Перед Новым годом, когда Европейский университет готовился к предстоящему суду с Рособрнадзором за свою образовательную лицензию, которую этот надзорный орган пытается аннулировать, Смольный преподнес вузу очередной «подарок»: комитет по имущественным отношениям заявил о расторжении договора аренды и выселении университета из здания на Гагаринской улице, 3. Правда, уже 19 января 2017 года Арбитражный суд Петербурга и Ленобласти запретил Росреестру регистрировать прекращение договора аренды особняка. Но этот запрет не снимает главной угрозы — Европейскому университету по-прежнему грозит выселение и, как следствие, прекращение работы.
Дворец раздора
Дворец Кушелева-Безбородко на Гагаринской улице, который Европейскому университету передал в аренду еще Анатолий Собчак, — памятник федерального значения. До университета, еще с конца 1920-х годов, его занимал Институт охраны труда. Именно эта организация в течение многих десятилетий активно перестраивала и перепланировала дворец и даже пристроила к нему отдельное помещение для хранения химических реактивов и проведения опытов. Европейский университет, переехав во дворец, долгое время соседствовал с остатками Института охраны труда (последняя комната была передана университету только весной 2015 года). Естественно, что университет взял на себя все обязательства по сохранению и реставрации здания.
При губернаторе Валентине Матвиенко Европейский университет подписал с правительством города договор аренды на 15 лет, до 2024 года, а почти три года назад, чтобы получить право на реализацию проекта по приспособлению здания для нужд образовательного процесса, вуз заключил с городом договор аренды на 49 лет. Был объявлен и проведен международный архитектурный конкурс на лучший проект адаптации дворца, который выиграл французский архитектор Жан-Мишель Вильмотт (автор перестройки Музея д'Орсе и Коллеж де Франс в Париже, проекта Российского православно-культурного центра).
Сейчас это один из самых крупных и уникальных инвестиционных проектов в Санкт-Петербурге, его общая стоимость по первоначальным оценкам — 2,2–2,4 млрд руб., из которых почти 700 млн Европейский университет обязан вложить в реставрацию исторической части дворца. После серии внеплановых проверок, инициированных летом 2016 года депутатом Виталием Милоновым, все эти проекты могут пойти прахом, и город лишится не только солидных инвестиций, средств на реставрацию, десятков рабочих мест, но и уникального вуза.
В пресс-службе комитета по имущественным отношениям Санкт-Петербурга корреспонденту NT сказали, что договор аренды с университетом расторгается в связи с тем, что вуз нарушил условия договора в части ненадлежащего содержания — произвел незаконные перепланировки, установил неутвержденные пластиковые окна. О чем еще осенью, в конце октября 2016 года, Дзержинским районным судом было вынесено решение, и университету выписан штраф в размере 200 тыс. руб. «Но мы не требуем немедленного выселения, — заверила NT пресс-секретарь комитета Ольга Барашкина. — Установлены сроки — 15 марта, когда спор будет заслушан в Арбитражном суде Петербурга и Ленинградской области».
Биться за то, что есть
Как Европейский университет собирается защищаться, и собирается ли, учитывая, что за последние время его проверяли с десяток федеральных служб, и что стоит за новым наездом на одно из лучших образовательных учреждений страны — с такими вопросами NT обратился к Олегу Хархордину, ректору Европейского университета, профессору факультета политических наук и социологии, и Владимиру Гельману, профессору университета и ведущему специалисту в стране по теории авторитарных режимов, а также к декану экономического факультета МГУ Александру Аузану — как к эксперту.
Олег Валерьевич, почему именно сейчас ваш университет накрыла новая волна претензий? Ведь до сих пор губернатор Георгий Полтавченко относился к вам вполне лояльно?
Да, для нас это стало неожиданностью. Когда в апреле 2015 года мы подписывали с городом новый, измененный договор — изменить его пришлось, потому что нам наконец передали все 100% площадей дворца, — в него город внес новый параграф: при «неправильном использовании исторического памятника арендодатель имеет право расторгнуть договор». Мы были уверены, что это типовой параграф, не подозревая, что в нем есть какой-то подвох. Но летом 2016 года пришла внеплановая проверка, которая заявила: у вас на внутреннем, дворовом фасаде, который никто со стороны не видит, поставлены пластиковые окна, аналогичные пластиковым окнам, стоящим на переднем фасаде, но на передний фасад у вас есть разрешение, а на внутренний — нет. И еще у вас есть несколько пожарных перегородок и флигель, которых нет на современных планах. Мы объясняли: флигель — постройки 1970-х годов, это сделал Институт охраны труда, нам сказали — хорошо, и мы успокоились.
Осенью от нас потребовали, чтобы мы разработали полную проектную документацию, а это несколько сотен тысяч долларов, утвердили ее в КГИОП (комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников. — NT), а потом предоставили правительству города. Да, некоторое торможение было, но представить, что все завершится расторжением договора аренды, мы не могли. Было обычное возвратно-поступательное бюрократическое движение. В конце января должно закончиться обсуждение проекта в КГИОП, потом он поступит в правительство.
