Фото: psmb.ru
После старта выборной кампании президента «Левада-Центр» прекратил публиковать данные своих опросов, касающихся выборов, хотя продолжит их проводить. Как объяснили в руководстве организации, ее признали иностранным агентом, а по избирательному законодательству иноагент не может каким-либо образом участвовать в выборах и референдумах. Нарушение закона грозит штрафами и даже закрытием организации. О реальных причинах этого запрета директор «Левада-Центра» Лев Гудков рассказал в интервью The New Times.
Законодательно оформленный произвол
NT: Насколько законен запрет властей публиковать любую электоральную статистику?
Лев Гудков: Мы живем не в правовом государстве, поэтому законы, которые принимает нынешняя Дума, они внешне соответствуют процедуре принятия, но противоречат Конституции. В этом смысле они носят неправовой характер, это то, что называется — неправовые законы. Это законодательно оформленный административный произвол. Мы прошли все судебные инстанции, Конституционный суд отказался рассматривать наш иск по этому поводу. Все судебные приговоры были написаны как под копирку, с одними и теми же ошибками, аргументами. Это чистый политический заказ, а не правосудие.
NT: Чиновники намекали, что статус иноагента могут с вас снять. Есть ли подвижки в этом вопросе?
Это демагогия чиновников. Чистое лицемерие. Абсолютно никаких подвижек в этом вопросе нет. Напротив, мне передали мнение одного чиновника, который сказал, что, мол, ну мы знаем, что они не шпионы и не иностранные агенты, но пусть сидят с этим клеймом.
«Мне передали мнение одного чиновника, который сказал, что, мол, ну мы знаем, что они не шпионы и не иностранные агенты, но пусть сидят с этим клеймом»
NT: Будете ли вы проводить исследование для внутреннего пользования? Можно ли потом сравнить ваши выводы и официальные результаты?
Разумеется, будем проводить, как проводили и раньше. Поскольку мы проводим политические исследования, электоральные опросы не по заказу, а исключительно в порядке собственной инициативы и за собственный счет, за счет собственного финансирования. Поделимся только после конца выборов. Нам вынесено предупреждение, что в случае нарушения нас будут штрафовать, и на гораздо большие суммы, чем это было раньше. А если будем упорствовать, то возбудят уголовное дело и ликвидируют организацию. Минюст дал такое разъяснение.
«Это будет самая низка явка в истории выборов президента России»
NT: Считаете ли, что есть некие негативные тенденции — например, по явке или по истинному рейтингу президента, — которые власти хотели бы скрыть? В чем они заключаются?
Не то что скрыть… Все усилия сейчас направлены на то, чтобы максимально поднять явку. По моим представлениям, это сделать не удастся нормальными средствами, без фальсификаций, административного шантажа и давления. И это будет самая низкая явка за всю историю президентских выборов в России. Это главная проблема. Те, кто недоволен режимом, они просто не придут на выборы, а, соответственно, удельный вес голосующих за Путина по любым причинам — в силу симпатии, поддержки или по принуждению — будет очень высоким. Эти выборы проходят в отсутствии реальной конкуренции, даже намека на конкуренцию, поэтому какие тут еще могут быть негативные тенденции? Результат уже предопределен. Они сами по себе неинтересные.
NT: Вы делали замеры популярности и узнаваемости Навального. Может ли это быть причиной нынешнего наката на вас?
О Навальном сейчас не имеет смысла говорить, потому что его не зарегистрировали. Он не участник этих выборов. Поэтому тут нет объективной картины его сторонников. Люди по-разному относятся к нему, но это в любом случае не показатель готовности голосовать для него. Если брать перспективу, эти замеры могли стать одной из причин давления на «Леваду». Но, вообще, оно идет уже 15 лет, с тех пор как незаконным образом уволили нашего директора, Юрия Леваду, в 2003 году, и мы, все 100% сотрудников, вынуждены были уйти из ВЦИОМ, который мы создали, и организовать собственную независимую организацию. Потом это повторилось 5 лет назад, в 2013 году, когда у нас был ряд комплексных проверок — прокуратура, МВД, Минюст. Ну и два года назад, в 2016 году, все то же самое было. Можно сказать, что именно под нас изменили закон о некоммерческих организациях, потому что никакой другой общенациональной исследовательской организации, которая проводит социологические опросы и имеет статус НКО, просто нет. Идет борьба против независимой социологии.
«Все усилия сейчас направлены на то, чтобы максимально поднять явку. По моим представлениям, это сделать не удастся нормальными средствами, без фальсификаций, административного шантажа и давления»
NT: Какие в целом замеры не одобряются властями?
Я вам напомню скандал, когда мы показали падение популярности Медведева. Нас обвинили в том, что это заказное исследование, что это не социология, а пропаганда, это вызвало бурю возмущения. Это постоянный фон: нас обвиняют в ангажированности, фальсификации данных. Социологические данные мало кому нравятся, честно сказать. И Кремль упрекает нас в ангажированности и работе на Запад, а оппозиция и либералы говорят, что мы работаем на Кремль. Мало кто задумывается о том, что значат наши цифры. Они действительно требуют и анализа, и понимания, и глубокой интерпретации, к чему мало кто способен. Власти не хотели бы, чтобы мы мерили, прежде всего, проблемы коррумпированности власти, двойственного отношения к ней — демонстрация лояльности и поддержки власти сочетается с глубоким неуважением к ней.
NT: Есть ли тенденция роста протестных настроений, недовольства курсом руководства страны, тем, что делает президент и правительство? Может ли желание скрыть эти цифры истиной причиной гонений на вас?
Недовольство растет, социальное напряжение растет, но оно не выливается в организованное протестное движение. Отчасти из-за репрессивной политики Кремля, отчасти из-за того, что механизмы солидарности в обществе очень слабые. Наша оппозиция постоянно грызется между собой и не в состоянии создать какое-то общенациональное протестное движение. Посмотрите, как они все ругаются между собой. Недовольство носит локальный характер, это отдельные, но множественные очаги социального напряжения: обманутые дольщики, фермеры, дальнобойщики, вкладчики, это уплотнительная застройка, конфликты, связанные с экологией — какая-то монополия собирается строить химический комбинат, и жители протестуют, это трудовые конфликты. За последние полтора года число трудовых конфликтов увеличилось почти в два раза. Но это отдельные забастовки, акции, несогласие с администрацией, то, что не попадает на федеральные каналы и не становится общезначимым фактором.
«Власти не хотели бы, чтобы мы мерили, прежде всего, проблемы коррумпированности власти, двойственного отношения к ней — демонстрация лояльности и поддержки власти сочетается с глубоким неуважением к ней»
Чаще всего в этом винят руководство корпораций, местные власти, местное чиновничество. Вспомните, как участники протестов против реновации говорили: «Мы не против Путина, мы против реновации». Или дальнобойщики говорили: «Мы не против Путина, мы против «Платона».
«В Туркмении вообще никакой социологии нету»
NT: Является ли это общемировой тенденцией — запреты на свободную статистику в автократиях?
Конечно! В Туркмении вообще никакой социологии нет. В Китае хотя и проводятся социологические опросы, но они закрытые, они никогда не публикуются. Там нет, вообще говоря, общенациональных опросов. Ну и представьте себе, какие-то опросы общественного мнения при Каддафи или Хусейне. Это немыслимо. При Гитлере и в Советском Союзе никаких опросов общенациональных не было. Социология начала оживать, только когда вся советская система начала дряхлеть, в 1970-е годы. И то, общенациональных, репрезентативных исследований никогда не было.
NT: Сильно ли отличается ваша методика от ВЦИОМа и ФОМа при замерах политических предпочтений? Могут ли ваши результаты сильно отличаться от их?
Отличается принципиально. И кроме того, мы очень много усилий прилагаем для того, чтобы повысить качество наших исследований. У нас очень жесткий многоуровневый контроль, это то, чего ни ФОМ, ни ВЦИОМ не делают. В первую очередь, это то, что мы продолжаем личные интервью, а они проводят по телефону или онлайн. А телефонные интервью дают более лояльные и конформистские ответы. В итоге мы даем гораздо более сложную и неоднозначную картину распределения общественных мнений среди населения и гораздо меньшую степень поддержки власти, одобрения ее.
NT: Могут ли и скоро ли смогут интернет-опросы стать заменой (альтернативой) традиционным методам социологических исследований (лично и по телефону)?
Нет, ни в коем случае. Если только это не целевые группы, не опросы молодежи, которая сидит именно в сетях (в последнем случае это вполне возможно). У интернет-опросов такая особенность — вы никогда не знаете, кого вы опрашиваете. Чем отличаются обычные социологические опросы от онлайн, интерактивных, которые в газетах, на телевидении проводятся? Тем, что социологические опросы проводятся по очень строгой выборке населения, по процедурам, которые воспроизводят все категории населения, — по полу, возрасту, географии расселения, этническому составу, профессиональному составу. Когда вы опрашиваете в интернете, в социальных сетях, по телефону, вы никогда не можете быть уверены точно, что вы отражаете структуру населения. Потому что телефонные сети или интернет неравномерно представлены в разных социальных группах.
АНТИРЕКОРД
Согласно опросу «Левада-Центра», обнародованному 13 декабря 2017 года, явка в марте 2018-го может оказаться самой низкой за всю историю выборов. По данным социологического опроса, о планах идти на участок заявили 58% респондентов. На прошлых президентских выборах в 2012 году явка составила 65,34%. Также, согласно опросу, 60% респондентов доверяют Владимиру Путину. У Жириновского этот показатель — 16%, у Зюганова — 10%, у Миронова — 5%. Явлинскому доверяет 1% респондентов, а оппозиционеру Алексею Навальному — 2%.
