От зачистки к безвременью

Съезд партии «Единая Россия», Москва, 24 сентября 2011 года Фото: kremlin.ru

Начало «третьего Путина» стоит отсчитывать не с 4 марта 2012 года, не с даты президентских выборов, которые Путин с триумфом выиграл и даже, расчувствовавшись, всплакнул потом, выступая на митинге перед соратниками. Нет, все определилось окончательно задолго до дня очередного фиктивного голосования — 24 сентября 2011 года на съезде «Единой России», где номинальный президент РФ Дмитрий Медведев предложил премьер-министру Владимиру Путину баллотироваться от партии на выборы.

Этапы

Знаменитая «рокировка» стала отправной точкой для формирования новой политической реальности. Если позволить себе немного упростить схему, то последующие события можно описать так — выдвижение Путина породило чувство полнейшей безнадежности в среде активных представителей городского среднего класса (сейчас непросто понять, почему надежды на либерализацию политического курса у многих тогда связывались с личностью Медведева, хотя, если честно, и тогда это было непросто понять). Из этого разочарования вырос городской протест, несостоявшаяся «снежная революция» Болотной и Сахарова. Реакция на протесты — активизация пропаганды, карательные законы от Думы шестого созыва и точечные репрессии против активистов («Болотное дело» — ярчайший, но давно уже не единственный пример таких репрессий). Ни репрессии, ни карательные законы по-настоящему массового возмущения не вызвали, а к пропаганде население оказалось весьма восприимчивым. Это режим воспринял как карт-бланш на любые действия внутри и вне страны. Дальше — Украина, Крым, «сплочение нации вокруг национального лидера», конфронтация с миром, в общем, — та политическая ситуация, внутри которой мы сегодня вынуждены обживаться, пытаясь угадать, какими принципами руководствуется государство, выбирая очередную жертву.

Несанкционированный митинг на Триумфальной площади, Москва, 4 декабря 2011 года Фото: Анна Волкова

Ни репрессии, ни карательные законы по-настоящему массового возмущения не вызвали, а к пропаганде население оказалось весьма восприимчивым

Репрессии руками фикций

Поводом к протестам 2011–2012 годов стали массовые фальсификации на думских выборах. Неудивительно, что именно парламент оказался одновременно и центром, и символом нового политического курса, заслуженно заработав умеренно почетное звание «взбесившегося принтера». Первое из ярких деяний Думы шестого созыва, Думы третьего путинского срока, — прямая реакция на протесты, ужесточение закона о массовых мероприятиях, де факто отмена 31-й статьи Конституции, гарантирующей право на собрания. Затем — наметим пунктиром — были законы, прямо нацеленные на сворачивание политических свобод, и законы, призванные подчеркнуть разрыв новой путинской России с европейскими ценностями. Впрочем, это пересекающиеся множества: поправки в УК, призванные защитить чувства верующих (их приняли после дела Pussy Riot), или, допустим, «запрет на пропаганду гомосексуализма несовершеннолетним» попадают сразу в обе категории. Парламент сделал запретными и споры о прошлом (слишком легко теперь оказаться в ряду «реабилитирующих нацизм»), и разговоры о настоящем — поскольку понятия «экстремизм» и «оправдание терроризма» трактуются максимально широко, а поводом для заведения уголовного дела может стать репост чужой записи в социальных сетях. Закон об НКО — иностранных агентах позволил государству подавлять любую нежелательную гражданскую и даже научную активность. Свежий пример — история с «Левада-Центром», независимым социологическим агентством, которому как раз благодаря этому самому закону запрещено на время избирательной кампании публиковать отчеты об электоральных предпочтениях россиян.

Именно парламент стал одновременно и центром, и символом нового политического курса, заслуженно заработав умеренно почетное звание «взбесившегося принтера»

И отдельно, конечно, стоит упомянуть «закон Димы Яковлева», ФЗ № 272, — запрет на усыновление российских сирот американцами, принятый в ответ на персональные санкции, введенные США против нескольких российских чиновников. Закон, который многих несчастных детей лишил надежды найти семью, а некоторых — просто убил, обрек на смерть, если называть вещи своими именами. Закон принят в декабре 2012 года, его вносили лидеры всех парламентских фракций — он уже вошел в историю как «закон подлецов».

Пропаганда лепила образ «осажденной крепости», «страны в кольце врагов», население в общем и целом эту игру приняло, а присоединение Крыма и поддержку сепаратистов на Востоке Украины и вовсе восприняло на «ура». Все системные партии попытались сыграть на этих настроениях, поддерживая любые инициативы власти и соревнуясь в изобретении все новых, все более нелепых запретов. Но итог оказался для партий неожиданным — избиратель просто перестал понимать, чем они друг от друга отличаются и для чего вообще нужны. В Думе седьмого созыва новому спикеру Вячеславу Володину пришлось анонсировать целый комплекс мер по улучшению имиджа парламента, и спикер кое-чего добился: парламент больше не замечают. Парламента словно бы и нет в российской политической жизни, как нет в российской политической жизни политических партий. На виду только персонажи вроде Натальи Поклонской или Виталия Милонова, которым позволено играть роль юродивых, создавая бессодержательный шум.

Третий срок Путина — это период, в ходе которого партийная система России из декорации превратилась в фикцию. Характерно, что на третий срок Путин шел кандидатом от ЕР, а на четвертый отправился в качестве самовыдвиженца: ассоциироваться с партией, даже имеющей конституционное большинство в парламенте, сегодня минус, а не плюс.

Третий срок Путина — это период, в ходе которого партийная система России из декорации превратилась в фикцию

Выборы: а что это?

Парламентские выборы 2016 года — свидетельство и следствие краха партийной системы. Системные зомби не смогли поиграть в жизнь после смерти, изобразить конфликт с властью, основные инициативы которой до того годами поддерживали и одобряли. В результате — полный разгром, тотальная победа «Единой России» (54,2% голосов по партийным спискам). Вернулись выборы по одномандатным округам, но даже здесь навязать борьбу партии власти не удалось — у КПРФ прошло 7 одномандатников, у СР тоже 7, у ЛДПР — 5. У «Единой России» — 203. Теперь у единороссов конституционное большинство, 76% мандатов, 343 депутата из 450.

Еще один итог, вполне закономерный, — падение интереса граждан к выборам. Официальная явка — менее 50% (в 2011 году — свыше 70%), снижение количества независимых наблюдателей и отсутствие реакции на сообщения о нарушениях.

Следствием краха партийной системы является и ситуация с губернаторскими выборами. Да, выборы вернулись — это как раз ответ на «зимнюю революцию» 2011–2012 годов, когда власть, поначалу испугавшись протестов, дала слабину. Выборы вернулись, а вот интрига — нет. Муниципальный фильтр позволяет эффективно отсекать неугодных Кремлю кандидатов, но даже и он выглядит излишеством: системные партии практически перестали пытаться выставлять на выборы сильных оппонентов. Никто не рискует обострять ситуацию, назначаемые из Москвы «исполняющие обязанности» становятся губернаторами без борьбы. Кремль этим охотно пользуется, изображая стратегические игры, — заменяя, например, властных ветеранов «молодыми технократами», чтобы продемонстрировать устремленность в будущее. Без сильных партий в центре и на местах серьезная борьба за позиции глав регионов просто невозможна, фактически губернаторы, как и прежде, назначаются, только теперь их назначение прикрыто набором ритуальных действий, которые «выборами» можно назвать разве что из вежливости.

Коррупция в эпоху «третьего Путина» превратилась в важный элемент государственного управления, это одновременно и способ привлечь на госслужбу свежие кадры, и наказать тех, кто нарушил правила игры

Это, кстати, и позволяет без оглядки на местные элиты и уж тем более на электорат по причинам, внятным только московскому начальству, показательно карать отдельных губернаторов за коррупцию. Коррупция в эпоху «третьего Путина» превратилась в важный элемент государственного управления, это одновременно и способ привлечь на госслужбу свежие кадры, людей, готовых ради сладкой жизни осознанно рисковать, и наказывать тех, кто нарушил непонятные посторонним правила игры, попутно зарабатывая очки на демонстрации «подлинной борьбы с коррупцией». Нет ведь до сих пор внятного ответа на вопрос, как так вышло, что занимавший высокие места в разнообразных рейтингах эффективности Вячеслав Гайзер, глава Коми, оказался вдруг предводителем ОПГ, или почему именно Никиту Белых решили назначить взяточником и показательно покарать.

Президентские выборы — мы наблюдаем это в режиме реального времени — порождают ту же проблему: номинальные оппозиционеры конфликта с властью изобразить не могут, да и не пытаются. Самовыдвиженец Путин может их просто игнорировать, а его администрация бросает все силы на обеспечение высокой явки, не опасаясь, что мобилизует тем самым нелояльный электорат. Опасаться нечего. У фиктивных кандидатов от фиктивных партий нет достаточного числа сторонников, чтобы создать Путину проблемы, а у нелояльного электората просто нет выбора.

У фиктивных кандидатов от фиктивных партий нет достаточного числа сторонников, чтобы создать Путину проблемы, а у нелояльного электората просто нет выбора

Оппозиция: а что с ней?

27 февраля 2015 года в Москве был убит Борис Немцов. Исполнители наказаны, заказчики не найдены, а планировавшийся на начало марта 2015-го оппозиционный марш, который все последние недели перед своим убийством готовил Борис Ефимович, превратился в шествие памяти Немцова. Давящая тоска висела над Москвой, и казалось, что для человека, который внешне- и внутриполитическими успехами власти восхищаться не склонен, нет ни надежды, ни выхода. До этого были очарования зимних протестов, кончившиеся «Болотным делом» и реальными сроками для случайно пойманных полицейскими людей, была кампания Алексея Навального на выборах мэра столицы, доказавшая, что независимый кандидат может биться на равных с кремлевским назначенцем — ярко, интересно, умно, эффектно, вот только выиграть не может по независящим ни от него, ни от его избирателей причинам. И точкой — это вот убийство.

Народный мемориал на Большом Москворецком мосту в Москве, спонтанно возникший на месте убийства
политика Бориса Немцова Фото: Facebook / Михаил Шнейдер

А затем была еще кампания 2016 года, в ходе которой несистемные оппозиционеры попытались объединиться на базе «Парнаса», только кончилось все скандалами, ссорами, провалом на выборах и сползанием «Парнаса» в полное ничтожество. Избавиться от ощущения, что оппозиция в России кончилась, было непросто.

Но получилось. Прежде всего, вновь благодаря Алексею Навальному. Его президентская кампания показала — работать можно не только в столицах (и тому свидетельством — десятки штабов в регионах). На улицы все еще можно выводить много людей (вспомним 26 марта прошлого года). Причем по всей России. Гадать о том, насколько популярен в масштабах страны Навальный без допуска к ТВ и нормальной социологии бессмысленно, зато можно не гадать — Кремль его боится. Отсюда постоянный прессинг, преследования, погромы в штабах, отсюда — недопуск до выборов, ради которого пришлось наплевать и на собственную Конституцию, и на решения ЕСПЧ.

Алексей Навальный после своего выступления в ЦИК Фото: Евгений Фельдман, проект «Это Навальный»

Еще один успех — лето 2017-го, московские муниципальные выборы, среди героев которых — Дмитрий Гудков, Максим Кац и партия «Яблоко», продемонстрировавшая редкую для себя готовность сотрудничать хоть с кем-то. Оказывается, можно бить столичную мэрию на ее территории, можно стать для нее головной болью, попутно решая реальные проблемы жителей города. Илья Яшин отлично это демонстрирует .

Политическое поле вытоптано и зачищено, но тем труднее системе реагировать на реальные вызовы. Ксения Собчак, например, как кандидат в президенты, безусловно играет в кремлевскую игру. Но как человек смелый и последовательный — поездкой ли в Чечню, разговорами ли о проблеме Крыма — раз за разом ставит Кремль в тупик. Они разучились бороться, они не знают, что делать, если нельзя взять и посадить или натравить каких-нибудь очередных проплаченных «активистов» с оскорбленными чувствами. Это слабость.

Гадать о том, насколько популярен в масштабах страны Навальный без допуска к ТВ и нормальной социологии бессмысленно, зато можно не гадать — Кремль его боится

Мы

Но особенно обольщаться не стоит. Что есть у Путина? У Путина есть поддержка значительного большинства населения. «Путинское большинство» не монолитное, там намечаются разные линии раскола, для одних Путин — слишком либерал, потому что даже до Киева не дошел, не говоря про Вашингтон. Слишком не-Сталин. Других начинает пугать курс на конфликт с миром. Но пока большинство — реальность, а победа Путина на выборах — неизбежность.

Неизвестно, есть ли у Путина те ракеты, мультфильмами о которых он пугает Америку, зато у него точно есть репрессивные законы и есть раскормленные силовики. Этого хватит, чтобы давить любую активность на политическом поле.

Неизвестно, есть ли у Путина те ракеты, мультфильмами о которых он пугает Америку, зато у него точно есть репрессивные законы и есть раскормленные силовики. Этого хватит, чтобы давить любую активность на политическом поле

Впереди как минимум шесть лет безвременья. И как теперь должен вести себя человек, который власть не поддерживает, но не готов к прямому противостоянию с ней? Наверное, тех поддержать, кто в рамках легального поля готов к такому противостоянию. Словом, рублем, распространением информации. И, конечно, постараться не запутаться в компромиссах, не слишком уж поддаваться власти — не съест. Себя потерять страшней, а безвременье все равно когда-нибудь кончится.