Врагом власти стали не диссиденты и правозащитники, а сама та среда, в которой возможна легкая координация и мобилизация незнакомых между собой людей
Новые реалии
Плохие новости здесь в том, что победить те тенденции в развитии общества, которые угрожают стабильности пост-крымского авторитаризма, невозможно, не перекрыв кислород большинству — и не в политическом смысле, а в самом что ни на есть бытовом: врагом власти стали не диссиденты и правозащитники, а сама та среда, в которой возможна легкая координация и мобилизация незнакомых между собой людей. А именно: легкие и беспроблемные банковские переводы, покупки онлайн, чатики любителей музыки в интернетике, ютюб с аполитичным недавно еще рэпом и любительскими блоггерскими видосами, почти бесплатные — и сложно прослушиваемые — звонки по мобильным приложениям, вообще мобильный телефон в руках школьника, пациента, прохожего на улице, при помощи которого так легко зафиксировать всякие безобразия и передать информацию. Аполитичные еще вчера люди массово выходят на выборы, обнаружив возможность «прокатить» навязанного Кремлем варяга во втором туре; публика в интернете, еще вчера массово скидывавшаяся разве что на благотворительность, в считанные дни собирает миллионы на штраф The New Times, арест известного рэпера ставит на уши все сообщество таких же музыкантов и миллионы слушателей — в большинстве молодых; пенсионная реформа, которую большинство воспринимает как конфискационную, роняет бывший «тефлоновый» рейтинг на докрымские уровни; хамские и просто неловкие слова функционеров и чиновников перестали сходить с рук, вызывая вал возмущения и требования отставки.
Каток власти
Напряженность растет с двух сторон. С одной стороны, государство давит. Повышением налогов и поборов. Закручиванием гаек в банковском регулировании, которое неосведомленному обывателю откликается то заблокированной трансакцией, то застрявшими на счету деньгами, а в целом — тревожным ощущением нестабильности. Навязыванием непонятной и не вызывающей доверия карты «Мир» всем получателям платежей из бюджета — и тем, кому не очень-то удобен сам факт необходимости иметь дело с банкоматами, и тем, кто предпочитает более испытанные денежные инструменты. Не прекращающейся который уже год истерикой в телевизоре — даже тех, кто вполне согласен с контентом, начинает утомлять напор и тон. Продолжающейся идеологизацией школы. Полицейскими налетами на соцсети, ставящими в опасность молодое поколение практически каждой семьи: кто там уследит, что перепостил подросток? Полицейскими же «наркотическими» провокациями с тем же эффектом. Стагнацией в экономике — даже если не понимать ее связь с милитаристскими авантюрами за рубежом, и повышением международной напряженности, все равно где-то тлеет мысль, что «правительство» каким-то образом за этот бардак ответственно. Постоянным ухудшением условий на работе: у бюджетников из-за непрерывно спускаемых сверху указивок, приводящих к закрутке гаек и росту нагрузки — по мелочи, но постоянно; у частников, в сущности, из-за них же, опосредованных — как растущим давлением контрольных органов, так и собственно состоянием рынка.
Но есть и другая сторона.
Пока власть отрезала от финансирования и медиа конвенциональную политическую оппозицию, по родительским школьным чатам, по микрорайонным форумам жителей, и по таким же невинным местам разбежалась идея: а давайте пойдем и проголосуем хоть за кого, лишь бы не за этого вот кремлевского, раз уж второй тур?
