Уходящий 2016 год стал, пожалуй, самым переломным за все время нахождения Владимира Путина у власти. Мы наблюдали длительное кадровое землетрясение, в результате которого год завершается с обновленной администрацией президента, новым составом и руководством Госдумы, униженным правительством, пережившим арест федерального министра Алексея Улюкаева, перетасованным губернаторским корпусом, а также существенными кадровыми и структурными переменами в ключевых силовых органах. Путин, который всегда очень осторожно подходил к кадровой политике, полностью изменил своим принципам.
Никогда еще аппарат не менялся так сильно, как в этот раз. Даже трансформации 2003–2004 годов, когда «ельцинская эпоха» была окончательно вытеснена новым путинским порядком (были сформированы новые, «пропутинские», правительство и состав Госдумы), не затрагивали в такой степени фундамент путинской власти — его ближайшее окружение, доверенных лиц. Кадровые перестановки 2016 года были настолько масштабными, комплексными, взаимосвязанными между собой и неожиданными, что дать происшедшему единое логичное объяснение оказывается непросто.
Мы наблюдали длительное кадровое землетрясение, в результате которого год завершается с обновленной администрацией президента, новым составом и руководством Госдумы, униженным правительством, перетасованным губернаторским корпусом, переменами в ключевых силовых органах
Можно выделить три ключевых модели, в рамках которых президент принимал свои решения. Эти модели позволяют понять причины и мотивы структурных и кадровых решений, а также обозначить ключевые факторы, сыгравшие здесь свою роль. Кроме того, практически все решения, которые принимались по кадрам в 2016 году, носили веерный характер, при котором одно назначение было главным, ядерным, а остальные — техническими следствиями, периферией.
ПРИШЕСТВИЕ ЗОЛОТОВА
Итак, модель первая — это целевые назначения. В принципе, хорошие кадровые решения (эффективные и разумные) должны быть именно целевыми: когда лицо, принимающее решение, понимает, какие задачи предстоит решать, и под это нанимает менеджеров. Такие решения более продуманы и стратегически выверены. Например, президент условной страны может выбрать главой правительства «крепкого хозяйственника» для стимулирования экономического роста, монетариста для поддержания макроэкономической стабильности или реформатора для структурных перемен в экономике. Проблема для Путина заключается в том, что для него подобная управленческая логика была всегда очень непрактичной, а доминировали, как правило, совсем другие мотивы, связанные с отношениями (клановые интересы) или краткосрочными задачами. Такие решения никогда не являются стратегическими.
В 2016 году таким решением было лишь одно из всех осуществленных — это создание Национальной гвардии и назначение ее главой бывшего первого заместителя министра внутренних дел и главкома внутренних войск Виктора Золотова. Это назначение также стало «ядерным» в комплексе других кадровых решений: ликвидация ФСКН и ФМС и отставка их глав, Виктора Иванова и Константина Ромодановского соответственно. Тем самым Путин рассчитывал хоть как-то компенсировать МВД утрату внутренних
войск, а судьба двух отставников президента волновала мало: на момент объявления о создании Росгвардии вопрос об их будущем не был решен и не играл в общем никакой роли. Обоим предложили перейти «под» министра внутренних дел Владимира Колокольцева, оба сочли это унизительным и отказались. За всем этим пошла цепочка кадровых перемен в системе МВД, где министр перенастраивал свою обновленную и ослабленную команду.
Создание Росгвардии было нацелено на то, чтобы вывести самый бое-способный силовой ресурс из МВД и передать его в управление ближайшему соратнику, Виктору Золотову, ушедшему с поста главы Службы безопасности президента в 2013 году. Проект готовился давно, а события 2014 года могли стать его катализатором. Вероятно, практический смысл для Путина тут был лишь в том, чтобы сделать управление внутренними войсками на случай дестабилизации ситуации в стране более упрощенным и прямым: из цепочки президент — глава МВД — глава внутренних войск убирается одно звено — министр внутренних дел. Можно было бы, конечно, назначить Золотова министром, но в этом случае он в придачу получал бы не только внутренние войска, но и огромную головную боль, связанную с проблемными точками системы внутренних дел России (война с ФСБ, внутренний плюрализм, коррупция, плохая репутация и т.д.). Золотову передали то, что имеет для режима политическое значение, остальное оставили технической фигуре — Колокольцеву, положение которого стало еще более шатким.
БУРЖУАЗНЫЕ СПЕЦЫ
Вторая модель, в рамках которой президент принимал решения в 2016 году, — функциональные назначения. Перед новичками не ставились специальные целевые задачи, как в случае с Золотовым, но им предстояло оптимизировать функциональность органа власти, снизить его политизированность и сделать ежедневную рутину эффективной управленческой практикой. Проще говоря, когда от секретаря крупной компании требуется хорошо заниматься делопроизводством, но не лезть в чужие дела и не интриговать за спиной начальства.
Таких назначений было в 2016 году много, и в эту логику вписываются перемены и в силовых, и в гражданских институтах власти: тут и приход молодых полковников Дмитрия Кочнева и Алексея Рубежного на посты глав Федеральной службы охраны (ФСО) и Службы безопасности президента (СБП) — оба затем получили очень быстро генеральские звания, — и назначение Антона Вайно на пост главы администрации президента. ФСО и СБП таким образом из политических опор президента преобразовались в инструментальные. Более гармоничным стало и замещение «тяжеловеса» Сергея Иванова на «протоколиста» Вайно. Первый явно тяготился своим постом, не особенно вникая в текущую работу и мечтая о чем-то более практичном и конкретном. В итоге он получил странный, созданный под него пост спецпредставителя по экологии и транспорту.
