Новости последних недель из Каталонии — от попытки провозглашения независимости до роспуска парламента, введения в действие прямого управления из Мадрида и ареста большинства министров каталонского правительства — стали одной из мейнстримных тем в России. Их активно комментировали по телевидению и в социальных сетях, в некоторых городах проводились даже уличные пикеты с каталонскими флагами. И хотя информационная волна с Пиренейского полуострова немного поутихла, Каталонию продолжает лихорадить: в минувшие выходные в Барселоне 750 тыс. человек вышли на демонстрацию в поддержку арестованных лидеров каталонского движения за независимость, по всей автономии люди вскладчину арендовали автобусы для поездки на эту акцию. Несомненно, события, в, казалось бы, далекой стране, на другом конце Европы, сама интрига вокруг каталонской независимости, до настоящей развязки которой еще далеко, — все это вызвало и продолжает вызывать у россиян мощный отклик.
Заезженная пластинка
Сразу после референдума в Каталонии 1 октября российский МИД заявил, что не признает его законным и поддерживает территориальную целостность Испании. Впрочем, то же самое заявили и все остальные правительства — ни одна страна в мире не признала независимость Каталонии.
Однако параллельно с этим официальным заявлением в многочисленных политических ток-шоу на российских телеканалах каталонская тема вдруг начала бурно обсуждаться. Кремлевские пропагандисты (вроде Сергея Маркова) завели свою заезженную пластинку о «скором развале Евросоюза». А некоторые даже злорадно заявляли, будто Каталония способствует этому «развалу».
Непредвзятому наблюдателю трудно понять — в чем мог бы состоять интерес для Кремля, если бы на карте Европы появилась независимая Каталония? Вряд ли ее можно было бы присоединить к России, как Крым
Проявился характерный для российской пропаганды (с момента аннексии Крыма и осложнения отношений с Западом) метод «гибридной войны», когда телезритель просто запутывается в многочисленных версиях происходящего и эмоционально подавляется крикливыми телеведущими. В итоге у него остается лишь общее представление о том, что в Европе будто бы царит «сплошной хаос» и лишь Россия является «островом стабильности».
Эта пропаганда заставляет многих, даже вполне квалифицированных наблюдателей, впадать в конспирологию и подозревать, будто бы движение за независимость Каталонии порождено не его собственными внутренними причинами, а организовано Кремлем. Например, Михаил Ходорковский прямо обвинил Кремль в поддержке «каталонских сепаратистов». Хотя непредвзятому наблюдателю трудно понять — в чем мог бы состоять интерес для Кремля, если бы на карте Европы появилась независимая Каталония? Вряд ли ее можно было бы присоединить к России, как Крым.
Признать независимость Каталонии намеревалась лишь Южная Осетия — но дело ограничилось заявлением ее МИДа, что они-де «готовы рассмотреть этот вопрос». Видимо, власти этой республики, всецело зависящей от Кремля, не получили из Москвы отмашки, чем ярко продемонстрировали фиктивность своей «независимости».
Подозрения конспирологов в том, будто каталонская независимость «выгодна Кремлю», попытался оправдать Эдуард Лимонов. Он высказался откровенно: «Главное, чтобы наша с вами Россия не рассыпалась. А европейские государства пусть рассыпаются».
Но здесь и Лимонов, и те, кто придерживается похожей точки зрения, попадают в ловушку архаично-имперских представлений о сепаратизме. Они считают его инструментом «развала» каких-то мировых конкурентов России. Между тем в случае с Каталонией этот подход совсем не работает. Сторонники каталонской независимости, кстати, вообще не называют себя «сепаратистами» — они подчеркнутые сторонники единства Евросоюза, но выступают лишь за его переформатирование в интересах малых стран, а не бывших империй.
И, кстати, почему Каталония не может быть самостоятельной европейской страной? Само ее название появилось на европейских картах еще в XII веке — на 400 лет раньше Испании. Спор каталонцев с кастильцами (жителями центрального региона Испании) уходит в далекую историю — представления о том, будто бы движение за каталонскую независимость «организовано из Москвы», нелепы сами по себе и отдают невежеством. Каталонский писатель Франсеск Серес отвечает на такие аргументы иронично: «Земля не крутится вокруг России!»
Напротив, каталонские события полезно рассматривать не с конспирологической точки зрения («рука» ли это Кремля или нет?), а сопоставить их с возможностями и перспективами регионализма в самой России. Пример такого подхода показал ветеран мировой политики Михаил Горбачев. На октябрьской презентации его новой книги ему задали актуальный вопрос о Каталонии, на который Михаил Сергеевич ответил: «У нас много своих Каталоний»…
От Ингрии до Барселоны
Журналист и социолог Игорь Яковенко в своей статье «Россия в зеркале Каталонии» обратил внимание на контраст между европейским регионализмом и российской унитарностью: «Региональные движения и партии есть почти во всех странах Европы. И везде они действуют легально, во многих странах представлены в парламентах и в органах исполнительной власти. А в Российской Федерации (!) сама идея федерализма объявлена преступлением и вполне официально квалифицируется как экстремизм».
