Звонила Евгения Альбац, валялась в ногах, умоляла посмотреть новую программу Соловьева «Москва. Кремль. Путин» — и написать про столбняк, напавший на тувинских козерогов по случаю внезапной встречи с президентом России и его охраной.
Альбац нервно смеялась, грязно материлась и истово клялась, что ничего подобного я не видел…
Пришлось посмотреть — на перемотке, конечно, потому что старость и нервы уже ни к черту.
Ну, что сказать. Ну, ужас, конечно. Но не «ужас-ужас», нет.
Потому что — в принципе, ничего нового. Ни для ВГТРК, ни для Соловьева.
…Он, конечно, давно уделал конкурентов.
Альбац нервно смеялась, грязно материлась и истово клялась, что ничего подобного я не видел…
Пришлось посмотреть — на перемотке, конечно, потому что старость и нервы уже ни к черту.
Ну, что сказать. Ну, ужас, конечно. Но не «ужас-ужас», нет.
Потому что — в принципе, ничего нового. Ни для ВГТРК, ни для Соловьева.
Искать на федеральных телеканалах людей совестливых – дело пустое, но в номинации «бесстыжесть» тоже есть свои градации, и тут надо прямо сказать: Владимир Рудольфович порвал всех этих киселевых-шейниных как тузик грелку.
Секрет успеха – в огромном и неподдельном таланте.
Талант этот только на первый взгляд состоит в хорошей реакции и подвешенном языке, — хотя, конечно, язык у Соловьева не только без костей, но и невероятной длины, позволяющей лизнуть начальство через жопу до самых гланд, причем сделать это не казенно, и не шершаво, по-солдатски, а со всей интеллектуальной нежностью… Но настоящая уникальность Владимира Рудольфовича носит, несомненно, ментальный характер.
Дело в том, что он действительно не стесняется.
Вот – ни капельки.
Он органичен в подлости, ибо не ощущает ее, и это дает ему огромную фору перед подлецами с рефлексиями!
Секрет успеха – в огромном и неподдельном таланте.
Талант этот только на первый взгляд состоит в хорошей реакции и подвешенном языке, — хотя, конечно, язык у Соловьева не только без костей, но и невероятной длины, позволяющей лизнуть начальство через жопу до самых гланд, причем сделать это не казенно, и не шершаво, по-солдатски, а со всей интеллектуальной нежностью… Но настоящая уникальность Владимира Рудольфовича носит, несомненно, ментальный характер.
Дело в том, что он действительно не стесняется.
Вот – ни капельки.
Сколько моих телевизионных знакомцев времен «гусинского» НТВ ссучилось в отчетный период, и какие разные формы принимали их попытки договориться с собой: один прятался, другой пил, третий все пытался объясниться, четвертого его внутренний разлад выдает агрессией…
А теперь попробуйте представить в муках совести — Владимира Соловьева. Съели? Попробуйте представить его в смущении, в тоске, пьющим со стыда…
От винта. Не на того напали.
Его бесстыдство кажется не благоприобретенным, а данным от природы – как счастье, как спасительный (для него) дар. Он баловень судьбы, он искренне любит себя и гордится собой — и, надо признать, имеет для этого все основания, ибо блестяще реализовал талант (возможно, единственный), который был дан ему от природы.
Как там, у классика, про бесстыжесть во взоре?
«Человек, на котором останавливался этот взор, не мог выносить его. Рождалось какое-то совсем особенное чувство, в котором первенствующее значение принадлежало не столько инстинкту личного самосохранения, сколько опасению за человеческую природу вообще…»
Это из Салтыкова-Щедрина. Про совсем другой психологический типаж, но с тем же общим знаменателем.
Страшновато на это смотреть, но то ли еще будет.
Помяните мое слово: когда путинский нарыв лопнет, вы увидите Владимира Соловьева на переднем крае нравственного освобождения. И отведете глаза вы, а не он.
А теперь попробуйте представить в муках совести — Владимира Соловьева. Съели? Попробуйте представить его в смущении, в тоске, пьющим со стыда…
От винта. Не на того напали.
Его бесстыдство кажется не благоприобретенным, а данным от природы – как счастье, как спасительный (для него) дар. Он баловень судьбы, он искренне любит себя и гордится собой — и, надо признать, имеет для этого все основания, ибо блестяще реализовал талант (возможно, единственный), который был дан ему от природы.
Как там, у классика, про бесстыжесть во взоре?
«Человек, на котором останавливался этот взор, не мог выносить его. Рождалось какое-то совсем особенное чувство, в котором первенствующее значение принадлежало не столько инстинкту личного самосохранения, сколько опасению за человеческую природу вообще…»
Это из Салтыкова-Щедрина. Про совсем другой психологический типаж, но с тем же общим знаменателем.
Страшновато на это смотреть, но то ли еще будет.
Помяните мое слово: когда путинский нарыв лопнет, вы увидите Владимира Соловьева на переднем крае нравственного освобождения. И отведете глаза вы, а не он.
