Задержание бывшего министра и миллионера Михаила Абызова, домашний арест для экс-полпреда и экс-губернатора Хабаровского края Виктора Ишаева, перспектива 21-летнего заключения для бывшего губернатора Коми Вячеслава Гайзера, истеричный анализ в СМИ того, кто может быть следующим — это события только одной недели. Политолог Николай Петров полагает, что спираль контрэлитных репрессий набирает обороты. Евгения Альбац выясняла аргументы
Вы в своих последних работах все чаще стали упоминать термин «репрессия». Но все-таки в нашем сознании репрессия связана с ГУЛАГом, с массовыми арестами, с теми миллионами, которые были расстреляны и теми миллионами, что прошли через ГУЛАГ. Вам не кажется, что термин «репрессия» избыточен?
Современные авторитарные режимы, как правило, избегают массовых репрессий. Но и точечными репрессиями то, что происходит с 2014 года в России, уже нельзя назвать — они локализованные. Но давайте сначала определимся с тем, что я считаю репрессиями: это политически мотивированные избирательные наказания — а не наказание конкретных людей, которые нарушили закон, — когда послание адресовано группам и слоям общества. И это как раз то, что мы видим начиная с 2014-го года.
После Крыма?
После Крыма. До этого правда было «болотное дело», когда выхватывали людей абсолютно случайных. И задача как раз состояла в том, чтобы продемонстрировать, что любой человек, который примет участие в нежелательных для власти мероприятиях, может получить достаточно серьезное наказание. То есть наказать не зачинщиков, не наиболее активных, а любых случайных людей и тем самым как бы послать понятное послание всем остальным.
А контрэлитные репрессии стали активно разворачиваться с 2014-го года, когда власть была напугана перспективами цветной революции и, главное, возможностью раскола элиты и перехода части элиты на сторону протестующих. Тогда сначала началась «национализация» элиты, деоффшоризация: жесткое декларирование собственности, доходов и всего остального, что фактически является крючком, на котором вся элита в какой-то момент оказывается и который всегда можно использовать против любого.
Этапы репрессивного пути: мэры и губернаторы
Мы пока не понимаем, что на самом деле инкриминируется Михаилу Абызову и почему решили устроить порку 71-летнему Ишаеву. Но мы видели обыски у того же Гайзера или бывшего губернатора Сахалина Хорошавина — они, мягко говоря, жили не по средствам. Может быть, власть действительно решила бороться с элитной коррупцией?
Как раз то, что нам продемонстрировали с обысков этих товарищей, и говорит о том, что это именно политические репрессии, а не наказание наиболее коррумпированных или нарушивших внутренние правила игры чиновников. Потому что те пятеро губернаторов, которые сейчас находятся за решеткой, не позволяли себе ничего за пределами того, что позволяет себе любой губернатор. В этом и заключается смысл сигнала: не показать, что вы не должны брать больше какой-то нормы, а показать, что вы все, абсолютно каждый из губернаторов по тем основаниям, по которым были арестованы вот эти пятеро, может быть арестован в любой момент. Это и есть смысл политической репрессии, которая адресована не Гайзеру, не Хорошавину, а всем губернаторам и которая заставляет их быть еще более лояльными, быть еще более сервильными, чем они были до этого.
После аннексии Крыма Путина поддерживали 86% населения. Зачем понадобились репрессии?
Не зачем, а почему — высокий рейтинг и сделал возможными репрессии в отношении политической элиты. Потому что с 2014-го года у нас, по сути, установился другой политический режим, другие взаимоотношения между лидером и элитами: лидер перестал быть зависимым от поддержки элиты — он опирался на прямую поддержку населения. Обычно, когда подходили выборы, Кремль был особенно обходителен с региональными элитами, потому что региональная элита давала им результат. Сегодня наоборот: губернаторы легитимны не потому, что за них проголосовали граждане, а потому что их назначил лидер, что он постоянно всем и демонстрирует.
Вы наблюдаете какую-то эволюцию в развитии этого репрессивного механизма?
