Десять вопросов о будущем

2019.04.29

Сколько еще просуществует политический режим Владимира Путина? Этим вопросом, с которым наша редакция обратилась к Дмитрию Гудкову, Гарри Каспарову, Михаилу Касьянову, Алексею Навальному и Илье Яшину, мы завершаем проект «После Путина»
(Часть 4)

Журнал «The New Times» предложил семерым лидерам реальной российской оппозиции ответить на десять одинаковых вопросов, касающихся тех перемен, что должны случиться в России после ухода Владимира Путина и его команды с политической арены. К сожалению, пока Михаил Ходорковский и Григорий Явлинский не сочли для себя возможным участвовать в данном проекте. Однако наша редакция надеется, что, учитывая важность обсуждаемых проблем, они к нему в дальнейшем присоединятся.

Сегодня, 29 апреля, мы предлагаем вниманию читателей NT ответы оппозиционных политиков на восьмой, девятый и десятый вопросы проекта.

Режим пал. Вы во главе государства. Ваше отношение к проблеме ядерного разоружения? Готовы будете инициировать односторонний отказ России от ядерного арсенала? (Например, если таковым будет условие Запада по быстрому снятию санкций).

Дмитрий Гудков:

Ядерное оружие в любом случае — актив в переговорах. Поэтому от актива избавляться нет смысла, а вот, например, восстановить наши переговоры о разоружении — другое дело. Я против одностороннего разоружения. Это должно быть многостороннее движение. Я готов двигаться в этом направлении, но вместе со всеми. И условие такое Запад никогда не выставит — они прекрасно понимают, что общественное мнение такой шаг никогда не поддержит. Но в любом случае России надо потихоньку интегрироваться в международные системы безопасности.

Гарри Каспаров:

Ни один нормальный человек на Западе такое условие не выставит. Усиление санкционного давления на Россию связано исключительно с агрессивной путинской внешней политикой.

Сокращение ядерного арсенала — вещь правильная, но полный отказ страны от ядерного оружия в условиях глобальной мировой нестабильности мне представляется абсурдным. Угрозы от Китая и радикального ислама должны восприниматься серьезно, и ядерное оружие является важнейшим инструментом защиты страны.

Михаил Касьянов:

Не считаю, что одностороннее ядерное разоружение — шаг в правильном направлении. Россия наряду с США, Великобританией, Францией и Китаем отвечает за поддержание мира, за предотвращение конфликтов, за стабильность на Земле. Постоянные члены Совета безопасности ООН отвечают за всё в равной степени. Поэтому перечисленные державы должны коллективно заниматься вопросами нераспространения ядерного оружия, договариваться о сокращении собственных ядерных арсеналов. Они должны решать задачи укрепления мира на Ближнем Востоке и в других конфликтных регионах. Уверен, что будущая власть будет исходить из логики и из тех предпосылок, что нам Запад не враг, что у нас общая цивилизация. Да, у нас есть большие отличия, но это не лишает нас основополагающей базы. И весь мир будет аплодировать тому, что Россия, наконец, вернулась и восстановила свои позиции. Для менталитета российского гражданина разоружение в одностороннем порядке является неправильной позицией и вызовет объяснимое разочарование. Хотя обладание ядерным оружием сегодня и немного стоит, но ощущение равенства, ощущение себя как большой державы в цивилизованном мире— это важно. Подчёркиваю еще раз — есть конструкция, созданная после Второй Мировой войны, и сначала Советский Союз, а теперь Россия — существенная деталь в этой конструкции. А глобальный курс надо вести на ядерное разоружение на паритетных началах.

Алексей Навалный:

Откажусь ли в одностороннем порядке от ядерного оружия? Конечно, нет. Дурак я, что ли? Да в принципе это не было бы полезно никому в мире. Ядерный паритет и взаимное гарантирование от уничтожения — это основа международной безопасности. Все строилось в 60-е, а сейчас мир совсем иной. Тем более что с односторонним отказом России от ядерного оружия проблема все равно не исчезнет. Есть Китай и другие страны, появился Израиль, появилась Индия, появился Пакистан. В этой истории много игроков, и от того, что мы одни добровольно отказываемся, мы не делаем мир безопаснее. Мы просто выходим из этой конструкции, делая ее менее устойчивой и более опасной. Мне кажется, современные вызовы все-таки заключаются в другом — это контроль над нераспространением ядерного оружия, контроль над нераспространением, в принципе, оружия массового поражения. Как мы видим по последним событиям, хоть биологическое оружие, хоть химическое оружие не находятся под достаточным уровнем контроля, доступно всяким сумасшедшим, которые кого-то хотят потравить индивидуально, как Скрипалей, например. Или посмотрите, что происходит в Сирии. Одно очевидно — в связи с развитием технологий перед человечеством стоит вызов автономного оружия. Эти дроны, например, которыми пока управляют, но уже сейчас они могут самостоятельно просто по какому-то тепловому отпечатку человека идентифицировать и превращать в пыль. Неспроста ученые пишут открытые письма, что государство не должно перейти к полностью автономному оружию, потому что риски огромные. А соблазн, конечно, велик. Это же так просто и дешево — сто дронов по границе запустим, и пусть они там сто лет кружат и хреначат каждого, кто залез на этот холм. Это же в сто раз дешевле, чем патрулировать круглосуточно или стену строить. А дроны будут становиться все меньше, все мобильнее, все долговечнее, все смертоноснее. Это — огромная проблема, во многом отчасти философская.