Действительно, есть уже более десятка примеров, когда российские суды возбуждали уголовные дела против жителей разных регионов (Татарстана, Карелии, Краснодарского края) только за то, что они требовали всего лишь повышения регионального самоуправления. Но даже это требование в сегодняшней России считается «сепаратистским», а те, кто его высказывает, могут подвергнуться судебным преследованиям.
Региональные партии в РФ запрещены, они не имеют права избираться в местные парламенты. Движения, выступающие за региональное самоуправление, имеют неформальный характер. Одним из них в России является ингерманландское.
Ингерманландцев сближает с каталонцами то, что они считают: большинство властных полномочий в современной Европе должно сосредотачиваться не в столицах крупных стран, а в самих регионах
Ингерманландия (Ингрия) — это историческая область в регионе нынешнего Санкт-Петербурга. Кстати, ее первым названием, после основания Петром новой столицы, было именно «Ингерманландская губерния». С точки зрения нынешних ингерманландских регионалистов, название «Ленинградская область» при отсутствии топонима «Ленинград» выглядит нелепо и архаично. Они предлагают вернуть региону его исконное имя и добиваются его республиканского статуса в составе РФ. В целом, можно заметить, что Ингерманландское движение объединяет тех петербуржцев, которые ценят специфику своего региона выше «общеимперского» патриотизма. Ингерманландцы со своим флагом активно участвуют и в петербургских оппозиционных акциях*.
А во время референдума в Каталонии представители этого движения устроили пикет возле консульства Испании с плакатом: «От Ингрии до Барселоны — Европа регионов!» Ингерманландцев сближает с каталонцами то, что они считают: большинство властных полномочий в современной Европе должно сосредотачиваться не в столицах крупных стран, а в самих регионах. Политики из «больших» столиц, со своей стороны, часто критикуют регионализм — по их мнению, он чреват «дестабилизацией».
У регионалистов на это есть ответ: различные регионы и небольшие страны Европы заинтересованы не в дестабилизации, а напротив — в активном сотрудничестве на всем европейском пространстве. Разрушают ЕС не регионы, а именно бывшие империи, как все наблюдали в случае с Brexit.
Европейский союз просто должен исполнять собственные Хартии (например, о местном самоуправлении), которые наделяют регионы высокими полномочиями и тем самым — приближают власть к гражданам, делают ее более прозрачной. Кстати, Россия также подписала эту Хартию еще в 1996 году. Однако последующее строительство «вертикали власти» практически отменило ее исполнение в РФ.
Свобода истории
Уже после референдума в Каталонии жители двух областей Италии — Ломбардии и Венето — высказались за повышение автономии своих регионов. Но если и в этом видеть не желание их собственных граждан, а «руку Москвы» — так недалеко дойти и до паранойи…
Сводить все мировые события и перемены к поиску чьих-то «тайных заговоров» — значит отрицать свободу истории. В свое время падение Берлинской стены тоже можно было назвать «дестабилизацией» — но оно открыло новую страницу в истории Европы.
В России, несмотря на то, что здесь принято критиковать Европу, можно наблюдать практически ту же, зеркальную, логику: тех, кто требует реального федерализма, также обвиняют в «дестабилизации» и даже в «экстремизме»
В октябре 2017 года Каталония не стала независимой страной. Однако очень скоро, в декабре, там состоятся новые региональные выборы, и вполне возможно, сторонники независимости победят на них вновь. И что будет делать Мадрид? Опять посылать в Барселону полицейских с резиновыми дубинками?
Очевидно, что в ЕС назрела реформа, которая существенно повысила бы права регионов. А некоторые из этих регионов могли бы стать новыми независимыми странами — но в рамках одного и того же Евросоюза, когда между ними все равно не будет никаких границ.
Однако, судя по реакции на каталонские события, эта перспектива не нравится многим «евробюрократам» — их пугает возможное увеличение числа политических субъектов в Европе, за этим им мерещится «дестабилизация». Между тем историческое развитие всегда предполагает усложнение. И вообще, полезно было бы вспомнить, что большинство современных европейских государств создано теми, кого в свое время называли «сепаратистами».
Интересно, что в России, несмотря на то, что здесь принято критиковать Европу, можно наблюдать практически ту же, зеркальную, логику: тех, кто требует реального федерализма, также обвиняют в «дестабилизации» и даже в «экстремизме».
Получается, между строителями российской властной вертикали и политиками из «больших» европейских государств гораздо больше общих скреп, чем может показаться и тем и другим.
Читайте также:
«Кто решит каталонский вопрос»