Да, и это очень удручающая эволюция. Можно говорить о спирали репрессий: фактически с 2015-го года, как показывают подсчеты, устанавливаются довольно серьезные репрессии в отношении региональной политической элиты. Если до этого объектами репрессий были мэры, по взаимному, в общем, согласию губернаторов и Кремля, то начиная с 2015 года губернаторы перестали быть неприкасаемыми и превратились в чиновников, которые под богом ходят, и два процента которых ежегодно так или иначе подвергается выбраковке со стороны Кремля — примерно 18-20 человек в год, это губернаторы, вице-губернаторы и мэры столиц.
В вашей статье приводятся данные фонда «Петербургская политика»: из нее следует, что за 2018 год уголовные дела были заведены на 35 высокопоставленных чиновников , из них 25-ти вынесены приговоры, лишившие их свободы, 18-ти — сроком свыше 5 лет.
По регионалам тоже есть табличка, она показывает порядка 18-20 человек в год из примерно восьмисот представителей высшей региональной политической элиты.
Почему можно говорить о спирали и о том, что она раскручивается? Потому что в нее засасываются все новые и новые группы, которые раньше считались абсолютно защищенными.
Мэров посадили безумное количество, их трудно сосчитать. Скажем, в Дагестане за 2018 год уже посадили двух мэров Махачкалы подряд. А всего за последние пять лет посадили пятерых мэров одной только Махачкалы.
«Крыша прохудилась»
Но если коррупция есть форма существования российского государства и форма управления, то какой смысл в этих репрессиях? По какому принципу одних — берут, а других, таких же, награждают?
Согласен: с одной стороны, формируется эта неономенклатурная система, которая устанавливает, казалось бы, для ее представителей более вольготные правила, чем для рядовых граждан. То есть можно нарушать законы, можно давить людей, можно воровать и так далее. И в какой-то момент оказывается, что все представители этой системы на крючке, потому что в любой момент можно на совершенно законных основаниях их наказывать. И возникает вопрос, почему наказывают Хорошавина, Гайзера и Белых, а не любого другого губернатора?
А потому что «крыша» у них прохудилась: у них не оказалось патрона из ближайшего путинского окружения, политического силового олигарха, который мог обеспечивать защиту. В каждом конкретном случае можно найти, кому они перешли дорогу или с кем поссорились, но до 2015 года нельзя было представить обыск под камеры с открыванием сейфов и коробок с часами или коробок из-под обуви с долларами, а в последние четыре года это стало возможным.
Но я напомню вам, что до губернаторов были показательные аресты федеральных министров: министра обороны Сердюкова, к которому, несмотря на охрану, пришли утром, домой, когда он был в халате и с дамой — понятно, что это делалось по прямому указанию Путина. Другой пример демонстративного публичного унизительного наказания — генерал-полковник Реймер, к тому времени уже отставной начальник ФСИН. Сердюков по нынешним меркам легко отделался, он на свободе, а Реймер получил 8 лет.
Причина столь жесткой отставки нелюбимого Генштабом Сердюкова, как говорили тогда, в том, что он поддерживал идею второго срока Дмитрия Медведева, который, понимая, что чекисты ему никогда лояльны не будут, искал поддержки хоть одного силовика, подписал Сердюкову сумасшедний бюджет больше чем на 20 трлн, из-за чего в отставку ушел вице-премьер Алексей Кудрин. Путин, опасавшийся — как все, впрочем, генсеки — нелояльности армии, тут же показно его и наказал.
Эта версия очень похожа на правду. Но важно еще, что обыски и у Сердюкова, и у Реймера имели демонстративный характер. Как недавно было и с <сенатором от Карачаево-Черкесии> Арашуковым, когда глава Следственного комитета и Генеральный прокурор пришли на заседание Совета Федерации — и демонстративно, публично арестовывают сенатора, обвиняемого в заказе убийств, произошедших восемь лет назад. Все то же самое могло быть сделано не так торжественно, не так публично и не так демонстративно, но нужно было создать прецедент: впервые так арестовали сенатора и дали сигнал всем остальным: так можем взять любого. В этом, отчасти, есть и плюс: как показали в своей статье <политэкономисты> Трейсман и Гуриев, автократы в информационную эпоху не нуждаются в столь массовых репрессиях, которые мы в нашей стране имели в 1930-е годы. Тот же самый эффект они могут получить благодаря обширным коммуникациям и демонстрации по телевизору, быстро и легко.