Но есть и вызовы другого порядка — исламский экстремизм, такие страны, как Северная Корея. И мы должны принимать участие в разрешении всех этих проблем, а не добровольно сдвигаться на периферию. Просто надо понимать — все безумие нынешней российской внешней политики обусловлено вовсе не тем, что у нас есть ядерное оружие, а тем, что управляют ее безумцы, которые почему-то решили, что могут направить бойцов в любую точку Земного шара и начать там стрелять во все стороны.

Илья Яшин:

В одностороннем порядке — неправильно. Я считаю, что в мире не должно быть ядерных держав. Результатом развития человеческой цивилизации должен быть отказ всех стран от ядерного оружия. Мне кажется, в этом направлении надо двигаться. Но Россия не может в одностороннем порядке отказаться от этого статуса, потому что в мире существует угроза для России. Никуда не денешься — у нас тут под боком безумец с ракетами сидит в Северной Корее. Это вопрос национальной безопасности. Россия — большая богатая страна, и мы все-таки не можем доверять собственную безопасность кому-то. Мы все-таки должны думать сами о своей безопасности, какие бы ни были соглашения с международным сообществом на бумаге. Поэтому вопрос ядерного разоружения должен происходить на паритетных началах.


Режим пал. Вы во главе государства, политический лидер. Кого вы видите в роли вашего премьер-министра, то есть профессионала, способного удержать экономику в переходный период, не допустить ее обрушения?

Дмитрий Гудков:

Было бы слишком смело сейчас называть конкретную фамилию, но общий принцип понятен: это должен быть человек, имеющий опыт управления крупными структурами — и человек, конечно, наших взглядов. Очерчу круг: от Михаила Ходорковского до Сергея Алексашенко, от Сергея Гуриева до создателя отечественной частной космонавтики Михаила Кокорича — члена экспертного совета нашей партии, сейчас вынужденного работать за границей.

Гарри Каспаров:

Для проведения необходимых радикальных социально-экономических реформ будет нужно активно использовать потенциал зарубежных диаспор. Внутри России тяжело найти людей, не вовлеченных в коррупционные схемы и способных работать в современных реалиях. Безусловно, в новой России не должно быть места тем, кто сегодня обеспечивает экономическую устойчивость путинского режима — они должны быть подвержены процедуре люстрации.

За экономическое развитие в новой России должен отвечать человек мыслящий глобально, обладающий достаточными знаниями и опытом в этой сфере. В то же время это должен быть профессионал, не «замаранный» связями с путинской диктатурой. Из тех, кого я знаю, таким человек мог бы стать Михаил Ходорковский.

Михаил Касьянов:

Такие люди есть. Необязательно это должен быть один человек, поскольку переходное правительство — это команда единомышленников, примерно одинаково мыслящих в отношении ситуации в экономике и ее развития. Но надо сразу провести черту — на лидерские позиции люди из сегодняшней путинской обоймы допущены не будут. В качестве советников, экспертов — возможно, но не рулить. Они себя дискредитировали.

Вопросы удержания экономики на плаву потребуют очень быстрых и ответственных решений. Главная задача первых ста дней — чтобы бизнес поверил в то, что теперь все будет по правилам, что права на частную собственность защищены надежно и навечно, кто бы тут дальше ни побеждал на выборах. Потому что если этого не случится, то все, кто ещё остался, убегут с капиталами, и тут уже ничего не спасешь.

