40 лет спустя, весной 2008-го, в редакции The New Times собрались правозащитники — авторы и редакторы «Хроники». О том, как «Хроника» определила судьбу многих людей, какую роль сыграла в жизни страны, какой след оставила в истории, вспоминали действующие лица тех лет и тех событий. В их речах слышны отголоски старых споров, которые остаются актуальными сегодня.
ДОСЬЕ
Юрий Александрович Шиханович, математик. В течение ряда лет играл существенную роль в выпусках бюллетеня. Был дважды арестован — в 1972-м (направлен на принудительное лечение в «психушку») и 1983 году (отбывал наказание в лагерях вплоть до 1987 года).
Сергей Адамович Ковалев, депутат Государственной думы 1–3 созывов, правозащитник. Один из тех, кто участвовал в возобновлении ХТС в 1973–1974 годах. В декабре 1975 года был приговорен к 7 годам лагерей строгого режима и 3 годам ссылки.
Юрий Львович Фрейдин, врач, литературовед. Эпизодически помогал в организационной работе.
Елена Михайловна Сморгунова, филолог. Участвовала в подготовке материалов «Хроники».
Леонид Давыдович Вуль, филолог. Готовил к выпуску многие номера ХТС.
Борис Исаевич Смушкевич, программист. Занимался тиражированием выпусков и участвовал в подготовке материалов.
Личная история
Юрий Фрейдин: Я, наверное, единственный из присутствующих видел «Хронику» до того, как она вышла из рук ее редактора. Я еще не знал, что это выпуск первый, и вообще не знал, что это «Хроника текущих событий». Я зашел к Наташе Горбаневской, у нее был в этот момент Паша Литвинов. Он уходил, я заходил, а на столе лежали бумажки машинописные. И Наташа мне сказала: «Ты его никогда здесь не видел. И этого ничего ты тоже никогда не видел». Вот впервые с тех пор вспоминаю.
Юрий Шиханович: Я не помню, кто мне давал читать первые номера, но с какого-то момента мне стала их давать Таня Великанова, и я по своей неистребимой редакторской привычке делал всякие замечания. Она каждый раз говорила, что передаст. В какой-то момент ей это надоело, и она сказала: а ты не хочешь сам принять участие? Ну я сказал, что хочу, это было в январе 72-го.
Сергей Ковалев: Я знал о «Хронике» с того момента, как было принято решение ее выпускать, хотя не участвовал в решении, и даже что-то периодически делал, догадываясь, для чего. Для меня не было вопроса, хочу я это делать или не хочу. Ну надо делать, вот и все.
Фрейдин: Есть известная формула у Хемингуэя в «Пятой колонне»: тебе начинают доверять, и ты постепенно втягиваешься. Я думаю, это был очень распространенный путь.
Елена Сморгунова: Ты не принимаешь решение — участвовать в этом или нет. В действительности ответ такой: я не могу не участвовать. Так же было, когда подходили с каким-то письмом и говорили: подпиши. Тебе доверяют, к тебе пришли, значит, ты не можешь сказать «нет».
Борис Смушкевич: Когда весной 74-го, после возобновления выпуска, я печатал рукописи в первый раз, это еще было так — попросили напечатать, ну и напечатал. А вот осенью 74-го мне дали пару разделов сформировать. С этого момента, можно сказать, было уже осознанное начало.
Леонид Вуль: Если рефлексировать по этому поводу и пытаться понять, почему я этим занимался, то я бы привел цитату не из Хемингуэя, а из более раннего источника: если не я, то кто? На это накладывались биографические обстоятельства: мои деды были работниками системы НКВД, ну вот некоторая ответственность за то, что они построили, и на мои плечи ложится. Но это все, конечно, понимаешь только задним числом.
Советские антисоветчики
Ковалев: Вообще говоря, эту сторону своей биографии я мог бы начать с 1944 года, с седьмого класса. Тогда был первый эпизод моих отношений с советской властью, о чем я и не подозревал, — полагал, что это мои отношения с учительницей Конституции. Я с ней вступил в спор по поводу статьи 125 о правах человека. Для меня это чуть было не кончилось плохо. Не могу сказать, что я немедленно стал заниматься антисоветской деятельностью, но когда оканчивал школу и предстояло выбрать дальнейшее образование, а меня тянуло к праву или истории, я решил: нет, эти специальности не надо принимать в нашей стране.