Мне кажется, что нет прагматического смысла в массовых репрессиях. Репрессии сталинского времени были обусловлены тем, что шел период индустриализации и требовалось большое количество постоянно возобновляемой рабской силы. Эти рабы строили Магнитку, Комсомольск-на-Амуре, Беломорканал, Московский университет, все так называемые стройки коммунизма строились рабами ГУЛАГа. Рабов можно было не кормить, и было совершенно плевать, сколько их помрет, потому что все время приходили новые пароходы или новые составы с новыми арестантами. С этой точки зрения массовые репрессии — это сплошные издержки: надо строить лагеря, нанимать вохру, кормить зеков, а новые «магнитки» не нужны.
Возвращаясь к теме эволюции репрессий: итак, мэры, министры, губернаторы, дальше кто?
В арестах губернаторов тоже была своя динамика. То есть вначале это был <губернатор Сахалинской области> Хорошавин и пара его сотрудников, потом <губернатор Коми> Гайзер, вместе с которым взяли практически всю верхушку региональной элиты. Следующий этап — это Дагестан, когда вообще снимали всю региональную элиту и федералов в регионе, и снимали, как видно по мэрам Махачкалы, многократно. То есть, это вообще уже по сути введение такого института внешнего управления в этнической республике, что тоже является прецедентом. Сейчас мы увидим, как этот процесс будет развиваться в Карачаево-Черкесии.
Но когда я говорю о «воронке репрессий», я имею в виду еще и жесткость наказания. Мы помним слова Путина про «двушечку» <солистам Pussy Riot> — они тогда резанули слух, сегодняшние сроки — двадцать, двадцать два года, пожизненное...
Этапы репрессивного пути: силовики
За губернаторами пошли силовики — дело ФГУПов Федеральной службы охраны.
Да, Путин отправляет в отставку многолетнего главу ФСО генерала армии Евгения Мурова — началась чистка в ФСО. Точнее, сначала прошли аресты в МВД, дело молодых милицейских генералов Колесникова и Сугробова — это 2014 год. А 2016-й — серьезные чистки в силовых и правоохранительных органах. В этом смысле они не только субъекты, но и объекты репрессий. С одной стороны, это была вечная конкуренция двух мощных структур за то, кто будет следить за бизнесом и, соответственно, доить бизнес. Но приговор 22 года Сугробову — это уже не просто конкуренция, это перераспределение полномочий от МВД к ФСБ.
Одновременно с делом Сугробова стали арестовывать региональных руководителей МВД, чего тоже раньше не было. И, например, на Сахалине главу МВД арестовали за год до Хорошавина. С одной стороны, ФСБ получило право публично арестовывать действующего главу регионального МВД, с другой — это позволяло убрать лояльного губернатору полицейского. Я напомню вам, что когда Путин стал президентом, единственный из федералов в регионе, кто неформально не был подчинен местной политической элите, это был глава ФСБ. А глава МВД был абсолютно подконтролен губернатору. Потом это постепенно стали менять, особенно активно в результате реформы полиции, но, тем не менее, во многих регионах, в этнических особенно, глава МВД это человек так или иначе тесно связанный с региональной политической элитой. И во многом, не убрав его, вы не можете репрессировать региональную политическую элиту. Он является в какой-то степени защитой, он знает, что делается, за кем следят, и он может каким-то образом обеспечивать защиту вот этой самой региональной политической элиты. Итак, 2014 год — зачистки в федеральном руководстве МВД и региональных руководителей МВД. 2015-й — губернаторы, 2016-й — силовики, большие замены: с самим Муровым ничего не произошло, уголовного дела не завели, а вот уже с его людьми на уровне заместителя или генерала, руководителя ФСО на Кавказе — они уже подпали под уголовное преследование. В том же году — демонстративный обыск у главы Федеральной таможенной службы Бельянинова, и ликвидация ФМС и Федеральной службы по борьбе с наркотиками , а с ними и двух важных генералов, выходцев из управления собственной безопасности ФСБ Константина Ромадановского и Виктора Иванова.