Алексей Навальный:

Сначала отсечем тех, кто точно не понадобится. Нет никаких сомнений — к старым «спецам» не обратимся. Ко всем этим шуваловым, кудриным и прочим грефам и дворковичам. Потому что это люди провала, они совершенно ничего не умеют, результаты их работы мы наблюдаем каждый день. Они мало того, что чудовищно алчные и корыстные, так еще и абсолютно некомпетентные и тупые. Что называется — доказано временем. Я уж не говорю о моральных качествах. Эти же люди, которые в Давосе выступают, они же прекрасно понимают, что происходит, но все равно служат режиму. Поэтому новую страну должна строить новая команда.

Илья Яшин:

Фамилии я называть не готов. Я, кстати, думаю, что, может быть, какие-то новые люди появятся. Проблема в том, что возникнет, несомненно, кадровый кризис в какой-то момент. Это связано с тем, что оппозиция на протяжении многих лет абсолютно осознанно выдавливалась в несистемное поле и не имела возможности участвовать вообще ни в каких органах власти, получать опыт управления государством. Вот в чем, например, была уникальная роль Немцова в российской оппозиции? Это человек, который умел делать все — он мог и писать публицистические доклады, и организовывать митинги, и в тоже время у него был совершенно колоссальный опыт управления страной в достаточно тяжелые кризисные времена экономического спада. И Немцов прекрасно понимал, как это делать. Таких людей в оппозиции очень мало — людей, которые умели бы это делать и при этом пользовались общественным доверием. При этом я понимаю, что привлечение кадров из прежней команды вряд ли возможно. Не думаю, что такой шаг встретил бы одобрение со стороны общества. Люди такого уровня могут работать на технических должностях, работать в министерствах. Понятно, что сменить всю бюрократию, вычистить и привести новых людей технически невозможно. Поэтому на уровне замминистра, возможно, эти люди могут остаться. Но очень важно подумать о том, чтобы были сформированы такие механизмы, которые не позволят им сожрать новую власть. Потому что они опытные, они понимают, как работает эта система, в отличие от нового политического руководства, бюрократия в их руках, и они могут начать подтачивать новую власть изнутри. Нельзя этого допустить.


Как вы думаете, какая книга однажды будет написана — «20 лет чекистского реванша», «25 лет чекистского реванша», «30 лет чекистского реванша»?

Дмитрий Гудков:

Знаете, книгу «30 лет реванша» смогут написать уже исключительно зарубежные исследователи, родом откуда-нибудь из Калининграда, а то и поближе. Нет у нас уже запаса еще в 10 лет. Не будет никакого «Майора де Бражелона». Поэтому или мы увидим ее сейчас, в оставшиеся до конца считаные годы, или… А впрочем, другого варианта у нас не может и не должно быть.

Гарри Каспаров:

Мне кажется, что сам вопрос нацелен на то, чтобы разделить ельцинский и путинский периоды. Хотя после 20 лет чекистов у власти мы обладаем достаточным объемом информации, чтобы понять, что одно неразрывно связано с другим. Написанные в будущем книги должны будут говорить о проигранной революции 89-го — 91-го года, о том, как Россия упустила свой исторический шанс стать цивилизованным правовым государством.

Все, кто пытается свести проблемы к «чекистскому реваншу», сознательно или нет, искажают ход исторического процесса.

Базис нынешнего мафиозного режима создавался еще до прихода Путина к власти, его экономическая основа является прямым результатом деятельности российских «системных либералов». Весьма показательно, что архитекторы экономического фундамента путинизма не только никуда не делись, но и продолжают работать на режим и являются его бенефициарами.

Михаил Касьянов:

Думаю — 20 лет. Я не отношу первый срок Путина к этому реваншу. Скорее всего, что через год начнутся структурные изменения в общественном сознании… Вопрос в психологическом исчерпании ресурса этой власти. Предстоящей осенью усилится социальное напряжение в стране. Люди полностью утратят доверие к власти, и та будет вынуждена от стратегии оболванивания перейти к стратегии силового удержания. Денег хватит еще на год-два, а потом начнутся серьезные проблемы. Вопрос — понимает ли это Путин? И если понимает, то как будет проблему решать, через конституцию или через революцию? Вот ключевой вопрос.

Алексей Навальный:

Я не считаю, что это именно чекистский реванш. Это просто реванш алчных бессовестных людей. Глянь на правительство — там чекистов-то не так и много, там просто разная номенклатурная сволочь. Это скорее реванш комсомольцев недобитых. А какая книга будет написана? Не знаю… Делаю все возможное, чтобы цифра на обложке была как можно меньше.

Илья Яшин:

Я не знаю. Не хочу гадать. Но я делаю, все, что в моих скромных силах, для того чтобы эта книга была как можно тоньше.

Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share