Сморгунова: Не было такого понятия «антисоветская деятельность».
Шиханович: Я полагаю, что вопрос совершенно неправильно поставлен. Но я понимал, конечно, что то, что я делаю, не нравится властям и что за это можно загреметь.
Ковалев: А я отлично понимал, что советская власть на то и советская власть, чтобы не соблюдать Конституцию. И нынешняя Конституция в этом смысле ничем не отличается от сталинской. Это часть имитации. У нас в стране власть не только добивается своей абсолютности, но еще и создает себе имидж.
Вуль: «Хроника» была в некотором смысле опорной точкой в правозащитном движении. Но я не считаю, что это было антисоветское издание. В ней не было ничего такого, что противоречило бы тогдашней Конституции. Но как в сталинские времена, как в брежневские времена, как сегодня, Конституция не соблюдается. Значит, это они, нарушающие этот закон, занимаются антисоветской деятельностью, а не мы. Мы как раз пытаемся действовать в соответствии с этим законом страны. Меня, например, просили выдать всю антисоветскую литературу, имеющуюся у меня дома. Я объяснил, что у меня антисоветской литературы нет.
Ковалев: Я тоже, когда у меня был обыск, спросил: «Что вы ищете?» Они сказали: клеветническую антисоветскую литературу. Я сказал — сколько угодно, вот антресоль, там лежат стенографические отчеты о процессах 30-х годов, а также еще и стенографические отчеты о сессии ВАСХНИЛ 48-го года. Но я отлично понимал, что это мои потуги остроумия, и не более того.
Спасительное дело
Сморгунова: Какое все это имело значение? Был удивительный журнал, которому нет равных по точности, по верности фактам, по полноте и литературным достоинствам. И это было предприятие, которое спасло многих людей, семьи, позволило детям вырасти и вообще быть. Просто многим спасло жизнь.
Ковалев: Ты что, утверждаешь, что кто-то реально «Хроникой» был спасен? Вуль: «Хроника» сообщала о преследованиях людей, это имело резонанс на Западе, благодаря чему многие избежали ареста, смогли, например, уехать, были не посажены, а высланы.
Ковалев: Если говорить о мотивах, то я вообще не преследовал какого-либо общественного или политического результата. Я занимался сугубо личным делом — спасал свое собственное чувство самоуважения. Я теперь понимаю, что те усилия в конце концов участвовали в позитивном сдвиге истории. А что касается значения «Хроники», то я хочу напомнить слова Андрея Дмитриевича Сахарова: «Хроника» — это самое важное, что сейчас происходит». В чем состояло ее историческое значение? Если в двух словах, то произошло чудесное событие в мировой истории: мировое общественное мнение резко, просто на глазах, в короткий промежуток времени совершенно изменилось. Запад, который долго закрывал глаза на то, что происходит в СССР, вдруг заметил, что Синявского и Даниэля посадили за литературу! И это неприлично! И еще много чего неприличного происходит.
Смушкевич: Действительно, «Хроника» повлияла на общественное мнение, но резкая перемена Запада наступила только после того, как президент США Картер заявил, что права человека он будет ставить на первое место.
Кристаллическая решетка
Сморгунова: Сережа все время говорит об идеях, а было просто человеческое. Эти люди были другими. Никто вокруг не знал, что они делают, но они были кристалликами — у себя на работе, в школе, во дворе. Такими человеческими ядрышками...
Вуль: «Хронику» делало очень большое количество людей. Если в город попадал один экземпляр, с него сначала делалось 9–10 копий и раздавалось друзьям, знакомым, каждый из которых тоже ее распечатывал. Тираж достигал нескольких сотен экземпляров.
Ковалев: То было время в некотором смысле гораздо более простое, чем теперь. О нем Наум Коржавин очень точно сказал: «И все прояснится открытой борьбой: /Враги — пред тобой, а друзья — за тобой…» Я вспомнил эти стихи, потому что теперь подчас «знаменосцами наших знамен» выступают совсем другие люди.
