Цена Донбасса

Фото: East News

Всякое решение, принятое властью, имеет материальную цену. Поворот во внешней и внутренней политике России, спровоцированный революцией на Украине, аннексией Крыма и поддержкой сепаратистского движения на Донбассе — не исключение. Российская власть никогда не отрицала, что такая цена существует, хотя долгое время не могла определиться с ее мерой.

Летом 2014 года, в разгар боевых действий в окрестностях Донецка и Луганска, провластные аналитики всерьез обсуждали возможные плюсы экономического сотрудничества ДНР/ЛНР с соседними регионами России. После введения в августе 2014-го санкций отечественная пропаганда утверждала, что санкции недейственны. Антиукраинская установка российской власти до конца 2014 года вполне цинично рассматривалась в кругах российских производителей, как освобождение от конкурентов как на рынках ЕС, так и на внутрироссийском рынке. Четверть товарооборота РФ–Украина ушло в небытие уже во II полугодии прошлого года, и у этого процесса были не только пострадавшие: бытовало даже некоторое недовольство правительством России, которое никак не вводило эмбарго на торговлю с Киевом (и не ввело до сих пор). Тем не менее тот факт, что история «вокруг Донбасса» являлась некоторой сделкой, где на одной стороне — ущерб для российской экономики, а на другой — нематериальные приобретения, которые каждый патриот должен оценить самостоятельно, Кремлем никогда не скрывался.

Мы вряд ли компетентны в оценке второй стороны сделки (это вопрос веры), но оценить другую часть неравенства можем. Это будет полезно и для патриотов: вдруг в следующий раз от их имени могут пообещать заплатить столько, что даже патриотам не понравится?

Донбасский абонемент

Для российских компаний и их владельцев «цена Донбасса» может быть определена достаточно точно: это падение капитализации. Осенью 2013 года индекс РТС превышал 1500 пунктов, сейчас он находится около отметки 850 пунктов — капитализация активов РФ снизилась примерно на 40–45 %. Патриоты, правда, скажут, что в рублях — в силу девальвации национальной валюты — компании в основном не подешевели, в отличие от самих рублей, которые похудели относительно доллара почти в два раза. Девальвация же российской валюты в «цену Донбасса» не входит: рост внешнеполитических рисков России — лишь одна из причин девальвации, главная — снижение цен нефти с пиковых $120 за баррель к нынешним $50. И американским заговором против России это принято объяснять лишь в провинциальных пивных. Вспомним, кстати, что часть экономических проблем России вызвана снижением темпов мирового экономического роста. Так, может, на самом деле «Донбасс» России ничего не стоил? Нефть упала бы и так, а что касается экономического роста — министр экономического развития России Алексей Улюкаев еще летом 2013-го, во время назначения на этот пост, говорил о снижении темпов роста ВВП РФ до 2–3% в год в грядущее десятилетие из-за структурных проблем. Не забудем и о неоднократно описанной в экономической литературе «ловушке средних доходов» — резком замедлении темпов экономического роста на несколько лет при достижении уровня подушевого ВВП около $20 тыс.

Осенью 2013 года индекс РТС превышал 1500 пунктов, сейчас он находится около отметки 850 пунктов — капитализация активов РФ снизилась примерно на 40–45%

Разумеется, Донбасс стоил, и стоил дорого — цена определима уже сейчас, несмотря на то что платить «донбасский абонемент» вне зависимости от дальнейшего развития событий придется как минимум несколько лет. Чтобы показать, что именно и как Россия потеряла, — оценим, как развивались бы события, если бы весной 2014 года государственная машина не двинулась бы туда, куда она, увы, двинулась.

Инвестиционная голодовка

Вопреки распространенному мнению, падение ВВП России в 2015 году, которое, по текущим расчетам и негосударственных аналитиков, и аналитиков Минэкономразвития, составит около 3,5–3,9 %, считать экономическим бедствием не имеет смысла. Нефтяное богатство, накопленное страной за десятилетие 2004–2014 годов, не могло испариться в одночасье и, разумеется, не испарилось. Производственная линия, упаковывающая молочные продукты, автозавод в Калужской области или газовая скважина в Тюмени никуда не делись из-за того, что Кремль решил повоевать на Юго-Востоке Украины.

Однако это не значит, что эти инвестиции не пострадали вовсе. Пострадали. Представьте себе, что вы 10 лет вкладывались в компанию в России — строили производственные мощности, набирали и обучали персонал, вели исследования рынка, отрабатывали цепочки сбыта, создавали линейку брендов, летали на переговоры в Китай и Германию и рисовали планы развития. А весной 2014 года вы вдруг узнали, что той страны, в которую вы вкладывались, уже нет, а есть другая, где сокращаются или, по крайней мере, не растут доходы населения, правительство на глазах милитаризируется, парламент принимает законы, усложняющие ведение бизнеса, где реальность — международные санкции, нестабильная национальная валюта и неопределенные экономические перспективы. Вне зависимости от того, как вы относитесь к российской аннексии Крыма, вы будете вынуждены в такой ситуации ликвидировать за бесценок часть своих инвестиций и потратить немалые деньги на то, чтобы приспособить свой бизнес к новым условиям. И до тех пор, пока вы не поймете, каковы перспективы развития вашего бизнеса в данной стране, вы не будете осуществлять новые инвестиции.

Собственно, главная проблема российской экономики в настоящий момент — это не снижение ВВП и даже не снижение реальных располагаемых доходов населения, а инвестиции.