К этим же назначениям можно отнести — с рядом оговорок — приход Сергея Кириенко на пост куратора управления внутренней политики. Кириенко трудно назвать технической фигурой, однако его задача — снизить конфликтность по ключевым направлениям работы: с губернаторами, либеральной общественностью и правозащитниками, оптимизировать работу ОНФ. Если его предшественник Вячеслав Володин считал более продуктивным выстраивание подконтрольных ему институтов на базе принципов противопоставления (усиление контроля, в частности, в отношении чиновников и глав регионов), то Кириенко во главу угла ставит кооперацию. Тем самым внутриполитическая сфера должна стать инклюзивной, как любят говорить дипломаты. Кириенко, вероятно, и попытается сыграть роль дипломата внутренней политики, что вовсе не означает смягчения политической линии, а лишь коррекцию ее стилистики.
ФСБ: РАСЦВЕТ
Наконец, третья модель кадровых решений в 2016 году оказалась самой распространенной и одновременно пугающей. В основе логики ее функционирования — особая роль «чекистов», чьи действия привели к громким отставкам на уровне федеральных органов власти и губернаторов.
Речь идет об активности той группы влияния, которая в СМИ получила название «сечинский спецназ» — за близость генералитета и следователей к президенту «Роснефти» Игорю Сечину (NT подробно писал об этом в № 22 от 27 июня 2016 года). Эта группа частично была переформатирована, но не ликвидирована. Так, бывший первый заместитель главы Управления собственной безопасности, влиятельный генерал Олег Феоктистов в августе перешел на работу вице-президентом «Роснефти» по безопасности. Его правая рука — Иван Ткачев, который возглавлял 6-ю службу Управления собственной безопасности ФСБ, ту самую, что вела все последние громкие коррупционные расследования, стал начальником управления «К» в Службе экономической безопасности (см. сайт NT от 22 августа 2016 года). Именно оно занималось, например, делом Алексея Улюкаева.
«Шестая служба» не просто инициировала множество громких дел, по итогам которых были приняты крупнейшие кадровые решения, но и активно продвигала свой образ в СМИ: анонимы, очевидно представляющие интересы этой группы влияния, с удовольствием рассказывали журналистам о том, как они и только они способны эффективно контролировать антикоррупционную политику страны вне политической борьбы и на чистом энтузиазме. «Опричники» с кристально чистой репутацией — так они сами себя презентовали в публичном пространстве: тем самым ФСБ в 2016 году вернула себе и политическую функцию, результат чего нам еще только предстоит увидеть.
Именно «шестерка» вела дела против губернаторов (Вячеслав Гайзер, Александр Хорошавин, Никита Белых), расследование комплекса дел о контрабанде (арест Дмитрия Михальченко), что стало фактором смены главы ФСО (уволенный Евгений Муров был лишен возможности рекомендовать своего преемника). Дело о контрабанде привело и к обыскам у главы ФТС Андрея Бельянинова и последующей его отставке, что обернулось кадровой революцией от 28 июля. Тогда, напомним, Путин сменил четырех губернаторов (глав Севастополя, Калининградской, Ярославской и Кировской областей) и двух полпредов (в Северо-Кавказском и Северо-Западном округах). С уходом третьего — Михаила Бабича из Приволжского округа — пока не получилось: Путин предложил ему пост посла России на Украине, но на Украине это предложение было встречено как провокационное.
Это же дело стало катализатором и кадровых перестановок в самой ФСБ, где Управление собственной безопасности «съело» Службу экономической безопасности (глава УСБ Сергей Королев возглавил СЭБ, а Иван Ткачев занял место уволенного главы управления «К» Виктора Воронина). Наконец, активность «чекистов» привела к аресту генералов, близких к главе СКР Александру Бастрыкину: таким образом, ФСБ фактически «подмяла» под себя СКР, убрав оттуда и раздражавшего своей провокационностью Владимира Маркина.
Стабильность как фундаментальная ценность для Владимира Путина вытеснена за два года геополитического кризиса другой фундаментальной ценностью — безопасностью
ФСБ с ее обострившейся внутренней конкуренцией и политическими амбициями спровоцировала крупнейшие перестановки в органах власти России, причем даже в отношении тех, кто считался при Путине «неприкасаемым» (например, Бельянинов). А из дела Улюкаева мы узнали, что именно ФСБ «разрабатывает» и прослушивает едва ли не каждого высокопоставленного чиновника, причем чаще всего без веских на то оснований. ФСБ, в меру своего понимания, вызвалась «присмотреть» за страной, пока Путин отвлекся на решение проблем геополитической повестки. Задвинуть ФСБ на ее прежнее место, вероятно, будет уже не так просто.
ФЕТИШ БЕЗОПАСНОСТИ
Политические итоги года в контексте кадровой политики президента привели к тектоническим трансформациям внутри власти. С одной стороны — деполяризация «вертикали», когда на ключевые посты приходят скорее технические фигуры, не имеющие собственной политической повестки. С другой, раздуваются неформальная роль и функционал «чекистов». Динамику же переменам придает смена приоритетов президента: стабильность как фундаментальная ценность для Владимира Путина вытеснена за два года геополитического кризиса другой фундаментальной ценностью — безопасностью. Безопасность как потребность снижения уязвимости по всем фронтам, включая экономику, финансы, внутреннюю политику и социальную сферу, задает параметры управления и принятия решений. Именно исходя из приоритета безопасности принимаются и кадровые решения, при которых от новичков требуется мобильность, технократичность, исполнительность и дисциплина. В такой системе не остается места для инициативы. В такой системе ставка делается на сокращение издержек, консолидацию и подчинение. Происходящее в 2016 году — лишь начало этого процесса, нацеленного на кардинальную перенастройку режима и выработку нового формата его функционирования в последующие шесть лет очередного срока Владимира Путина.