Низовая мобилизация
Люди, живущие в России, стали меньше готовы терпеть несправедливость и хамское отношение, пренебрежение своими интересами; и все больше социальных навыков и технических средств получают к тому, чтобы это недовольство активно реализовывать. Голосуя ногами — отказываясь от государственных услуг и опеки. И активно поднимая голос в защиту своих интересов и ценностей там, где это возможно. Посткрымская мобилизация «вокруг флага» исчерпала свой потенциал, и обнажилось то новое качество, которое привело еще к протестам 2011–2012 годов: способность людей к совсем другой, низовой мобилизации и солидарности выросла очень существенно. Процессы, которые шли «под радарами» точечных политических репрессий последних лет, снова выплескиваются в политическое пространство, в основном в новых формах, мягких и осторожных, соответственно повысившемуся репрессивному потенциалу режима, но зато намного более массово. За примером далеко ходить не надо. Пока режим боролся с Навальным и сетью его сторонников, банковская система продолжала развиваться, и предлагать все более простые и ненапряжные средства платежей, сетевая благотворительность продолжала учить людей «скидываться» на доброе дело, а хайп в социальных медиа по поводу каждого особо удачного сбора показывал этим же людям, что перед ними не только способ делать добро отдельным больным, но и отличное средство выразить массовое беспокойство по поводу той или иной социальной проблемы — к примеру, состояния здравоохранения в стране. И, когда журналу The New Times особо возмутительным образом выкатывают многомиллионный штраф, все это подспудное накопленное качество «выстреливает», и деньги собирают в четыре дня. С другой стороны, пока режим чесал в макушке, выискивая, как бы приструнить покрепче журнал The New Times, флешмобы вроде «#metoo» и «#телочкагейта», обучали людей в том числе и чувствительности к вербальному насилию, неприятию оскорбительного и принижающего языка от обладателя власти к подвластному; а между тем распространение того, что часто пренебрежительно же называют «поп-психологией» — разнообразного психологического ликбеза не всегда отменного качества, зато легкодоступного и массового — привело к тому, что множество взрослых людей, вовсе не сторонников политической оппозиции, осознали, что детская школьная травма это не миф, и не «ой, какие все стали нежные», а серьезнейшая проблема, способная сильно испортить жизнь их собственных чад, безотносительно к партийной принадлежности родителей. И когда в сеть пошел вал «школьных» видео, где учителя гнобят, унижают и запугивают юных «навальнят», от возмущения вдруг взвились отнюдь не только сторонники Навального. Пока власть отрезала от финансирования и медиа конвенциональную политическую оппозицию, по родительским школьным чатам, по микрорайонным форумам жителей, и по таким же невинным местам разбежалась идея: а давайте пойдем и проголосуем хоть за кого, лишь бы не за этого вот кремлевского, раз уж второй тур?
Россияне в социальных сетях Источник
Что делать с этим властям? Устроить какие-нибудь неприятности десяткам тысяч человек, пославшим свои сто или пятьсот рублей в Фонд поддержки свободы прессы? Пересажать за экстремизм всех, кто перепостил видео с топающей ногами на ребенка училкой? Арестовать еще два десятка рэперов? И так потом каждый раз? Или решать проблему системно: бить по инфраструктуре, закручивать контрольные гайки еще жестче? Проблема в том, что эта инфраструктура — не инфраструктура конкретно протеста, а инфраструктура собственно современного общества, и его экономики в том числе. Средства обмена, средства связи, механизмы обучения и передачи опыта во всем — от вязания и вбивания гвоздей, до борьбы со школьной травлей; практики проявления солидарности, сети социальной поддержки, неформальные «хранилища» репутации и, если можно так выразиться, деловой истории участников. Сейчас в России собственные аккаунты в соцсетях, если отбросить бессмысленных младенцев, имеет каждый второй (47% от всего населения), а смотрят один только YouTube хотя бы раз в неделю — двое из трех (см. график выше). Давали хоть раз деньги на благотворительность — также двое из троих. В мелкой торговле, обмене, работе, зависимой от этих механизмов — трудно себе представить, сколько. И каждый удар по этой инфраструктуре — а их уже сыплется немало — это удар и по экономике прямо сегодня, и по качеству жизни всех, и лояльных, и нелояльных тоже, и по завтрашнему развитию страны.
* Автор — доцент НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург
