Фото: Pixabay / Tumisu
Уже через несколько дней после выборов Владимира Путина выяснилось, что уходящее в апреле правительство Дмитрия Медведева продолжает обсуждать будущее — в частности, не оставляет дискуссии о повышении подоходного налога. Вероятность того, что в Белом доме с кадровой точки зрения ничего принципиально не поменяется, по-прежнему очень велика, но содержательно правительство с мая 2018 года таким же не будет. Негласный запрет на повышение налогов снят, сейчас у Белого дома есть три варианта выбора будущего — рост госдолга, сокращение административной ренты или увеличение налоговой нагрузки, при этом одним из главных факторов в будущем выборе будет активность военных.
Казус МРОТ
Не имеет значения, по какой причине Аркадий Дворкович на третий день после фактического объявления итогов президентских выборов сообщил об обсуждении в правительстве возможности повышения подоходного налога с нынешних 13% до 15%. Формально это был просто ответ на вопрос студентов Плехановского института, где вице-премьер читал публичную лекцию о том, что обсуждалось на совещании у действующего премьер-министра Дмитрия Медведева 20 марта.
Никакой особой тайны здесь нет: совещание было посвящено поручениям Владимира Путина по итогам послания Федеральному собранию (они были опубликованы 22 марта): правительству и ЦБ указано готовить к 15 июня план повышения нормы инвестиций в экономику РФ к 2024 году и одновременно — план снижения уровня бедности за следующие шесть лет вдвое.
Главная сенсация (если она вообще была) в заявлении Аркадия Дворковича — не в том, что в Белом доме дискутируют будущий размер ставки НДФЛ с 2019 года (повысить его раньше не позволяет закон). Смысл идеи, которая, к слову, сейчас не слишком нравится Минфину — в том, чтобы изменить режим налогового вычета из базы по НДФЛ в размере одного минимального размера оплаты труда. Сейчас минимальная зарплата, несмотря на наличие такого вычета, все равно облагается 13% подоходного налога, как, кстати, и зарплата менее МРОТ, — стандартное объяснение этому удивительному факту в том, что закон не позволяет начислять зарплату меньше МРОТ, и, если она начислена — считается, что это ставка частичной занятости, а с нее 13% брать закон не запрещает, в полном виде она была бы выше МРОТ. Так или иначе инициатива по повышению МРОТ до прожиточного минимума требует денег, и приведение ситуации к «честной»: со всех зарплат меньше минимального размера оплаты труда — в 2019 году МРОТ будет 12–13 тыс. руб. в месяц — не должны брать никакого подоходного налога. Поскольку у бюджета нет дополнительных доходов, общую сумму подоходного в стране предлагается перераспределить в пользу бедных: всем, получающим больше МРОТ, предлагается платить НДФЛ по ставке 15%, меньше — по ставке 0%. Впрочем, в зимних дискуссиях 2017/2018 года в правительстве обсуждался и другой вариант — увеличение НДФЛ до 17,5% (это аргументировалось тем, что Украина вполне выдерживает подоходный налог в 18% без больших социальных протестов) с направлением большей части дополнительных сборов на здравоохранение.
Главная сенсация в заявлении Аркадия Дворковича — не в том, что в Белом доме дискутируют будущий размер ставки НДФЛ с 2019 года, но в том, что должен будет измениться режим налогового вычета из базы по НДФЛ в размере одного минимального размера оплаты труда
Старое новое правительство
То, что команда Дмитрия Медведева привлечена к предметным дискуссиям о будущих ставках налогов, — во многом декларация того, что значительная часть этих министров останется на своих местах. Иначе просто нет смысла обсуждать выполнение поручений Владимира Путина — новые придут, пусть сами и думают, как именно снизить бедность в два раза за шесть лет.
Между тем продолжение дискуссии о налогах, в предыдущие шесть лет де-факто запрещенной Владимиром Путиным (первый вице-премьер Игорь Шувалов неоднократно констатировал, что в закончившемся «политическом цикле» налоги меняться не могут в силу данного Путиным предвыборного обещания, и это обещание в большей или меньшей степени сдержано), показывает, что, даже если в правительстве в апреле-мае 2018 года не сменится ни один министр или вице-премьер, это все равно будет другое правительство. Действующий кадровый состав Белого дома с 2012 года был призван исполнять только одну роль — удержание ситуации неизменной в процессе финансовой стабилизации и бюджетной консолидации. Проще говоря, задачей команды Дмитрия Медведева до 2018 года было содействовать ЦБ и Минфину в снижении инфляции, сокращении госрасходов, завершении старой госпрограммы вооружений и «расшивке» кредитной ситуации с регионами — и по возможности не делать более ничего такого, что могло бы дестабилизировать ситуацию. В процессе, отметим, Белому дому удалось сделать несколько больше, например, начать реформу контроля и надзора, опробовать проектный подход в госуправлении, создать базовую инфраструктуру «электронного правительства». Но главная задача исполнялась с огромным энтузиазмом, особенно в последние два года — правительства было не видно и не слышно, многим даже приходило в голову, что жить в стране со столь тихой и неагрессивной исполнительной властью в чем-то даже лучше, чем в государстве, одержимом реформами.
Теперь все должно поменяться — с командой Медведева или без нее в Белом доме уже с мая придется обсуждать пусть не слишком амбициозную (Путин в своем послании поставил, отметим, довольно скромные цели, вполне исполнимые даже не очень талантливым правительством при удачном стечении обстоятельств), но вполне материальную программу видимых изменений. Дискуссия об НДФЛ — лишь ее составная часть, на деле дилемма несколько шире.
В последние два года правительства было не видно и не слышно, многим даже приходило в голову, что жить в стране со столь тихой и неагрессивной исполнительной властью в чем-то даже лучше, чем в государстве, одержимом реформами. Теперь все должно поменяться
Альтернативы
Если говорить об экономике и только о ней, ключевой вопрос Кремля и Белого дома на ближайшие шесть лет — как сделать так, чтобы внутренние инвесторы могли вкладывать в экономику на 20–25% больше, чем в 2017 году. Существуют три принципиальных подхода к решению этих проблем, и вокруг трех этих идей, видимо, и будут формироваться внутренние конфликты будущего правительства.
Первый подход сейчас предлагается преимущественно министром экономики Максимом Орешкиным. Его главная идея — в том, что средства Резервного фонда, потраченные в 2014–2017 годах на антикризисные меры, в настоящее время находятся практически неиспользованными в банковской системе (преимущественно национализированной из-за банковского кризиса) в виде «структурного профицита ликвидности», сейчас составляющего порядка 3 трлн руб. Эти триллионы, по расчетам Банка России, сами по себе не «рассосутся» в банках в течение минимум пяти лет. Минэкономики предлагает занимать эти деньги у банковской системы различными способами, среди которых главный — «инфраструктурная ипотека»: государство наращивает госдолг, выпуская облигации, банки покупают облигации на средства «структурного профицита», деньги направляются строителям, создающим нужные обществу, а, точнее, властям в регионах, «инфраструктурные объекты» — дороги, школы, очистные сооружения, дамбы и мосты. Это освобождает в бюджетах некоторое количество свободных денег, и в результате инвестиции растут (вместе с госдолгом), а налоги повышать, в сущности, нет необходимости — Россия несколько лет живет в кредит у самой себя.