В конце декабря, как только стало известно о претензиях комитета по имущественным отношениям, мы направили на имя губернатора письмо с просьбой разъяснить, как действия этих двух комитетов соответствуют поручению президента, которое он издал еще в 2015 году: помочь нам перестроить дворец и назвать один из залов именем Анатолия Собчака, первого мэра Петербурга? Ждем официального ответа из офиса губернатора.
Олег Хархордин: «Останавливается проект, который стоит больше 2 млрд руб., который создаст и новые рабочие места в строительной индустрии, переживающей не самые лучшие времена, и новое современное пространство в центре города»
В суд пойдете?
Естественно, будем оспаривать решение суда по проверкам КГИОП, но пока мы это делаем и пока нет решения вышестоящего суда в нашу пользу, формально комитет имущественных отношений имеет право расторгнуть с нами договор.
А как обстоят дела с претензиями депутата Милонова и его сподвижников?
Все эти претензии сняты, качество образования Рособрнадзором проверено еще во время весенней проверки по вопросам аккредитации, оно не ставится под сомнение. Сейчас у нас проблемы с Рособрнадзором по порядку лицензирования и с комитетом имущественных отношений — из-за трех перегородок, флигеля, построенного в советское время, и пластиковых окон на дворовом фасаде. Из-за этого останавливается проект, который стоит больше 2 млрд руб., который создаст и новые рабочие места в строительной индустрии, переживающей не самые лучшие времена, и новое современное пространство в центре города. Но городу это почему-то не нужно.
В каком состоянии ваш процесс, касающийся лицензии на образовательную деятельность?
В начале января состоялось предварительное заседание, основное слушание назначено на 8 февраля — надеемся на настоящее, состязательное правосудие.
Есть варианты отхода? Предположим, здание отберут, что будете делать?
Регулярно читаю исследования по консалтингу для деловых людей. Во многих из них говорится, что наличие плана «Б» демотивирует реализацию плана «А». Так что будем разбираться с неприятностями по мере их поступления, а пока будем биться за то, что есть.
Ненужное разномыслие
Владимир Гельман, политолог, профессор Европейского университета:
На мой взгляд, эти атаки на Европейский университет отражают общие тенденции в стране: независимые учреждения, которые выражают собственную точку зрения, воспринимаются как угроза существующему в России порядку. Европейский университет — самоуправляемая негосударственная организация, где работают специалисты, имеющие свое мнение по самым актуальным событиям и явлениям, которые публично это мнение озвучивают в СМИ. Что конкретно вызывает недовольство и неприятие, я судить не берусь, но есть поводы, а есть причины. Милонов и его претензии, на мой взгляд, — это повод, а причины — гораздо глубже. Проблема в том, что университет как независимая самоуправляемая организация производит такой продукт, который наш первый ректор (социолог Борис Фирсов. — NT) называл «разномыслие». То есть способность к независимому мышлению, аргументированное изложение и сопоставление разных позиций, готовность не воспринимать ничего на веру, умение самостоятельно ставить и решать задачи. Мне кажется, что именно эти качества университета, которые мы на протяжении уже более двух десятков лет отстаиваем и проводим в жизнь, вызывают отторжение у какой-то части российского истеблишмента.
Владимир Гельман: «Проблема в том, что университет как независимая самоуправляемая организация производит такой продукт, как «разномыслие».
То есть способность к независимому мышлению»
«Умные не надобны, надобны верные» — известное выражение из романа «Трудно быть богом» братьев Стругацких. Это сейчас очень востребовано российскими властями, а Европейский университет в эту актуальную для нашей современности мысль не вписывается.
Извлечение ренты как причина и цель
Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ:
Европейский университет — это один из немногих примеров развития модели исследовательских университетов в России. Такие учебные заведения, как Российская экономическая школа, Российская школа социально-экономических наук и Европейский университет, — это сейчас тройка лидеров современных научных методов в гуманитарных и общественных науках на российском образовательном пространстве. Это не означает, что в больших университетах, в том числе в моем родном МГУ, не происходит серьезного фундаментального научного поиска. Но без малых продвинутых университетов образовательная и научная карта России выглядела бы беднее. Поэтому мы со всеми такими вузами сотрудничаем, внимательно смотрим на то, что делают их специалисты — политологи, экономисты, социологи. Что касается претензий, вся эта система требований выросла не из советской системы, она наросла в 1990-е годы как способ извлечения разного рода ренты — политической, административной, монопольной. Я достаточно много этим занимался и как исследователь, и как разработчик реформ. Ничего удивительного, что в российской нормативной практике легко можно найти взаимно противоречащие требования и прижать того или иного участника хозяйственной или образовательной сферы деятельности, предъявляя формально законные, а по существу не самые разумные требования. При наличии такого рода экстрактивных институтов, выжимающих свою ренту, любая производительная деятельность по меньшей мере затруднена. Я желаю коллегам выдержки и продолжения их полезной деятельности.
