Под занавес своей жизни, на 91-м ее году, Анджей Вайда успел закончить новую картину «Послеобраз». Она оказалась сороковой по счету. За месяц до кончины мастера Польский институт киноискусства выдвинул «Послеобраз» кандидатом на премию «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке»
Десять лет назад в России вышла автобиографическая книга Анджея Вайды «Кино и все остальное», где он написал: «… В Польше надо постоянно оправдываться: почему в такие-то годы ты не сидел в тюрьме или как могло случиться, что тебя не расстреляли. У меня не было выхода, требовалась самореабилитация. Ею стало мое кино».
Самореабилитировался он сполна. Череда фильмов — от «Поколения» (1954) и далее по списку (называю только самые знаменитые его ленты) — «Канал» (1956), «Пепел и алмаз» (1958), «Пейзаж после битвы» (1970), «Человек из мрамора» (1976), «Человек из железа» (1981), «Дантон» (1982), «Валенса» (2013) — честные и неподкупные свидетели защиты чести и достоинства художника, принявшего на себя ответственность за исследование трагической истории своей страны и за возрождение ее из пепла.
Отдельной строкой — «Катынь».
По окончании войны правда о катынском смертоубийстве двух с лишним десятков тысяч польских офицеров подразделениями НКВД была уже известна, но находилась под жестким запретом. Над катынским могильником вырос холм пропагандистской неправды. В фильме Вайды самый болезненный мотив — это жизнь, пускай и не во лжи, но рядом с ней, под одним кровом. Это драма выбора, стоящая перед сестрами казненного брата. На экране явственная перекличка с античной трагедией. Бескомпромиссная Антигона жертвенно бросает вызов польской госбезопасности. Конформистка Исмена организует Художественную школу в новой Польше, надеясь спасти то, что еще живо.
Исмена права. Хотя бы потому, что ее школу окончил после войны Анд-жей Вайда, классик мирового кино и автор мемориальной картины «Катынь». Но и Антигона права — она своим нонконформизмом терзала все эти годы совесть и Вайды, и нескольких поколений поляков.
Но Антигона права тысячу раз, а Исмена — тысячу и один раз: без того, что сделали выпускники польской Киношколы, невозможно бы стало духовное возрождение Польши.
Да и для нас, многие годы живших под кровом лжи и во лжи, то, что сделали Вайда и его товарищи по школе, по профессии, было светом в окошке.
Мы жили в одном соцлагере, но в разных бараках. Режимы иногда ссорились, а мастера дружили и как могли сопротивлялись лжи.
«Общность наших культур, — писал Вайда, — корневая; различия поверхностны».
Его пристрастие к русской культуре хорошо известно. Проза Достоевского была для него чем-то вроде Библии. А «Бесов» он многократно ставил в разных театрах и однажды — в Москве, в «Современнике». Однажды роман был им экранизирован. Эта книга на каком-то этапе его жизни стала для него настольной.
Польша времен Гомулки, Герека и Ярузельского была вегетарианской страной по сравнению с нашей. У нас было все страшней и безнадежней. У нас хватало героев-памятников из мрамора, но не оказалось своего Леха Валенсы из железа. Тут-то и вспоминаешь соображение Вайды о специфике советского режима: «Сталинизм занимался селекцией в своей стране: уничтожал пачками самых достойных и людей с обостренным личным достоинством. Он занялся этим и в Польше, едва советские войска пересекли ее границы».
МЫ ЛЮБИЛИ И ЛЮБИМ ВАЙДУ, НО МЫ ПЛОХО УЧИЛИ В «ПОЛЬСКОЙ КИНОШКОЛЕ» ПРЕДМЕТЫ, КОИМИ СТАЛИ ЕГО ФИЛЬМЫ
Последствия такой селекции мы ощущаем сегодня как никогда. Но ведь и Польша с ними знакома. Это признал Вайда, сказав о сложностях расставания граждан нынешней Польши с ПНР и о том, что только теперь ему стало понятно, как «глубоко соответствовал этот режим настроениям большинства».
Сложности расставания нашего большинства с СССР — в сто крат сложнее. Вайда смог это прочувствовать и в том убедиться сравнительно недавно, когда привез к нам «Катынь». Картина натолкнулась на горячее неприятие российской публики. Особенно это было заметно по блогосфере. «Это не наши!» — «Документы? — Фальшивые!»
Любимая советская забава — уход в несознанку. Так было с ГУЛАГом, так случилось с Катынью. Так происходит сегодня с малайзийским «Боингом». Жизнь не научила нас простой истине: чем дальше оттягиваешь признание вины, тем тягостнее ее бремя.
Мы любили и любим Вайду, но мы плохо учили в «Польской киношколе» предметы, коими стали его фильмы.
Впрочем, есть все же пример того, как он хорошо усвоен. Пример опять же польский. Режиссер Владислав Пасиковский, поработавший на «Катыни» ассистентом у Вайды, снял фильм, основанный на реальной истории. Вышел он в российский прокат под названием «Колоски». Точнее его было бы перевести — «Последствия». В нем рассказ о том, как фермер Юзеф Калина со своим братом докопались до правды о гибели евреев в собственном селе. По официальной версии, их погубили оккупанты-нацисты. Братья доказали, что с ними расправились сами поляки. Притом довольно жестоко: их всех загнали в дом и подожгли… И сожгли. Дом этот оказался отчим для братьев Калина. Один из них, не сладив с бременем отцовской вины, попытался было бежать. Другой был распят односельчанами. На груди болтался плакат с надписью «Иуда».
Прошлое — такая упрямая вещь… Оно прорастает, несмотря ни на какой бетон. И вот в очередной раз оно проросло. И проросло не одной плитой. Проросло сонмом могильных плит на пшеничном поле польского фермера Юзефа Калины.
И фильмом «Последствия».
И фильмами самого Вайды… И на самый последок — исполненная оптимизма и горечи цитата из Вайды: «Жизнь похожа на скучную пьесу в театре, но не стоит спешить уходить до конца спектакля».