По данным государственной статистики, проблемы с инвестициями в России начались еще в 2013 году: именно тогда индекс физического объема инвестиций в основной капитал ушел — в сравнении с предыдущим годом — в минус, а российские банки почти единогласно начали говорить о том, что в России слишком мало качественных инвестиционных проектов, которые можно было бы без риска кредитовать.

Впрочем, без «Донбасса» в 2014 году ситуация должна была несколько выправиться — в первую очередь потому, что именно в 2013 году крупнейшие российские госбанки, Сбербанк и ВТБ, приняли, наконец, решение о выходе на рынок массового ипотечного жилищного кредита. Инвестиции в жилье должны были стать модой в экономике на ближайшее десятилетие, и первые плоды «ипотечный бум» должен был начать приносить в 2015 году. То, что этого не произошло, — это уже сама по себе проблема на пять лет вперед, причем очень зримая. Бизнес Амирана Георгадзе, 19 октября предположительно расстрелявшего замглавы Красногорска и еще троих человек, попал в безнадежную ситуацию именно из-за резкого падения спроса на жилую недвижимость. Конечно, большая часть строительных групп будет разваливаться без выстрелов из автоматов, однако история Георгадзе довольно внятно показывает, что стало с надеждами на массовую доступную ипотеку.

В 2014 году инвестиции падали не так сильно, как можно было ожидать, хотя массовая остановка новых проектов наблюдалась уже весной 2014-го. В 2015 году инвестиции упали уже достаточно существенно, по итогам I полугодия — на 5,4 %: это примерно 700 млрд руб., которые не были вложены в экономику.

По итогам 2015 года, инвестиционный спад составит уже 10 % — то есть в экономику не придет уже больше полутора триллионов рублей.

Ждать, что частные инвестиции будут заменены бюджетными, нет никаких оснований. И не потому, что правительство Дмитрия Медведева не хочет тратить налоговые сборы на то, что раньше покрывалось из частного кошелька, — оно просто не может этого делать: упавшая цена на нефть уменьшила доходы государства и оплачивать поддержание инвестбума нечем.

По очень умеренным оценкам, падение инвестиций в экономику России составит в 2015–2020 годах порядка 10 %. Речь идет о непостроенных зданиях, незакупленной технике, невложенном капитале в компании на сумму в нынешних ценах порядка 6-7 трлн руб., или $100 млрд. В эту сумму, судя по всему, и надо оценить «цену Донбасса». Это не столько богатство, которое мы потеряли, сколько база для оценки того богатства, которого мы не сможем заработать.

Утрата будущего

Остановка инвестиционного бума в России в 2013 году между тем могла бы стать поворотным моментом в развитии национальной экономики. Дело в том, что нефтяной кризис 2014–2015 годов и события в мировой экономике в этот же период отнюдь не исчерпывались Донбассом и гражданской войной в Сирии: увлекшись сначала перекройкой государственных границ, а затем борьбой с обвалом нефти, власти России, видимо, упустили один из нечасто выпадающих шансов занять новое место в мировом разделении труда.

Переход на плавающий курс рубля и снижение издержек для международных компаний за счет двукратной девальвации национальной валюты — то есть снижение цены рабочей силы — могли сделать Россию одной из самых интересных юрисдикций. Могли бы, если бы не Донбасс.

В I полугодии 2015 года инвестиции упали на 5,4%: это примерно 700 млрд руб., которые не были вложены в экономику. По итогам 2015 года инвестиционный спад составит уже 10% — то есть в экономику не придет уже больше полутора триллионов рублей. Потери в 2015–2020 годах составят порядка 10% — в нынешних ценах порядка 6-7 трлн руб., или $100 млрд.

Ведь девальвация и падение цен на нефть лишь усилили бы наши конкурентные преимущества. Россия — это по-прежнему страна со средним уровнем доходов населения и сформировавшимся средним классом, с довольно устойчивой банковской системой, с колоссальным недоинвестированием в течение многих десятилетий в объекты и институты, без которых непредставима жизнь стран с аналогичным доходом, страна с довольно образованным рабочим классом, без огромных социальных проблем, со среднеразвитой инженерной культурой и все еще какой-то наукой. Без Донбасса зимой 2014 года Россия превращалась в кандидата №1 на пристальное внимание большого числа инвесторов, а уж российские собственники и инвесторы и вовсе не думали бы отсюда уходить. Давно ожидаемое снижение экономического роста в Китае так и так ставило перед целым рядом мировых корпораций вопрос перенаправления части инвестиций в ближайшие пять лет. Это могла быть Россия, это могла быть Восточная Европа, это мог быть Ближний Восток, это могли быть некрупные страны Латинской Америки — в первую очередь Перу, Эквадор, в меньшей степени — Чили. Наконец, часть вложений постепенно перетекает в наиболее развитые страны Африки и в Индию. Выбор этот тем более актуален, что наблюдается на фоне замедления роста мирового ВВП при сверхмягкой денежно-кредитной политике ЕЦБ и ФРС США — в мире сейчас, в отличие от России, очень много свободных денег (это скорее плохо, чем хорошо), и эти деньги могли бы быть вложены, в частности, в Россию.

Главное стратегическое поражение страны в истории с Донбассом заключается вот ровно в этом: Россия сама себя вычеркнула из списка стран, куда в ближайшие десятилетия потекут мировые капиталы. Санкционная изоляция, а затем и самоизоляция России — это не обмен материальных благ на некоторое светлое будущее. Это отказ выбирать себе возможное будущее на годы вперед — и это, конечно, много хуже, чем падение ВВП, поскольку в таком случае наше будущее будут выбирать за нас другие люди.