опубликованным историком Владимиром Невежиным программам кремлевских «датских» концертов в сталинскую эпоху, неизменно соблюдался жесткий баланс между русской народной государствообразующей клюквой, серьезной классической музыкой и пропагандистскими песнопениями, больше напоминающими тосты в честь того или иного высокопоставленного товарища или той или иной полезной профессии. Правда, как правило, в виде очень талантливой халтуры Исаака Осиповича Дунаевского и Владимира Ивановича Лебедева-Кумача. Если же речь шла о представлении той или иной нации, например, в дни таджикской или армянской культуры, первое отделение отдавалось национальным песням и пляскам, но во втором четко шла высокая музыкальная культура.
В более поздние советские эпохи все происходило еще тоньше. Главным и самым интересным концертом в годы застоя считалось действо в честь Дня советской милиции. Сначала публика должна была высидеть целое отделение классической музыки, представленной отнюдь не только чистопородно русскими исполнителями. Тут уж было по полной программе «мне Брамса сыграют, тоской изойду» — милицию иной раз приподнимали до высот Давида Ойстраха, как например, во время концерта в 1971 году. Представлялись и сценки из спектаклей. На том же концерте 1971-го — возьмем его за образец — показали фрагмент из спектакля Театра Вахтангова «Конармия», на сцене присутствовал любимец публики Михаил Ульянов. Который, кстати, нормальным языком поговорил со сцены с милиционерами, поблагодарив их за человечность по итогам нарушения им правил дорожного движения. Милиционеры ожесточенно и восторженно хлопали, утирая слезы умиления. И если гимн органов безопасности с пафосом исполнявшийся в завершение концерта в День чекиста сочинил — и уж очень незамысловато (к этому мы еще вернемся) — некто Денис Майданов (никого не смутила корреляция фамилии с самым страшным словом для настоящих чекистов), то «Марш советской милиции» все-таки написал не кто-нибудь, а Дмитрий Шостакович. Это более серьезное отношение к той или иной социальной группе — традиция, установленная Сталиным и продолженная другими вождями, и, возможно, единственная из утраченных сегодня.
К слову, второе отделение того стародавнего концерта вел Евгений Петросян — почти 50 лет прошло, а он все тот же. И оно было более легкомысленным, но какое ж это удовольствие слушать «Темную ночь» в исполнении «Песняров» одного из первых составов. Это ж не Газманов, навестивший чекистов в их праздник.
Если при Сталине-Брежневе поначалу слушали Брамса–Чайковского–Листа и других товарищей, то по сегодняшним меркам за классику сошла вечно молодая Пахмутова с произведением, сочетавшем в себе вальс и гимн под названием «Русский вальс». И «русский», надо сказать, оказалось словом не случайным. Впрочем, вторым номером в качестве уже зарубежной «классики» пошел не то чтобы Мендельсон, не говоря уже об Ицхаке Перлмане и Пинхасе Цукермане, а неутомительное «Con te partiro», произведение, сочиненное в 1995 году для Андреа Бочелли. Ну, а дальше понеслись акценты: «Мой дед казак» в исполнении Кубанского казачьего хора. То есть национально-имперский вопрос был решен положительно, а весь остальной репертуар можно было назвать «Кубанскими казаками-2».
Дальше было спето, естественно, что-то патриотическое, но не сильно ласкающее слух про Севастополь — фоном шли важнейшие даты, поставленные в один семантичнский ряд: 1945 и 2014-й. Не надо быть Роланом Бартом и прочим Бодрийяром с Леви-Строссом, чтобы понять смысл означенного и означающего. А если по-нашему — назначаемого и назначающих: 2014-й у нас теперь — наследник великой Победы.
Но облегчения не наступило и после этого: спустя еще одну халтурную, но предполагающую стойку смирно песню, на сцену вышел не Ансамбль песни и пляски НКВД, но — внимание! — Детский хор ВГТРК. ПионЭрам предстояло поставить еще одну семантическую точку в дискурсе Дня чекиста: «Товарищ Песня». Это, напомню, фильм «Как закалялась сталь», 1973 год. Тут не до шуток. Зал уже частично подпевал.
Дальше репертуар стал перемежаться более легкомысленными аккордами, но — из советского прошлого. Пример: «Зачем мы друг друга любим». Тем не менее, ввиду акцента на всем русском (или, как сказал бы поэт Ф.И. Чуев, «пусть кто войдет, почувствует зависимость от Родины, от русского всего...»), прозвучала песня «Русское поле». Возможно, устроители концерта забыли или по молодости лет не знали старого короткого советского анекдота: «Песня «Русское поле», слова Инны Гофф, музыка Яна Френкеля, исполняет Иосиф Кобзон».
Опять же вслед за этим: ансамбль Моисеева (привет из того же прошлого), русский танец «Лето». Это вам не Ансамбль скрипачей Большого театра под управлением Юлия Реентовича. А потом вернулись на сцену кубанские казаки.
Ближе к концу — кому что: милиционерам (и, главное, милиционершам) — 1971 — цыганские романсы, включая «Милая,ты услышь меня...» в исполнении Николая Сличенко (публика встала, как на партсъезде и долго не могла успокоиться от восторга); чекистам — 2020 — Полина Гагарина, плохо подражавшая Лайме Вайкуле с «Еще не вечер».
Главное, на Сличенко концерт был окончен!
От концерта-2020 лично я ждал хотя бы своей любимой чекистской застольной, которую без водки и колбасной нарезки из бывшего 40-го гастронома на Лубянке вообще не стоит исполнять: «Как тормозят протяжно шины, / Не все безоблачно в судьбе», и дальше подтягивается хор мужиков с ослабленными на шее галстуками, затягивающими чуть охрипшими голосами: «Давайте выпьем же, мушшыны, за тех, кто служит в ФСБ!» Обожаю! Так нет же, оказывается, есть более формальная песня «Поколения чести». Не Шостакович, хочу напомнить, и не Дунаевский и Лебедев-Кумач с их «Маршем моряков-пограничников», а Денис Майданов. А потому — прошу внимательно изучить идеологический посыл — «и вечный за Родину бой, / И внешний обманчив покой. / Нам вызов не нужен, внутри и снаружи. / Все время есть кто-то чужой. / Но лишь справедливая месть. / И битвы за добрую весть. / Надежная сила — спецслужбы России». Там еще и «Пусть враг смотрит волком», рифмующееся с «И Россия под богом».
Это — торжественная кода, гимн спецслужб РФ. Та-да-да-дам!
Ну, знаете что: учились бы у т. Сталина. Его аналогичные концерты заканчивались, если верить опубликованным документам из РГАЛИ, «красноармейской (вариант: кавалерийской) пляской». Всяко веселее. А идеология и так понятна.
Как-то, к тому же, не подумали, что «справедливая месть» и «добрая весть» звучат резким диссонансом с расследованием о «химиках» из ФСБ, «присматривавших» за Алексеем Навальным.
Низкий вам поклон...
Фото: naviny.media
