Фото: kavkazr.com
NT: Дело Улюкаева наделало много шума благодаря той роли, которую в этом деле сыграло 6-е управление ФСБ. Фактически получается, что глава «Роснефти» Игорь Сечин «приватизировал» целое управление ФСБ в своих интересах, для того чтобы проводить подобные операции. Бывали ли в истории советских спецслужб такие случаи, когда условный Берия имел при себе какое-то управление, которое выполняло только его пожелания и работало в его интересах?
Петров: Во времена Сталина органы госбезопасности, безусловно, обслуживали интересы государства в лице Сталина. Сталин и был государством. По его санкции арестовать они могли человека любого уровня. Но если говорить о собственной инициативе — начиная с определенного уровня для них были неприкасаемые. Скажем, член Центрального комитета, руководители обкомов, руководители очень крупных хозяйственных объектов, даже члены Союза писателей. Чтобы арестовать людей такого уровня, нужна была санкция непосредственно Сталина. И заниматься ими в смысле агентурно-оперативной разработки тоже могли, безусловно, только с санкции Сталина. Но это вовсе не значит, что Сталин «приватизировал» спецслужбы, — это была такая система.
Если говорить о Берии, то он сам был во главе НКВД и выполнял неукоснительно распоряжения Сталина, даже если они ему и его подчиненным казались преступными. Была очень известная история, когда была похищена, а потом без всякого суда и даже формального решения расстреляна, фактически убита, жена маршала Кулика Кира Симонич. Меркулова потом, когда шло следствие по делу Берии, спрашивали: а, собственно, почему вы это сделали? Он говорил: да, я не видел в этом никакой оперативной необходимости, но это было указание товарища Сталина, а любое его указание я выполнял безоговорочно.
Так что эта система использования карательно-репрессивного механизма для сведения политических счетов или расправы с неугодными — она в советское время была вполне очевидна. Но сегодня, мне кажется, нельзя говорить о том, что кто-то «приватизировал» 6-ю службу ФСБ. Нет, она просто обслуживает интересы влиятельного лица, если это необходимо. И вся та комбинация, которая была проделана с Улюкаевым, с житейской точки зрения выглядит не просто анекдотичной, а даже абсурдной.
Получается, что на таком уровне люди могут сводить счеты с помощью ФСБ. И в данном случае и суд, и вся государственная машина работают в интересах высокопоставленного чиновника. Это не лицо государственной власти, это все-таки бизнес — «Роснефть». Это выглядит уже как использование служебного положения и привлечение для обслуживания своих интересов государственных органов. Сращивание крупного бизнеса с государством — сейчас вполне обыденное явление.
Интересно также, что в советское время не было понятия «коррупция». Ну не признавалось, что советское государство может содержать такой социально-экономический порок. Мы никогда не слышали о взятках на уровне Политбюро. Но у основания пирамиды, а особенно в торговле взятки были явлением обыденным. Система госбезопасности тоже бралась за такие дела. Примеры тому — дело «Океана» Министерства рыбной торговли и дело гастронома № 1 в Москве (известный как Елисеевский гастроном. — NT), к которым приложило руку КГБ.
«Получается, что на таком уровне люди могут сводить счеты с помощью ФСБ. И суд, и вся государственная машина работают в интересах высокопоставленного чиновника. Это выглядит уже как использование служебного положения и привлечение для обслуживания своих интересов государственных органов»
NT: Что же побуждало КГБ, который был как бы про государственную безопасность, заниматься экономическими делами?
С конца 1970-х в политической системе появился определенный элемент недоверия к системе МВД. Противостояние (председателя КГБ Юрия) Андропова и (министра МВД СССР) Щелокова скорее имело некую глубинную неприязнь одного к другому, но соперничество ведомств было очевидным.
NT: Это соперничество и сейчас осталось?
Знаете, сейчас соперничают все со всеми. Здесь не только МВД и ФСБ, сейчас есть масса других специальных служб, которые наделены правом вести агентурно-оперативную работу. В советское время внутри страны этим в политическом смысле занимался только КГБ, а МВД, даже ведя агентурно-оперативную работу в преступной среде, не имело возможности и не имело права пользоваться спецсредствами. Например, прослушивание телефонов, помещений было исключительно прерогативой и привилегией КГБ (этим занималось 12-е управление КГБ СССР. — NT), у МВД всего этого не было.
«Ставка на чекистов была сделана Ельциным»
NT: Насколько широко КГБ пользовался провокациями при оперативно-розыскной деятельности?
КГБ, во-первых, не расследовал обычных дел о взяточничестве, я не помню, чтобы КГБ участвовал в подобных (как в истории с Улюкаевым) делах.
