Шанхай. Фондовая биржа, 24 августа 2015 года
Путин едет в Пекин для участия в торжествах по случаю «Победы китайского народа над Японией и окончания Второй мировой войны». Гвоз-дем программы, как и 9 мая во время аналогичных торжеств в Москве, станет грандиозный военный парад. Как и в мае в Москве, торжества в Пекине пройдут при практически полном отсутствии лидеров Запада. Президент Барак Обама — лидер страны, 4 года подряд воевавшей с «империей Ямато» на Тихом океане, — в Пекин не приедет. Да и Япония, у которой в последнее время резко обострился территориальный спор с Китаем вокруг островов Сенкаку (архипелаг в Восточно-Китайском море, в 170 км к северо-востоку от Тайваня. — NT), отказалась послать на торжества даже главу своего МИДа. Дипломатические источники в Токио утверждают, что сделанный Пекином выбор в пользу жесткой линии в территориальных спорах со странами-соседями — Японией, Вьетнамом, Филиппинами — разозлил Запад, из-за чего уровень представительства на сентябрьских торжествах резко упал. Но есть и иные версии: дескать, западные лидеры стремятся сейчас избежать любых контактов с Владимиром Путиным.
Как бы то ни было, Китай для Запада всего лишь партнер. Для России, с тех пор как она попала под пресс западных санкций, — главный партнер. Стратегический, как не раз подчеркивал Кремль. Российско-китайская дружба призвана как минимум прирасти газопроводом «Сила Сибири», по которому в Китай в течение грядущих 30 лет должны притечь 38 млрд кубов российского газа в обмен на масштабные инвестиции. Но реальность вносит в эту повестку отрезвляющие коррективы.
Генератор забарахлил
Путин прибывает в Пекин после сложного для России августа: нефть потеряла в цене почти 16%, рубль обесценился на 18%, а отношения с Западом отнюдь не стали лучше. Но август выдался проблемным не только для России: в Китае биржевой индекс Shanghai A (Шанхайская фондовая биржа) рухнул на 29%, а цифрам официальной китайской статистики верят сегодня, похоже, только самые убежденные члены правящей в Поднебесной партии.
Еще год-полтора тому назад союз Москвы и Пекина выглядел объединением двух «возвышающихся» держав. Обе страны были крупными экспортерами, наращивали валютные резервы, претендовали на строительство новой глобальной архитектуры. Ставка «ресурсной» России на «индустриальный» Китай выглядела вполне логичной. Однако с учетом последних событий ситуация, похоже, выглядит не столь очевидной.
В 2015 году именно Китай, который долгие годы выступал генератором мирового хозяйственного роста, превратился в проблему глобальной экономики. С 1985 по 2014 год его доля в мировом валовом продукте выросла с 2,1% до 16,7%; в стране производится 26% выпускаемых в мире автомобилей, выплавляется 49% стали, вырабатывается 62% цемента. Долгие годы экономика КНР росла через увеличение экспорта, но сегодня этот ресурс почти исчерпан: с одной стороны, «поджимают» конкуренты, с другой — освоенные рынки уже практически переполнены китайской продукцией.
Не имея в своем распоряжении должной ресурсной базы, Китай импортирует 6,2 млн баррелей нефти в день, или 16,5% всего международно торгуемого черного золота. Не меньшей является и роль Поднебесной на других товарных рынках. Соответственно, замедление Китая нанесет удар, прежде всего, по экспортерам сырья — и значит, по России. При этом никакие союзнические отношения не заставят Китай продолжать покупать у нас нефть, газ, уголь и железную руду по ценам, превышающим мировые, или в количествах больших, чем те, в которых нуждается китайская экономика.
Поворот — в ту ли сторону?
Иными словами, «поворачивая» на Восток, Россия ориентировалась на экономику, которая — с точки зрения потребления ресурсов (прежде всего, нефти и газа) — уже приближалась к естественному пределу. В условиях отсутствия спроса на конечную продукцию (а Китай сталкивается с этим как на внешнем, так и на внутреннем рынке) удешевление факторов производства не может сыграть на увеличение ее потребления. Если никто не покупает ваши автомобили или не вселяется в построенные дома, бессмысленно экономить на нефти или цементе. При этом Россия, надеясь на Китай, отворачивалась от Европы (и отчасти от Америки) — рынков, на которые нынешние тренды нефтяных цен оказывают совершенно иное влияние.