И тем не менее ни одного из этих трех не посадили, хотя о каждом ходили легенды. Не говорит ли это о том, что своих, членов корпорации, выходцев из КГБ не трогают?
Бывают и другие примеры: генерал-лейтенант Лопырев, начальник Службы охраны ФСО на Кавказе. Что значит руководитель ФСО на Кавказе? Это человек, который у трапа первым встречает президента, который прилетает 20, 30, 40 раз в Сочи в свою резиденцию. Это близкое, физически близкое и доверенное лицо, который к тому же курировал строительство президентских резиденций. Его арестовали и обвинили в получении взяток за раздачу подрядов прикормленным коммерческим фирмам и согласование контрактов. В прошлом году он получил 10 лет и штраф в 150 млн руб. Но это не конец. Он подал апелляцию, ее удовлетворили, на полгода скостили срок. И тогда начинают процесс изъятия собственности уже по гражданскому делу, у всех родственников и знакомых родственников, у которых эта собственность имеется в масштабах, превышающих доходы. То есть это уже повторное и очень демонстративное, очень публичное наказание ближайшего человека из корпорации. Следующий в иерархии — Муров. Что это значит? А значит это, что сажают ближайших к руководителям подчиненных. Это значит, что они дали показания на своих начальников, и их начальники это тоже прекрасно понимают. Вот, скажем, в прошлом году получил 9 лет глава администрации Хакасии Бызов, в недавнем прошлом полковник ФСБ, который был еще недавно заместителем руководителя ФСБ по Хакасии. Его наказали за то, что он создал группу, которая зарабатывала на завышении цен на медицинские препараты. Но он публично на заседании суда заявил, что сотрудники ФСБ, его бывшие коллеги, требовали от него показаний на его руководителя, главу Хакасии — тогда это еще был Зимин, который впоследствии проиграл выборы. Но это то, как работает эта система: она берет человека из середины цепочки, предлагает ему сотрудничество в обмен на то, чтобы скостить ему срок, получает от него показания на его вышестоящих руководителей и дальше либо арестовывает этих руководителей, либо дает им понять, что на них есть соответствующее досье, и что они должны вести себя, в том числе и будучи отставленными, так, как от них ждут.
Зачистка ФСО, включая связанных со структурой бизнесменов — это результат конкуренции между силовиками?
В каждом конкретном случае мы можем видеть конкретных интересантов. В условиях авторитарного, не прозрачного и не контролируемого обществом режима всегда стравливаются спецслужбы, силовые структуры, потому что иначе они будут слишком влиятельными. Это происходит всегда и везде. Но в данном случае, мне кажется, есть интересный общий тренд.
Вот смотрите, в 2007-м году, перед переходом власти к тандему, Путин отделил политический ресурс от силового, и те силовики, которые обладали одновременно и тем, и другим, получили либо то, либо другое. Хороший пример — Николай Платонович Патрушев, который был главой ФСБ и одновременно обладал серьезным политическим ресурсом. Он сохранил свой политический ресурс, став секретарем Совета безопасности, но потерял свой силовой ресурс, который получил нынешний глава ФСБ Бортников. Бортников — это силовик-технократ без политического ресурса. И это не его личная черта, это особенность системы.
Арест бизнесмена Михальченко, близкого к тогдашнему главе ФСО Мурову — это отделение бизнес-ресурса от силового. Бизнес-ресурс — это почти политический ресурс, это ваше независимое положение, и в сочетании с вашим силовым ресурсом это очень много. Соответственно в 2016 году ушел в отставку генерал Муров, ушел Виктор Петрович Иванов — а они были своего рода модераторами всего силового блока, на их место пришли Никто. На место генерала армии Мурова — полковник Дмитрий Кочнев, который, уже возглавив ФСО, получил генерал-майора, а в последующие два с половиной года дорос до генерал-полковника.