В практике советских спецслужб провокации, естественно, всегда были. Известна история (1930-х годов), когда на Дальнем Востоке оборудовали так называемую японскую пограничную заставу с чекистами, переодетыми в форму белогвардейцев. Доставляли туда человека и объявляли, что он уже за границей. Если человек начинал плести что-то антисоветское и говорить: слава богу, наконец-то я у вас, — вот тут-то он и выявлял себя как потенциального изменника родины, и дальше с ним расправлялись. Были и расстрельные приговоры по таким делам. Впоследствии, при Хрущеве, такие методы осудили и даже кое-кого из чекистов наказали: дескать, как могут органы госбезопасности выступать в роли искусителей простых советских граждан. Но эти методы никуда не ушли. Это в арсенале госбезопасности оставалось и с тех пор.
NT: Можно ли говорить о массированном проникновении выходцев из спецслужб во власть? Насколько верно говорить, что страной правят чекисты?
Вне всякого сомнения: ставка на чекистов была сделана Ельциным с середины 1990-х годов — с пониманием того, что власть все меньше и меньше пользуется поддержкой народа из-за экономических и политических сложностей, в том числе и войны в Чечне. Эта ставка на силовые блоки, собственно говоря, и дала зеленый свет во власть выходцам из госбезопасности. А в бизнес они стали проникать гораздо раньше.
Всевозможные отставные чекисты, начиная, например, с бывшего первого заместителя председателя КГБ Филиппа Бобкова, который устроился в группу «Мост», — это ли не проникновение чекистов в бизнес? В 1992 году начался значительный отток людей из реформируемого КГБ. Надо же им было чем-то заниматься. А люди они деятельные, нацеленные на политическую активность. Раз с политической активностью не получается, пусть будет бизнес.
Уверяю вас, если бы даже тогда состоялся закон о люстрации, как того хотели демократы (и я тоже считаю, что такой закон необходим), они все равно перетекали бы в бизнес, получая финансовые стартовые позиции. И потом, в конце концов, все равно оказались бы во власти, потому что так устроена наша страна.
«Ставка на чекистов была сделана Ельциным с середины 1990-х годов — с пониманием того, что власть все меньше и меньше пользуется поддержкой народа из-за экономических и политических сложностей, в том числе и войны в Чечне»
NT: В госкомпаниях работают «прикомандированные сотрудники ФСБ». Этот институт существовал и в СССР?
Тема с так называемыми прикомандированными сотрудниками является типичной советской отрыжкой. В 1970-е, в 1980-е годы масса офицеров КГБ работали в качестве представителей этого ведомства, начиная с Гостелерадио и кончая Академией наук, и числились в действующем резерве. То есть они были в кадрах КГБ, но зарплату получали в тех организациях, куда они были прикомандированы. Занимались своей работой: вели агентуру, заводили досье, так называемые дела оперативной проверки. И получали доплату в своем основном ведомстве за офицерскую должность. Перед сотрудниками данного ведомства такой человек не должен был открываться как офицер КГБ.
Казалось бы, все это кончилось в 1991–1992 годах. Но потом стало нарождаться снова. Мы можем смеяться над тем, как, оказывается, много сфер, где необходимо соблюдать интересы госбезопасности (c помощью прикомандированных сотрудников). Эта линия на разрастание и раздувание аппарата спецслужбы совершенно немыслима в демократическом обществе.
Нельзя сказать, что действующий офицер или генерал всегда обслуживает только свои интересы или только интересы ФСБ, или только интересы того ведомства, к которому он прикомандирован. Это, я бы сказал, такой комплекс человеческих отношений, который в каждом конкретном случае индивидуален. В советское время, точнее, в постсталинское время, некоторым ограничителем на деятельность КГБ служил отдел Административных органов ЦК КПСС (и соответствующие отделы в обкомах партии) и Политбюро ЦК КПСС. Принять какой-то закон или не принять, расширять или не расширять кадровый состав КГБ — все это решалось на уровне Политбюро. Сколько раз (председатель КГБ СССР) Андропов ходил с запиской к Брежневу, что ему нужно создать столько-то новых районных отделов КГБ! И Брежнев не так часто и не так быстро давал разрешение на это. Иногда он писал Андропову записки, например, вот Кунаев просит создать где-то в Казахстане еще дополнительное подразделение КГБ, надо бы помочь. Андропов, конечно, тут же откликался и говорил, что если мы поможем Кунаеву, а другие управления тоже просят, давайте сразу сделаем столько-то новых управлений и увеличим штат еще на четыре тысячи.
Но каждый раз, чтобы раздуть штат КГБ по всему Советскому Союзу на четыре, на пять тысяч, требовался, во-первых, не один месяц, несколько согласований, решение Политбюро, и только потом все это происходило. Все это касается также и регламентации деятельности КГБ. Самые важные приказы, которые принимались, регламентировали работу оперативной сферы, они тоже рассматривались ЦК КПСС.
Все случаи нарушения законности (сотрудниками КГБ) тоже рассматривались ЦК КПСС. Достаточно вспомнить, как уже в годы Перестройки, в 1987 году, в Ворошиловградской области был арестован корреспондент газеты, по-моему, «Советский шахтер». Из-за этого сняли начальника управления КГБ Дьяченко. Генерал расстался со своей должностью только потому, что они просто так арестовали человека, подозревая его в чем-то, а на самом деле это было сведение счетов со стороны обкома. ЦК КПСС вмешался, Комитет партийного контроля вмешался, КГБ должен был оправдываться. Что-то ничего подобного в наши дни я не вижу.