«С этой самодельной брошюры началась история свободной прессы современной России»
Александр Даниэль
Это был машинописный информационный бюллетень, который в течение полутора десятилетий выпускали активисты возникавшего в те годы в СССР движения протеста против политических репрессий (обычно его называют правозащитным). «Хроника текущих событий» собирала и фиксировала факты политических преследований в Советском Союзе, сообщала о выступлениях в защиту гонимых, о независимой («диссидентской») гражданской, политической, религиозной, культурной деятельности; в ней аннотировались новые тексты, появлявшиеся в самиздате. Регулярно публиковалась информация, просачивающаяся на волю из политических лагерей и тюрем.
«Хроника» выходила с 1968 до 1983 года. Первое время ежегодно выпускалось по 5–6 номеров, каждый объемом от 10 до 30 страниц плотной машинописи. Позднее интервалы между выпусками увеличивались, а объемы росли: в начале 80-х выходило 2–3 номера в год, до 150–200 страниц каждый. Всего за 15 лет было подготовлено 65 номеров. В конце 1972-го КГБ шантажом и угрозами добился приостановки издания. Но 7 мая 1974-го три известных диссидента, Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и Татьяна Ходорович, представили зарубежным журналистам три новых «ретроспективных» номера, содержание которых восполняло паузу в издании.
Основателем и составителем «Хроники» вплоть до ареста в декабре 1969-го являлась Наталья Горбаневская; она практически единолично подготовила первые 10 номеров бюллетеня. В дальнейшем над составлением «Хроники» работал небольшой коллектив или даже несколько групп, состав которых часто менялся. После ареста Горбаневской определяющую роль играли Анатолий Якобсон, Сергей Ковалев, Татьяна Великанова, Александр Лавут, Юрий Шиханович. Организационные функции, связанные с подготовкой и распространением «Хроники», с начала 1970-го и вплоть до ареста в ноябре 1979-го выполняла Татьяна Великанова.
По обвинению в причастности к изготовлению и (или) распространению бюллетеня в разные годы были арестованы и осуждены Наталья Горбаневская, Юрий Шиханович, Петр Якир, Виктор Красин, Габриэль Суперфин, Сергей Ковалев, Александр Лавут, Татьяна Великанова.
«Хроника текущих событий» — наиболее полный и точный свод исторических сведений о диссидентской активности и политических преследованиях в СССР в 1968–1982 гг.
Людмила Михайловна Алексеева — председатель Московской Хельсинкской группы. Тиражированием выпусков и сбором материалов для «Хроники» занималась вплоть до эмиграции в 1977 году. В мае 1990 года получила разрешение вернуться в СССР.
Людмила Алексеева: «Оказалось, что мы обладаем огромным объемом информации, совершенно неизвестной нашим согражданам»
Я не была на той встрече, где принималось решение о выпуске «Хроники», я о ней узнала, когда меня уже в 72-м стали таскать на допросы и, как дятлы, долбить одно и то же: «Вы были на этом совещании?» Я сказала об этом Ларисе Богораз, а она уже рассказала, как они собрались у кого-то на даче, и речь тогда шла о том, что правозащитные выступления каким-то образом стали известны довольно широкому кругу людей не только в Москве, но и в разных городах — через лагеря, через распространение самиздата. И люди искали встречи, рассказывали, что у них происходит в национальных движениях. И оказалось, что если сложить осведомленность каждого из нас, мы обладаем очень большим объемом информации, совершенно неизвестной нашим согражданам. И уже недостаточно рассказывать об этом друг другу, надо иметь периодический орган, который бы эту информацию аккумулировал. Решили, что это будет выходить с периодичностью раз в два месяца и определили, что редактором будет Наташа Горбаневская. Она оказалась блестящим редактором и газетчиком. Это она придумала название — «Хроника текущих событий». Она придумала под названием справа столбцом расположить текст 19-й статьи Всеобщей Декларации прав человека: человек имеет право искать, получать, распространять информацию независимо от государственных границ. Дальше менялись редакторы: некоторые это делали лучше, некоторые хуже, но все стремились сохранить Наташин стиль. Этот стиль заключался в фактологичности: как можно меньше эмоций, даже оценок, вообще ничего личного, только факт.