То есть на смену могущественному когда-то Мурову пришел не его первый заместитель, а человек из третьего-четвертого эшелона. Так во главе ФСО встал не соратник и старый знакомый президента, а вполне технический человек. Таким образом, меняется конструкция системы.
Системе нужны винтики. И как только возникает опасность, что на каком-то месте винтик становится слишком самостоятельным, она его убирает. И очень важно смотреть не только, кто уходит, но и кто приходит им на смену. На смену Мурову — полковник ФСО без лица, на смену главе Федеральный таможенной службы Бельянинову — сторонний человек, Булавинов из ФСБ. На смену Виктору Петровичу Иванову вообще никто не приходит, ведомство просто исчезает.
Другими словами, Путин убирает тех генералов-чекистов, которые могут составить заговор?
Которые могут консолидировать силовое крыло в целом и которые имеют ресурс.
«Путин — гениальный кадровик»
И все-таки: почему одних, как Лопарева, сажают, а других, как Бельянинова, переводят работать лицом в банк? Выходцы из ФСБ — база поддержки Путина, зачем он рубит сук, на котором сидит?
Во-первых, он назначает на важные посты их детей — и тем делает заложниками. Во-вторых, как вы правильно говорите, Путину пришлось завоевывать расположение корпорации: он был отставной подполковник, потом полковник, служивший ненавистным демократам. И он в самом начале сделал умный шаг: направил высокопоставленных феэсбешников контролировать разные ведомства. И люди, которые пришли наверх благодаря ему, они уже стали его людьми. И в этом смысле, мне кажется, он делает все абсолютно верно. Верно с точки зрения автократа, который зависит от силовиков и правоохранителей, но не хочет слишком сильно зависеть от конкретных людей. Поэтому он их начинает менять, и он их делает зависимыми от себя, трудоустраивая их детей. С одной стороны, это источник дохода, с другой — заложник. И в этом смысле, мне кажется, Путин гениальный кадровик. У него за все его 20 лет практически нет больших кадровых ошибок с точки зрения нелояльности или предательства.
Но какие-то сбои неизбежны, потому что Путин, как поздний Сталин, все больше окружен молчаливыми слугами, которые не имеют ни возможности, ни способности вообще ему что-то сказать без его прямого приказания.
«Вытряхнуть золотые из Буратино»
Арест Михаила Абызова кажется каким-то новым поворотом в истории запугивания общества: это не просто бывший министр и близкий к премьеру человек — это человек с состоянием в $600 млн, причем сделанных не на госслужбе, а в бизнесе. О чем это нам должно говорить?
О том, что выстраиваются новые отношения в элите. Если раньше, до 2014 года и последовавших санкций, элита, в том числе чиновники, могла активы выводить из страны, то теперь путинская система не хочет их отдавать. Она намерена вытряхивать из Буратино его золотые. Вы можете уйти спокойно и без тюремного срока, но только, пусть и не публично, расставшись со своими большими деньгами. И, соответственно, дав системе возможность этими деньгами расплачиваться с молодыми. Система ищет механизм, который позволял бы забирать назад у стареющих представителей элиты то, что они приобрели своими неимоверными усилиями. И мы это еще увидим.
При противопоставлении «безнесменов» «силовикам» происходит некоторая подмена понятий. Часто те и другие находятся в симбиозе, вроде тли, которую пасут муравьи. Абызов — специфический бизнесмен, ничего не создавший, а просто маневрировавший в мутной воде. Выйти из системы, да еще вынеся из нее имущество, очень непросто. Нужен билет на выход, конвертация внутреннего богатства во внешнее по нерыночному, определяемому системой курсу. «Социальная справедливость» — возврат награбленного, если уходишь из песочницы.
Но разве система не решила эту проблему тем, что назначает детей на должности, позволяющие контролировать и управлять кешевыми потоками?