«В советское время, точнее, в постсталинское время, некоторым ограничителем на деятельность КГБ служил отдел Административных органов ЦК КПСС (и соответствующие отделы в обкомах партии) и Политбюро ЦК КПСС»
«Соцзаказа нет и быть не может»
NT: Получается, нет сейчас в России никакого государственного контроля за деятельностью спецслужб в принципе?
Контроль на бумаге есть, вам любой скажет, что у нас в Думе должен быть парламентский контроль за деятельностью ФСБ. Но я когда-то спрашивал председателя этого комитета: а вы получаете сводки, сколько дел было заведено в ФСБ, всю статистику агентурно-оперативной работы? Для него это была новость. Раньше ЦК КПСС и отдел административных органов вникал в эту работу. Я не хочу сказать, что при коммунистах было хорошо. Коммунисты — это тоталитарная власть, поэтому их задача была контролировать все, включая и собственную госбезопасность. Но сейчас все зависит от политического веса того или иного начальника. Если он входит куда-то в самый верхний круг или в Совет безопасности, который сегодня можно считать аналогом Политбюро… Но все-таки в Политбюро была власть, я бы сказал, коллективная. Несмотря на то, что был авторитет в лице генерального секретаря — либо Хрущева, либо Брежнева, либо Андропова, — но все-таки это было обсуждение коллектива. А сейчас же структура власти иная, многие решения единолично принимаются первым лицом, и все.
NT: Что вы думаете о трансформации образа офицера госбезопасности в массовой культуре последних 10–15 лет — достаточно вспомнить «Однажды в Ростове» или недавний сериал «Спящие»?
«Спящие» — это уже такая заказная конспирология, ожившие агитки времен советской эпохи про осажденную крепость, типа фильмов «Конец резидента» и «Возвращение резидента». Считать, что есть какие-то «спящие» агенты, которые десятилетиями сидят и ждут команды — это паранойя. Получается, что они просто так деньги получают и не работают? Даром хлеб едят? А если не получают, значит, они идейные противники власти? Тогда почему же идейные противники не выступают сразу, а кого-то ждут? Этот бред и обсуждать всерьез не надо.
А, скажем, сериал «Однажды в Ростове» — это уже про советское время, и это, что называется, фантазийно-цветочно. Дело здесь не в положительном образе сотрудника КГБ — безусловно, в постхрущевское время там можно было встретить нормальных и честных людей. Есть примеры, как сотрудники КГБ, например капитан московского управления КГБ Виктор Орехов просто помогал диссидентам, предупреждая их об обысках. Везде могли быть честные, совестливые люди. Вопрос в другом — не они делают погоду в ведомстве.
Рискну предположить, что соцзаказа нет и быть не может, потому что он нереализуем. Если будет выполняться соцзаказ на реабилитацию сотрудника (КГБ), это будет нелепо, ходульно и антихудожественно. Есть фильмы про Великую Отечественную войну, из которых можно сделать вывод, что вообще-то войну выиграли органы контрразведки СМЕРШ. Там репрессивная роль этой организации просто замалчивается, а выпячивается борьба с агентурой абвера и других немецких разведывательных органов, которую они тоже действительно вели. Но это же нелепо.
NT: Давайте вернемся к истории Сечина и Улюкаева: получается, что хотя экономическая система в стране кардинально другая, но тон в ней задают те самые люди из андроповских 1980-х, с тогдашним пониманием интересов государства. Просто у них руки при этом развязаны, и они могут, ко всему прочему, иметь собственные яхты и самолеты?
Знаете, в этом нет ничего удивительного. Собственно говоря, и советская власть-то бесславно закончилась потому, что людей раздражала экономическая несвобода. А в 1990-х многие, оставаясь советскими людьми, получили экономический простор и возможность действовать. Но действовать в тех правилах и в тех установках, к которым привыкли, — например, сводить счеты с оппонентами с помощью институтов власти. Кстати говоря, нежелание Сечина явиться в суд в качестве свидетеля вполне понятно. Уже сам гласный разбор этого дела неприятен, он рисует его в не лучшем свете. Ведь массу неудобных вопросов зададут, на которые нужно отвечать. Я уже не говорю о том, что довольно трудно посмотреть человеку в глаза после всего сделанного.
Поражает, конечно, слабость нашей правовой системы. Сечин не спецсубъект, он не государственный служащий высокого уровня или судейский, прокурорский работник. Почему суд не может настоять на его вызове в суд, мне не понятно. Возможен привод, в конце концов. Права обвиняемого очевидным образом не соблюдены. И потому я не вижу для суда никакого иного пути, кроме как оправдывать (подсудимого) за недостатком улик.
Впервые опубликовано на сайте NT 4 декабря 2017 года