Первый номер, буквально после того как Наташа его напечатала на машинке, мне принес Павел Литвинов. «Хроника» предназначалась для распространения, а все знали, что я быстро печатаю, почти как профессиональная машинистка. (На самиздате, между прочим, наблатыкалась: я люблю поэзию, и машинку купила, когда откуда-то из чуланов повытаскивали Гумилева, Цветаеву, Мандельштама.) Дальше, когда началось дело Якира и Красина и дело «Хроники» № 24, и были повальные обыски по всей стране, мы сами изумлялись: «Хронику» находили в Риге, в Вильнюсе, во Владивостоке, в деревнях Краснодарского края, в Архангельске. Каждый экземпляр читало много людей, он передавался из рук в руки. Потому что это была драгоценность. Это был колоссальный труд и колоссальная опасность. За печатание и распространение «Хроники» давали полный срок по 70-й статье — 7 лет лагерей и 5 лет ссылки. Давали даже тем, кто читал. А уж вылететь с работы, если узнают, что читал «Хронику», — это обязательно.
Юлий Черсанович Ким — поэт, бард, драматург. Принимал участие в редактировании 11-й, 15-й и 18-й «Хроники текущих событий». Его жена Ирина Якир занималась сбором материалов, распространением и передачей «Хроники» на Запад в течение всего периода ее существования, была, по словам Юлия Кима, одним из «незаметных героев этого дела».
Юлий Ким: «Одолеть глыбу всеобщего обморока, которая называется социалистической идеологией, было не так-то просто»
Неверно думать, что все, кто имел отношение к «Хронике», к правозащитному движению, были героями. Для меня очарование этого движения и его глубокий драматический смысл в том и состоит, что это были самые обыкновенные люди, как вы, да я, да целый свет. Героями были немногие. Я, наверное, назвал бы 3–4 имени: Александра Исаевича Солженицына, Андрея Дмитриевича Сахарова, Владимира Константиновича Буковского и Анатолия Тихоновича Марченко. Да и, конечно, Татьяну Михайловну Великанову и Ларису Иосифовну Богораз. Что касается большинства — это были учителя, журналисты, инженеры, кандидаты наук, студенты, такая вот разночинная интеллигенция. Как сказано в одном из моих стихов, «хотя б на год, на день, на час, на миг — был все же крик». Когда человек не мог удержаться и ставил свою подпись. Я знавал одного такого, который читал весь самиздат, всем сердцем сочувствовал, но все-таки считал эти действия бессмысленным колочением лбом об стенку. Но однажды, когда арестовали Илью Габая, он сказал: «Хоть я понимаю, что совершаю величайшую глупость и поступаю против своей натуры, но тут я просто не могу не поставить подпись», — речь шла о протесте против этого ареста. Кстати, на него и посыпались неприятности, его благополучно выперли из Москвы, он вынужден был некоторое время мыкаться. Вот так некоторые оказывались среди гонимых. А были люди вроде Буковского, которые положили все свои силы и время на это дело. А Андрей Дмитриевич занимался и наукой, и диссидентством. Александр Исаевич как-то объединил писательство с этим действием. Но когда он категорически отрекается от диссидентства, то он прав только в одном — что он с другими диссидентами мало общался. Хотя должен сказать, немалое число их ему помогало в его работе, вроде Гарика Суперфина или Володи Гершуни. Он диссидентствовал в одиночку. Но все-таки диссидентствовал, потому что диссидентом я лично называю правозащитника, сознательно шедшего на уголовную статью.
Одолеть огромную глыбу всеобщего обморока, которая называется социалистической идеологией, за полтора десятка лет, которые прошли после смерти Сталина, было не так-то просто. А сегодня нужно говорить уже об обмороке, который насчитывает сотни лет. О тысячелетней привычке повиноваться своим вождям и соглашаться с самого рождения с тем, что за тебя думают наверху. Тут я, правда, соглашусь с тем, что демократию могут позволить себе только сильные общества. В слабых обществах ею мгновенно, как оружием, начинают пользоваться диктаторы.
Подробнее с историей «Хроники текущих событий» можно ознакомиться на сайте Общества «Мемориал»; там же размещены тексты всех выпусков бюллетеня
Впервые опубликовано в NT № 17–18 от 28 апреля 2008 года