Нет, дети — это полбеды. А на примере владельца АФК «Система» и богатейшего человека страны Евгения Евтушенкова было показано, что любые сделки десятилетней давности, как было с «Башнефтью», можно пересмотреть и забрать — отдай деньги и будь свободен. Это проблема смены поколения олигархов. Грубо говоря, Сечин или Алекперов не могут и не должны унести те деньги, которые они получили лично, в свою семью или тем более их вывести куда-то на Запад. Мне кажется, что суть деоффшоризации — это перевод всех имущественных дел в сферу юрисдикции российских судов, которые легко могут решить, что 20 лет назад вы нарушили какие-то законы и поэтому вы должны вернуть это в пользу государства. Тогда это ренационализация, а не простое рейдерство. То есть вы эти деньги или активы возвращаете в пользу государства и дальше сажаете нового условного Сечина на новую «Роснефть», или нового условного Потанина на новый «Норильский никель» и решаете таким образом свою проблему. В этом смысле санкции оказались полезны для системы: раньше был внутренний забор, теперь появился и внешний, который не позволяет фигурантам персональных санкционных списков уехать за границу и спокойно радоваться жизни.
Таким образом, следующими объектами репрессий будут богатые люди, и Абызов — только начало?
Да, я думаю, что пойдет смена поколений среди олигархов: им не позволят передать свои огромные состояния детям.
Вы хотите сказать, что Потанин должен будет отдать «Норильский никель», Алекперов — «Лукойл», и далее по списку?
Да, я думаю, что это будет какая-то сделка. Какую-то небольшую часть на жизнь оставят уходящим на пенсию олигархам, а все остальное каким-то образом будет перераспределено. Иначе система окажется на бобах. И это, мне кажется, самое важное, что должно сейчас быть. А дальше, мне кажется, есть очень важная вещь, связанная с нынешним президентским сроком и с надеждами на смягчение конфронтации с Западом. Эти надежды не реализовались и уже, мне кажется, до конца этого срока реализованы не будут. И раз так, то встает очень серьезная проблема. Легитимность Путина ослабела, мы видим это по соцопросам. Никакого варианта развивать это в том направлении, которое было выбрано в 2014 году, нет. Второго Крыма нет и быть не может, и плата за это слишком высока. И денег для покупки популярности, как было в 2012 году, тоже нет. И режим оказывается в ситуации тупика, когда надо придумать третий вариант. Если не удастся решить проблему легитимности, то тогда волей или неволей режим будет интенсифицировать репрессии.
Это крайне опасно прежде всего для элиты — для чиновников и олигархов, и они не попытаются — исключительно ради собственного спасения — предотвратить такое развитие событий?
Еще некоторое время назад мы с коллегами, рассматривая сценарий развития режима, в качестве самого негативного видели сценарий «Сталин лайт». И тогда мне казалось, что репрессии массовые, серьезные, в отношении элиты, они невозможны, потому что элита никогда этого не допустит. Но смотрите: когда арестовывали Хорошавина, Гайзера — было какое-то движение на местах, митинги, раздавались голоса против. Когда начало раскручиваться дело режиссера Кирилла Серебренникова, то реакцией был поход к царю с челобитной. То есть организованного, серьезного сопротивления элиты и политической, и интеллектуальной, и культурной мы не увидели, и в этом тоже смысл этих репрессий.
Это интеллигенция, она всегда такая. Интеллигенция может только ходить с протянутой рукой или стоять на коленях.
Читая про репрессии 1930-х годов, я поражался тому, как быстро было сломлено всякое сопротивление. И сегодня мы видим, как исчезает накопленный в элитах социальный капитал, нет доверия внутри элиты, а отсюда — нет и организованного действия. Это помогает Кремлю контролировать элиты, но это одновременно делает невозможным никакое движение вперед. Потому что в таких условиях невозможно мобилизовывать элиты, мотивировать их предпринимать какие-то усилия для экономического роста, для развития региона, для чего угодно. Элита сейчас полупарализована, она боится сделать шаг, потому что она не знает, за какой именно шаг она может оказаться в следующей группе репрессируемых, и поэтому она, с одной стороны, абсолютно лояльна, а с другой — абсолютно не способна организованно действовать ни в каком направлении.
Фото: depositphotos