Второй подход более традиционен и сейчас предлагается в основном Минфином. Он предполагает, что государство практически «вручную» ищет инвесторов на нужные ему объекты, предлагая им специальные условия инвестиций — по схеме новых «специальных инвестконтрактов» (СПИК 2.0). В этой схеме (которая, кстати, не ассоциируется с министром финансов Антоном Силуановым, чьи взгляды на проблему, судя по всему, сложнее) налоги можно немного корректировать, в частности, за счет некоторого снижения налогового давления на работодателей и роста косвенных налогов. Главным же источником «высвобождающихся» денег на инвестиции должны стать средства бюджетной экономии, в основном непроизводительных строек, отмена всевозможных льгот по налогам, увеличение собираемости налогов за счет цифровых технологий. Высвободившиеся деньги можно направлять на решение социальных проблем. Это традиционный подход, который, как и в случае с идеями Минэкономики, не предполагает роста налогов — а лишь их перераспределение.
Третий подход обычно ассоциируется с вице-премьером Ольгой Голодец, хотя на практике «социальная» коалиция более пестра, и в ней, видимо, могут быть сильны позиции военно-промышленного комплекса. Это, кстати, неудивительно. Со стороны может показаться, что правительство, увеличивая расходы «на оборонку», в основном заботится о борьбе с заокеанским потенциальным противником. Но на деле одна из главных мотиваций финансирования ВПК — это даже не столько экспорт вооружений, сколько поддержание занятости и сколько-нибудь приемлемых доходов у многомиллионной армии оборонной отрасли, которая, за исключением атомной промышленности, так и не реформирована. Назначение Сергея Кириенко заместителем главы администрации президента в этом смысле — легко объяснимое явление: его менеджерские усилия в Росатоме принесли определенный успех, в нем видят некое современное повторение Лаврентия Берия, давшего СССР атомную бомбу. Основная идея «военно-социального» блока — в том, что повышение доходов в бюджетном секторе, от врачей до ракетчиков, должно являться двигателем внутреннего спроса в экономике России, окруженной врагами. Поэтому все, что необходимо для борьбы с бедностью, роста ВВП, увеличения инвестиций, — это усиление налогового перераспределения, снижение социального неравенства в доходах между частным и государственным секторами. Если вариант Максима Орешкина — это в какой-то степени «южнокорейский» путь развития, а Минфина — «восточноевропейский», то «военно-социальные» идеи — это путь, в какой-то степени повторяющий идеи «социального государства» Франции времен Франсуа Миттерана.
В правительстве будут представлены и сторонники «четвертого пути» — банального роста вложений в силовые структуры и вооружения с игнорированием любых социальных нужд. Во многом то, каким станет будущее правительство, будет определяться реальной влиятельностью во власти именно этой «четвертой силы»
Отметим, что все три подхода имеют общую составляющую: все они сходятся в том, что текущий уровень расходов на здравоохранение, образование и в целом на «человеческий капитал» слишком низок для того, чтобы действующая власть более или менее надежно стояла на ногах. Предлагаются лишь альтернативные способы увеличить расходы на эти цели — в первом варианте, по сути, за счет увеличения госдолга, во втором — за счет сокращения объемов административной ренты, в третьем — за счет роста налогового перераспределения. По традиции в правительстве после мая 2018 года не будет единого мнения о том, какой путь избрать, кроме того, в нем всегда будут представлены и сторонники «четвертого пути» — банального роста вложений в силовые структуры и вооружения с игнорированием любых социальных нужд. Во многом то, каким станет будущее правительство, будет определяться реальной влиятельностью во власти именно этой «четвертой силы». У нее, насколько можно судить, вообще нет никаких содержательных налоговых или социальных идей (возможно, это даже хорошо). Но ей нужны деньги, и она на ходу будет выбирать, кто из трех будущих групп в Белом доме ей больше подходит для решения этой задачи.
А ставка НДФЛ — это уже технические подробности. Как бы заманчиво это ни звучало, но вряд ли Владимиру Путину удастся заставить будущих министров не делать ничего содержательного еще шесть лет — да он и сам, видимо, понимает, что пауза затянулась. Неплохо было бы в ближайшие месяцы что-нибудь, наконец, решить.
* Автор — заместитель главного редактора газеты «КоммерсантЪ», текст написан специально для The New Times