Мы могли уничижительно называть Европу «умирающей» экономикой, но не стоит забывать, что падение цен на нефть на $50/баррель позволяет ЕС сэкономить до $175 млрд в год, или 1,1% его суммарного ВВП. Это значит, что граждане и предприятия имеют возможность нарастить потребление. А это, в свою очередь, подтолкнет промышленность и сферу услуг.
 |
|
Однако «талантливая» экспортная политика «Газпрома» и внешнеполитические экзерсисы Кремля приведут к тому, что расширяющийся европейский рынок окажется выгоден Катару и Ирану, но не России. Получается, что мы «повернули» в сторону страны, которая будет падать и подниматься синхронно с нами, а не разновременно. Как результат — обострение кризиса в России, а не смягчение его.
Фабрика по производству пластиковых автомобильных деталей в Нингхае (провинция Чжецзян): заказов все меньше, прибыли падают, впереди — трудные годы, июль 2015 года
Вспоминая 1997-й
В своем недоверии к Западу мы привыкли винить Америку и Европу во всех наших проблемах. Совсем недавно в России общим местом считалось утверждение о том, что «ипотечный» кризис в Соединенных Штатах, достигнув через мировые рынки капитала нашей страны, нарушил привычное вставание России с экономических «колен». Однако никто сейчас почему-то не вспоминает гораздо более близкий к нынешним событиям кризис 1997 года, начавшийся в Азии и ставший классическим кризисом экспортно ориентированных экономик в условиях прогрессирующей глобализации. Именно тот кризис обвалил цены на нефть и многие другие ресурсы. Причем обвалил так, что менее чем через год после паники в Сеуле, Гонконге и Куала-Лумпуре Россия объявила дефолт и девальвировала рубль более чем втрое.
Конечно, никакие исторические аналогии не должны абсолютизироваться, но не принимать их во внимание тоже нельзя. Сегодня мы приближаемся уже к третьему «азиатскому» кризису, если считать первым кризис в Японии в 1989–1990 годах, а вторым — кризис в «развивающейся Азии» в 1997–1998-м. Однако сейчас и масштабы азиатской экономики, и ее роль в мировом хозяйстве в разы превышают уровни четвертьвековой давности — и потому стоит готовиться к намного более серьезным потрясениям. Став первой экономикой мира, Китай, вероятно, скоро превратится и в самую крупную в мире экономическую проблему.
В плену иллюзий
Россия к этим проблемам и потрясениям не готова. Пойдя на обострение с Западом, Москва пребывала (и пребывает до сих пор) в плену иллюзий относительно Китая как потенциального стратегического союзника. Да, наш товарооборот с КНР приближался в 2013–2014 годах к заветной цифре $100 млрд, но прежде всего потому, что импорт из Китая в РФ вырос с 2000 по 2012 год в… 54,5 (!) раза — с $950 млн до $51,7 млрд, а профицит России в торговле с Китаем, составлявший 15 лет назад $4,3 млрд, сменился дефицитом в $16,3 млрд.
Мы не получили от Китая стратегических инвестиций — сегодня китайские капиталовложения в соседний Казахстан превосходят инвестиции в Россию в 10,5 раз. Ни в одном важном международном вопросе Россия не нашла поддержки КНР, включая голосование в ООН или других международных организациях. Даже наши мечты о евро-азиатском транзите вряд ли сбудутся — в последнее время Китай очевидно предпочитает развивать Морской шелковый путь через Бирму и Индийский океан, а со снятием санкций с Ирана он, вероятно, сосредоточит внимание и на сухопутных маршрутах, обходящих Каспий с юга. Даже наше газовое сотрудничество пока остается «в планах»: запуск газопровода «Сила Сибири» откладывается как минимум до 2021 года, а новая труба через Алтай, скорее всего, никогда не будет построена.
Сделав ставку на Китай, Россия, судя по всему, не столько ошиблась, сколько опоздала. Проекты, которые она хочет реализовать с Поднебесной сегодня, стоило инициировать 10–12 лет назад, чтобы они претворились в жизнь в период максимальных успехов Китая — в период, который, как может стать понятным в ближайшие несколько лет, уже остался позади…
Фото: REUTERS/Aly Song, REUTERS/Sue-Lin Wong
